"Ты чего-то боишься", — заметил кот. — "Шиальд, это война. Все так поступают. Не ты первый, не ты последний. Да и отец тебе ничего не сделает. Он так же прекрасно понимает необходимость этих действий".

"Дело не в отце", — с тоской ответил я. Говорить, не говорить? Впрочем, Барон — это единственное существо, в верности которого не стоит сомневаться. — "Во мне. Точнее, в Шиальде".

"Ты теперь и меня пугаешь", — насторожено отозвался компьютер. — "Что произошло?".

"Я ведь не раз был в этой камере… Понимаешь, о чем я говорю? Шиальд… он проснулся", — вернее, никогда не засыпал. Просто проявил свою натуру. Когда палач попросил выйти, какая-то часть души испытала разочарование оттого, что будет лишена "приятного" зрелища чужих страданий.

"…! Кажется, догадался, что ты имеешь в виду", — мрачно сказал Барон. — "Память, верно? Даже не память, а сущность. Ведь Шиальд растворен в твоей душе", — у меня даже не было сил ответить. — "Знаешь, тебе не стоит бояться. В любом случае твоя душа намного сильнее. Уж личность Шиальда ты сможешь контролировать. На крайний случай у тебя есть я", — на лицо сама собой наползла улыбка. Нет, котяра — это нечто. — "Сомневаешься? А зря. Я не подведу".

"Верю".

Дверь открылась. Палач приглашающе взмахнул рукой и пропустил нас внутрь. Лекс тут же скрылся в тени.

Эльф сидел на том же стуле, куда его усадили стражи. Только сейчас от гордого "сына леса" осталось только сломленное существо. Особых физических повреждений на теле не было обнаружено, однако спрашивать палача о методах я не стал. У самого Шиальда в памяти есть столько способов, что… ладно, не буду об этом.

— Как тебя зовут? — начать я решил с простого вопроса.

— Илидан ше Сароут, — тусклым голосом ответил пленник.

— Твой статус?

— Я разведчик, — Лекс чуть выступил из тени и кивнул. Похоже, после меня им займутся всерьез.

— А теперь ответь на один вопрос: чего вы больше всего боитесь?

Палач с легким изумлением посмотрел на меня. В его понимании вопрос показался слишком несерьезным. Нечто из раздела философии.

Лекс знаком показал ему выйти, и пепельноволосый оборотень послушно покинул камеру.

В голубых глазах эльфа так же отразилось недоумение:

— Не знаю.

— Хорошо, спрошу по-другому, — я не собирался сдаваться. — Что вам больше всего дорого?

— Связь, — глухо ответил остроухий.

— Что за связь? — мне пришлось постараться, чтобы убрать из голоса заинтересованные нотки.

— Связь с природой.

— Поясни, — но эльф только качал головой на мое требование. Я беспомощно обернулся к Лексу. Тот указал на выход.

В темном коридоре он тихо произнес:

— Я понял, о чем он говорит. Больше можете не спрашивать. Для эльфов связь — это нечто само собой разумеющееся, так что толкового объяснения все равно не дождетесь.

— Но что это за связь? Она действительно существует?

— Точно не известно, но, думаю, это правда. Эльфы всегда хорошо понимали природу, а в особенности лес.

— Понятно, — я в задумчивости прикусил губу. Идея есть, но стоит ли ее воплощать? — Лекс, подожди здесь.

Мне не хотелось, чтобы кто-то еще присутствовал при этом. Вновь войдя в камеру, достал флейту и задумался. В данный момент, музыка — это только инструмент. Но действовать он должен только на эльфов.

Один кристалл с духом занял свое место на столе. Запись пошла.

Для начала я даже не задумывался, что именно играю. Мне было необходимо войти в такое состояние, когда музыка становилась видимой и ощутимой. Наконец, это удалось. Глаза сразу различили нежно-зеленую с тонкими сверкающими прожилками ауру сидящего передо мной подопытного. От этих прожилок тянулись сотни нитей и уходили куда-то далеко, возможно, в родной лес. По ним к остроухому поступала искрящаяся жизнью сила, подпитывающая и подбадривающая эльфа. Не знаю, для чего именно предназначена та или иная нить, но некоторые обрывались прямо в воздухе, становясь далее призрачными. Поскольку все эти образы — это чисто мое восприятие, основанное на ассоциациях, то позволю себе предположить, что призрачностью обозначаются временные каналы, уводящие в прошлое. Но пора действовать.

Звуки перестали звучать плавно и нежно. Теперь резкие, холодные нотки, соединившись с силой из источника, обрушились на эльфа, заставив последнего болезненно сморщиться. Но он не видел, что после воздействия звуковой волны прожилки потускнели и сместились. Тлетворное влияние перекинулось и на нити, которые, поменяв свое расположение, начали стремительно темнеть. Ясно виделось, что энергия, шедшая к эльфу, сменилась. Вместо жизнерадостных потоков на несчастного пленного обрушилась волна ужаса и безысходности, заглушая все другие чувства и начисто перекрывая ощущение единения с природой. С тем, что больше всего дорого лесному жителю. Аура приобрела грязно-зеленые, постепенно разрастающиеся, пятна.

Музыка смолкла, выполнив свою задачу. Дух прекратил запись.

Эльф мгновение молчал, чуть приоткрыв рот, а затем издал леденящий душу полувополь-полувой. Этот звук я запомню до конца жизни. Столько нечеловеческой боли, тоски и страха прозвучало в нем, что я не выдержал и выбежал из камеры. Дальнейшее помнилось смутно. Барон что-то кричал, но в сознание не пробивался смысл его слов. Кажется, я до смерти напугал Кайру, когда с безумием в глазах промчался мимо.

Пришел в себя только в комнате. Слезы безостановочно бежали по щекам, губы дрожали, а пальцы так впились в диванную подушку, что прорвали достаточно прочную ткань.

— …о…е ни…да…

— Что? — Барон ничего не понял из моей попытки сказать хоть что-нибудь. Я постарался справиться с собой и повторил:

— Больше никогда…

Кот замолчал и больше не трогал меня, только в мысли пробилось приятное ощущение поддержки и понимания.

Как отворилась дверь, я не слышал. Присутствие отца осознал только когда он сел рядом со мной, осторожно обнял сильными руками и прижал к груди. Родное тепло и детское чувство защищенности от всех кошмаров, вывело из прострации. Я приникнул к родителю и разрыдался. Отец укачивал меня, как ребенка и что-то шептал. К словам я не прислушивался, но голос, интонация постепенно успокаивали меня.

— Ну, ангелочек, успокойся, — король ласково убрал волосы с мокрого лица. Почему то, это детское обращение не вызывало неприязни. Наоборот, от него становилось теплее.

— Ты уже знаешь?… — голос прервался, но отец понял вопрос.

— Да. Мне сообщили. Мальчик мой, если ты знал, что это тяжело, зачем взялся? Это изобретение спасет многих оборотней, но оно не стоит жизни моего сына, — теперь я видел в глазах отца страх. Он действительно испугался за меня.

— Я хотел помочь.

— Знаю.

Долгое время мы просидели молча. Слезы высохли, но ощущение мерзости на душе осталось. Голову раскалывала боль. Так часто бывает после пережитых потрясений. Отец осторожно перенес меня на кровать и укрыл одеялом.

— Тебе нужно поспать, — мягко сказал он и, придвинув кресло, устроился рядом. — И главное — не считай себя виноватым. Нам часто приходится действовать жестоко, иначе не выжить.

— А правителям, тем более, — горько усмехнулся я, опустив ресницы.

— Ты прав. Но на нас лежит ответственность за тех, кто доверился нам. В войне с эльфами, несмотря на новую тактику, погибло бы слишком много оборотней. Поверь, наше ослабление нам не простят. Либо люди нарушат договор, либо гномы. А тогда вновь бы пришлось воевать. Теперь есть надежда обойтись малой кровью, — я не ответил, переведя пустой взгляд на окно. — Знаешь, — тут отец позволил себе улыбнуться, — зато теперь я уверен, что это был действительно не ты, — он стянул с пальца перстень и пожил его на тумбочку.

После его слов, я практически сразу провалился в сон без сновидений.

Проснулся только наутро. Не открывая глаз, ощутил рядом Кайру.

"Ну, как ты?", — виновато спросил Барон. — "Извини меня".

"За что?".

"Это я настаивал на твоем действии", — голос кота был полон искреннего раскаянья.