Демон – такое отвратительное слово.

И чертовски старомодное. Люди слышали «демон» и воображали изощренно-гротескную преисподнюю Иеронима Босха, или того хуже – чокнутый Дантовский Ад. В самом деле. Пламя, агония, мучительные взывания душ.

Хорошо, может в Аду и жарковато. И если бы здесь имелись придворные живописцы, их возглавил бы Босх.

Но дело не в этом. Демон рассматривает себя скорее как Наставник Свободной Воли. Это намного лучше и современней. Так сказать, анти-Опра.

Вся суть в воздействии.

Дело в том, что душевные качества не отличались от составляющих человеческого тела. Телесная форма имела множество рудиментарных органов, например, аппендикс, зуб мудрости или копчик, - все это, в лучшем случае, являлось не нужным, в худшем - подвергало риску функционирование целого.

То же самое и с душами. Они также имели бесполезный багаж, обременяющий свойственные им качества, и эти раздражающие, лицемерные замашки волочились следом, как аппендикс, в ожидании заразы. Вера, надежда, любовь… благоразумие, сдержанность, справедливость и стойкость… все это - бесполезный хлам, до краев наполняющий сердце моралью, вставая на пути влечению к злу, присущему душе.

Задача демона – помочь людям узреть и выразить их внутреннюю суть без вмешательства дурацкой, отвлекающей человечности. Пока люди оставались верны своей истинной сущности, они двигались в правильном направлении.

И в последнее время они были относительно верны. Между всеми войнами на планете, преступностью, пренебрежением к окружающей среде, выгребной финансовой ямой, именуемой Уолл-Стрит, и повсеместным неравенством, дела шли как надо.

Но этого было недостаточно, и время утекало сквозь пальцы.

По аналогии со спортом, Земля была полем; игра продолжалась на нем с момента возведения стадиона. Демоны были хозяевами поля. «В гостях» играли Ангелы, эти ничтожные химеры счастья из Рая.

А там, блин, придворным живописцем служил Томас Кинкейд.

Каждая душа была куотербеком на поле, участником в глобальной борьбе добра со злом, а табло отражало его или её относительные моральные ценности и деяния на Земле. С рождением мяч вводился в игру, смерть означала конец матча, после чего очки засчитывались победителю. Тренеры оставались за боковой линией, но они могли, как выпускать различные составы игроков на поле, чтобы повлиять на человека, так и брать тайм-ауты для ободряющих речей.

Общеизвестные как «состояния клинической смерти».

Но вот в чем проблема: Создатель следил за исходом, подобно зрителю, смотрящему постсезонную игру в холодном кресле, с набитым хот-догами животом, и горланящим фанатом за спиной.

Слишком много осечек. Тайм-аутов. Слишком много ничьих, ведущих к ничего не решающему дополнительному времени. То, что началось как увлекательная дискуссия, очевидно, утратило свою привлекательность, и командам поставили ультиматум: Заканчивайте игру, мальчики.

Поэтому обеим сторонам пришлось сойтись на одном особенном куотербеке. На одном куотербеке и семерых игроках.

Вместо бесчисленного множества людей, их ограничили семью душами, склонными как к добру, так и ко злу… дали семь шансов определить, была ли человечность благочестива или же пагубна. Результат “ничья” исключен, а на кону стояло… все. Если выиграет Команда Демонов, они получат стадион и всех игроков, текущих и будущих. И ангелы превратятся в рабов навеки.

По сравнению с этим, пытки людей покажутся скукой смертной.

Если же победят Ангелы, вся Земля станет ничем иным, как одним распрогребаным, громадным Рождественским утром: все поглотит удушающая волна счастья, тепла, заботы и участия. При таком отвратительном раскладе Демоны перестанут существовать не просто во вселенной, но и в сердцах и умах всего человечества.

Хотя, учитывая все песни и пляски, такой исход был бы наилучшим. Однозначно, проще, чем долго и упорно тыкать жердочкой в глаз.

Демоны ненавидели проигрывать. Никаких альтернатив. Семь попыток – не так уж много, а команда гостей выиграла метафизическое бросание монеты: они получили возможность влиять на куотербека, который будет, так сказать, бить по семи «мячам».

Ах, да… куотербек. Неудивительно, что выбор этой ключевой фигуры привел к жаркой полемике. В конце концов, выбрали одного, которого признали приемлемым обе стороны … который, как ожидали оба тренера, разыграет партии согласно их целям и выгоде.

Дурак не знает, во что ввязался.

Дело в том, что Демоны были не готовы возложить столь весомую ответственность на плечи человека. В конце концов, свободная воля была податлива, что являлось основой всей игры.

Поэтому они заслали кое-кого на поле в качестве игрока. Конечно, против правил, зато присуще их природе… противник же был неспособен к этому.

Это преимущество Хозяев поля: Ангелы всегда играли по правилам.

Должны были.

Придурки.

– Она хочет тебя.

Джим Херон оторвал взгляд от своего Бадвайзера. Через битком набитый, тускло освещенный клуб, посреди тел, одетых в черное и обвешанных цепями, сквозь атмосферу секса и безрассудства, он увидел «её» из предложения.

Женщина в голубом платье стояла под одной из немногих ламп в «Железной Маске», золотистое сияние струилось по её каштановым, как у Брук Шилдс, волосам, коже цвета слоновой кости и потрясающему телу. Она была белой вороной, выделяющимся цветным пятном посреди мрачных, неовикторианских любителей Прозака, красивая как модель, ослепительная как святая.

И она смотрела на него, хотя он сомневался насчет желания: её глубоко посаженные глаза означали, что желание в её взгляде, от которого захватывало дух, могло быть просто следствием строения её черепа.

Черт, возможно, она просто задавалась вопросом, что он делает в клубе. Равно как и он.

– Говорю тебе, женщина хочет тебя, приятель.

Джим взглянул на Мистера Сводника. Он оказался здесь благодаря Эдриану Фогелю – «Железная Маска» была определенно его средой обитания: Эд одевался в черное с головы до пят, и был пирсингован в местах, куда большинство людей не подпустили бы иголку на пушечный выстрел.

– Неа, – Джим сделал очередной глоток Бада. – Не её тип.

– Уверен в этом?

– Ага.

–Ну и дурак, – Эдриан пропустил руку сквозь свои густые черные локоны, и копна вернулась на место как натренированная. Боже, не работай парень на стройке и не ругайся, как портовый грузчик, можно было подумать, что он пользуется женскими муссами и лаками для волос.

Другой парень, Эдди Блэкхоук, покачал головой.

– Он не заинтересован, но это не делает его дураком.

– Как бы ни так.

– Сам живи и другим не мешай, Эдриан. Так лучше для всех.

Эдди откинулся на бархатном диване. В своих джинсах и ботинках он был больше похож на байкера, чем на гота, и потому также выбивался из толпы, как и Джим – несмотря на гигантские размеры парня и эти странные кроваво-карие глаза. Было сложно представить, что он впишется куда-то кроме банды профессиональных рестлеров: он даже заплетал волосы в длинную косу, и никто не смел насмехаться над ним на стройке, даже яйцеголовые кровельщики – самые явные зубоскалы.

– Так, Джим, ты не очень-то разговорчив, – Эдриан просканировал толпу, без сомнений, выискивая свое Голубое Платье. Задержавшись на танцовщицах, извивающихся в железных клетках, он посигналил официантке.

– Проработав с тобой месяц, я знаю, что это не от глупости.

– Не о чем особо говорить.

– В этом нет ничего плохого, – пробормотал Эдди.

Наверное, поэтому Эдди нравился Джиму больше. Сукин сын был ещё одним членом Мужского Клуба Скромников: парень никогда не говорил, когда можно было кивнуть или покачать головой, чтобы донести свою точку зрения. Было загадкой, как он так тесно сдружился с Эдрианом, чей рот не имел нейтрала на коробке передач.