– Кто это сказал? – поинтересовался впечатленный Ван.

– Великий американский писатель. Роберт Энсон Хайнлайн. – Старик слезящимися глазами уставился на светящийся экран «макинтоша». – Сейчас не выпускают его электронные книги? Что-нибудь такое, чтобы эта машинка мне их могла читать вслух. Я уже не справляюсь с мелким шрифтом.

– Я тебе достану, дед, – обещал Ван.

– Я пытался заставить Келли Джонсона почитать Хайнлайна, но Келли ничего после своих том-свифтовских книжек не читал. «Том Свифт и его аэроплан». – Старик фыркнул. – Келли Джонсон в двенадцать лет решил, что будет строить самолёты.

Двенадцать лет, подумал про себя Ван. Ему исполнилось двенадцать в 1981 году. Вану стукнуло одиннадцать, когда отец притащил домой его первый «коммодор» – Vic-20. В двенадцать лет он перебрал компьютер по деталям.

– Сынок, – прохрипел дед, – если возьмёшься работать на федералов, тебе и правда пригодится совет. Точно тебе скажу. И я тебе могу посоветовать кое-что полезное. Как правильно организовать «шарашку». Этому делу если раз научишься, то уже не забудешь. – Старик просветлел лицом, будто враз сбросил не один десяток лет. – Правильно – это так, чтобы получить результат. Ты меня слушаешь, сынок?

Ван с серьёзным видом кивнул.

– Вот тебе простые вещи. Принципы. «Слушай» – вот первый принцип. Важней слушать своих сотрудников, чем ими распоряжаться. «Решай» – вот второй. Когда надо принять решение, делай это. Верное, неверное – потом разберёшься. А третий – «верь». Никогда не пытайся построить штуку, в которую не веришь. Потому что иначе, когда тебе урежут бюджет – а его урежут, – ты не сможешь с честными глазами послать ублюдков ко всем чертям.

– Это точно, – с признательностью заметил Ван. – Чистая правда.

– Сынок, государственные программы – они как люди. Они с возрастом в маразм впадают. Коснеют. Для «шарашки» это не годится. Надо работать быстро, тихо и вовремя. Три принципа у нас уже было – вот тебе три правила.

– Понял.

– Когда я говорю «быстро», это значит – в тесном кругу. Маленькая компания, лучшие спецы, и никого больше. В пятьдесят раз меньше народу, чем в обычной компании. Никаких длинных отчетов. Никогда не читай длинных отчетов. А того, кто такой напишет, увольняй сразу. Никаких долгих совещаний. Надо, чтобы все работали одной командой, не отвлекаясь, только над проектом. Инструментов из рук не выпускать, от самолёта не отходить. Держаться проектного задания и не отступать. Только так можно добиться результата.

– Мне записать?

– Ты слушай внимательно, твою растак! Хорошие парни полжизни угробили, чтобы это узнать! Старик задохнулся. – Когда я говорю «тихо», это значит – без болтовни. Никогда не хвастайся тем, что делаешь. Никогда. Делай свое дело и не требуй признания. Если никто не знает, кто ты, никто и не проведает, чем ты занимался. Кроме врага, конечно. Дед расхихикался снова и закашлялся. – Русские спутники каждый день пересчитывали автомобили у нас на стоянке! Эти московские шпионы больше знали о моей работе, чем моя семья!

Наступила мучительная пауза. Так долго и откровенно Ван никогда прежде с дедом о работе не беседовал. Конечно, он с детства знал, что дед строит самолёты, но детали всегда заволакивало фамильное молчание Вандевееров.

Ван разглядывал желтые обои. Бумага отклеивалась от стены и рвалась.

– Моя вторая жена, правда, знала о моей работе, добавил старик, будто защищаясь. – Но Анджела была моей секретаршей! И третья жена – тоже. Ну, Дорис была не совсем секретарша… Дорис была агентом «Нортропа» по найму. – Старик вздохнул. – Не надо мне было переходить в «Нортроп», но кресло начальника «шарашки» забил за собой Бен Рич, а строить гражданские дозвуковики у меня никаких сил не было.

– Ты говорил про «вовремя», – напомнил Ван.

– Точно! Ты прав. Надо всё делать вовремя. Надо подключаться к работе, покуда у всех глаза горят! Прежде чем начнется бюрократия и за каждый цент станешь драться насмерть! Самое трудное – правильно время рассчитать, сынок. Надо знать, когда браться за работу. И знать, когда уходить.

Старик натянул наконец рубашку на костлявые плечи. От статического электричества редкие волосы его встали дыбом, точно пух одуванчика.

– Я-то выбрался. Отвертелся наконец. А надо было уходить раньше.

– Почему, дед?

– Это всё бухгалтерия. – Старик с омерзением сделал вид, будто считает банкноты. – Бухгалтерии ремонт не нужен, сынок. Этот японский министрик и его чёрные деньги… после той истории «Локхид» уже не оправился. Как только бухгалтерия победила – кончилась «шарашка». Когда деньги берут верх над техникой, всему конец, сынок. Когда деньги берут верх над техникой – всё, остались только хром и обтекатели.

Вана кольнуло сочувствие. Ему было семь лет, когда прогремел скандал со взятками в «Локхиде». Если бы не дедово отчаяние, Ван и не вспомнил бы о том случае – всего лишь полузабытый позор эпохи Уотергейта.

Но позднее эта история всплыла перед ним ещё раз – когда японец из «ДоКоМо»[15] пытался объяснить ему, почему у Японии возникло столько проблем. Почему Япония, страна лучших в мире инженеров и самых крутых гаджетов, провалилась в черную дыру. В восьмидесятых казалось, что японцы будут править миром. В девяностых уже не казалось.

Ван как-то сразу решил для себя, что мир оборонных контрактов живет коррупцией. Трудно развеивать несуществующие иллюзии. По счастью, сам он обитал в мире компьютеров и телекоммуникаций. Совсем в другом мире.

– Ну вот… – пробормотал старик. – Это всё, сынок. Всё, что тебе нужно знать. Теперь можешь ехать домой и выпить за здоровье.

Дед рассеянно перебрался поближе к столу и споткнулся о натянутый между ящиком и розеткой красный провод. С удивлением вытащил сверкающий клеевой пистолет и осторожно примостил на столешнице.

– Ты только глянь на это чудо, – промолвил он. – Дед, я уже видел паяльные пистолеты.

– Такого ты ещё не видал, малыш. Мне его сварганили ребята из Бербанка, когда мы отожгли швы на корпусе «Дрозда». А корпус мы варили из листового титана – на трех Махах обшивку греет так, что свинец плавится! – Он потряс пистолетом. – Давай покажу.

Ван с ужасом заметил, что дешевая розетка уже пожелтела и начала оплавляться.

– Дед, не стоит плавить свинец в этой штуке.

– Да ну, она любой припой берет, без проблем. Дед зашарил в ящике стола, перебирая пыльный мусор.

– Дед, дай мне эту штуку!

– Для тебя она слишком старая. Мне ее ребята спаяли в шестьдесят третьем. Именной супербластер Чака Вандевеера! – Он восторженно ухмыльнулся. – Чертовски славная вышла шутка. Хорошие были ребята, веселые.

– Дед, я куплю тебе в универмаге новый.

– А этот я тебе не отдам. Он мой. Тебе правда нужен паяльный пистолет, малыш? Зачем?

На это Вану ответить было нечего. Старик прищурился.

– Не можешь рассказать? Секретно? Это всё электроника.

– М-м… ну да.

– Там сплошная пайка. Лампы, всё такое.

– Точно! – подхватил Ван. – Сплошная.

– Тогда забирай его, Дерек, сынок. Оставь у себя, покуда будет нужен.

– Спасибо большое!

Ван торопливо выдернул паяльный пистолет из розетки и, пошуршав липучками, уложил опасное устройство в самый большой карман. По крайней мере, дом не сгорит.

– Дед, – он обвел комнату свободной рукой, – как ты здесь оказался?

– Прячусь я тут, вот что! С тех пор, как выбрался из дурдома! – Дед Чак постучал по обтянутому пергаментом лбу. – Старик Келли – вот кто не умел вовремя рвать когти! Склероз его скрутил, вот в чём была его беда… Я же помню, как он валялся на больничной койке, почти парализованный, и честил Аллена Даллеса – это когда Даллес уже помер давно… Совсем из ума выжил! А вот малыш Шрини… Он ещё мальчишка, конечно, Шрини-то, но неплохой инженер, из лучших моих ребят… Вот, компьютер мне починил, теперь читает вслух инструкции… Нарасхват сейчас парень идет, занятой весь из себя… Это его комната.