— Спасибо, доктор Фрейд, — сказала она. — Открой рот и закрой глаза, я преподнесу тебе сюрприз.

Он повиновался, и она сдержала свое обещание.

Он положил ноги на стену и, изгибаясь, перебирал ими до тех пор, пока не оказался стоящим на голове. Он посмотрел на нее и сказал:

— Значит, говоришь, ему около сорока? Бедняга. Думаю, тебе придется выйти за него замуж, детка.

— И тогда ты сможешь от меня избавиться?

— А что это меняет? Нет, просто для того, чтобы дать ему немножко пожить отдельно от Эдит. У него хорошая работа? Значит, из вас получится образцовая американская семья.

— Ты очень мил, — сказала она. — Я и не знала, что ты можешь быть таким милым. Но какого черта, дорогой мой, — мне нужен мужчина, а ему нужна нянька. Так не пойдет. У меня есть идея получше.

Он весело рассмеялся, отчего его живот затрясся.

— Нет, благодарю, — сказал он.

— Ты когда-нибудь собираешься жениться?

— Не-ка.

— Почему нет?

— А с чего вдруг? В чем преимущество? Приведи мне хоть один убедительный довод.

— Кончится тем, что ты превратишься в вонючего старикашку из меблированных комнат, щиплющего за задницу молоденьких девочек в парке удовольствия ради.

— Мне все это говорят. — Он вздохнул. — А почему не изящным стариком, живущим в «Уолдорфе» note 15 и щиплющим за задницу юную фотомодель?

— Неужели ты не хочешь сына, который бы унаследовал твою репутацию жеребца, сукин ты сын? Неужели ты не хочешь иметь семью?

— Черт побери, нет. Если бы детей держали в шкафу под замком до достижении ими восемнадцатилетнего возраста, я был бы только счастлив.

— Неужели тебе никогда не бывает одиноко?

— Конечно бывает. Иногда. А кому не бывает? Самая одинокая женщина, которую я знаю, имеет состоятельного мужа, трех детей и прекрасный дом. Что это доказывает?

— Ты вкусный — знаешь об этом, красавчик? Ты пахнешь кедром и кожа у тебя сладкая на вкус. Может быть, я тебя просто съем.

— Давай, — сказал он.

— Я тебе нравлюсь, правда ведь?

— Конечно.

— Я думаю, в глубине своей грязной, извращенной души ты по-своему меня любишь.

— Ты думаешь?

— Иначе ты бы не встречался со мной.

— Это игра, — сказал он. — А ты хороший игрок.

— Сколько времени у тебя заняло, чтобы выучить все эти глупости?

— Мы опять будем ссориться?

— А почему бы и нет? — сердито осведомилась она.

— Шантаж. Обыкновенный шантаж.

— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?

— Женщины ложатся со мной спать, потому что хотят меня. Но им обязательно нужно убедить себя, что это большая любовь, а не самый обыкновенный флирт. Поэтому, когда я отказываюсь участвовать в их игре, они на меня обижаются. Я грязный, отвратительный и по закону должен быть кастрирован. Я лишил их того, что для них дороже жизни. Поэтому они вынуждены рыдать, кричать и называть меня разными обидными словами, чтобы вернуть себе самоуважение.

— Ты наверное знаешь о женщинах все, правда?

— Очень немного, — неожиданно признал он, — но примерно в сто раз больше, чем знает о них среднестатистический муж. Так что не пытайся меня надуть, детка. Тебе нравятся наши забавы ничуть не меньше, чем мне.

— Больше, — сказала она.

— Хорошо, пусть даже больше. Так зачем же нападать на меня, когда все кончено? Ты даешь, и я даю. Ты получаешь, и я получаю. Мы равны. Вот и все.

— А… черт, — пробормотала она и закинула ноги на стену, рядом с ним.

Он повернулся к ней и окинул взглядом ее тело. Оно было гладким, стройным и матово отсвечивало в темноте.

— Бьюсь об заклад, что если б у меня были титьки побольше, ты бы на мне женился.

— Не-ка. Ты как раз подходишь к такой погоде. Позже, в конце ноября или в декабре я сменю свою куртку на теплый костюм. Перестану пить джин с тоником и переключусь на виски. Тогда я тебя брошу и найду себе телку посочнее. Но сейчас ты как раз. У тебя тело для осени — понимаешь, что я хочу сказать?

Она попыталась разозлиться, но не смогла.

— Я не могу воспринимать тебя всерьез. — Она засмеялась.

Он отыскал место у нее под ребром и провел по нему своим искусным языком; она подскочила на два фута над кроватью и выпрямилась.

— Никто не может. — Он вздохнул.

— Ничего интересного, дорогая, — бормотала Элен, старясь удержать трубку, прижав ее подбородком к плечу и ища в сумочке сигареты. — Слонялась по комнате, пересчитала все стены и заменила шнурки в своих замечательных сапожках. Короче, был очень скучный вечер. Лучше ты расскажи мне: получилось у тебя с Верблюдом?

Пегги Палмер издала нервный смешок.

— Душка, приготовься к самому большому сюрпризу в своей жизни.

— У него два члена?

— Нет, лучше. Я выхожу замуж.

— Пегги. Боже мой. Пегги Палмер, расскажи мне об этом! Расскажи мне все-все! Бог мой, как это произошло?

— Ну, слушай, дорогая. Я звоню из телефонной будки, поэтому мне придется быть краткой. Но мне просто не хватило терпения добраться до дому; я так хотела сообщить тебе об этом.

— Ну так рассказывай!

— Ну, мы пришли в этот отель, о котором я тебе вчера говорила. Я должна тебе сказать, что он вовсе не скряга. Он тут же распорядился, чтобы посыльный принес нам бутылку шампанского. Маленькую. Ты б видела этого посыльного, дорогуша. Очаровательнейший малыш с черными вьющимися волосами и пуговицами…

— К черту посыльного! — проворчала Элен. — Дальше!

— Ну, мы выпили по бокалу шампанского, он рассмеялся и сказал, что надеется, что я знаю для чего мы здесь, и я сказала да, и он сказал, что сейчас пойдет в ванную и даст мне шанс определиться.

— Определиться?

— Да, он так сказал. Бог мой, Элен, он был там не меньше часу. Я уж думала, что он умер.

— Мужики меня просто убивают, дорогая. Просто убивают. Что на тебе было?

— Мои новые пижамные шорты и блузка — купила на распродаже в Блумингдейле, знаешь, шифоновые, отделанные белыми кружевами. Наконец он вышел совершенно голый, худой как спичка и погасил свет.

— И?

Пегги тяжело вздохнула.

— Кролик, — мягко сказала она. — Чертов кролик. Быстрый? Олимпийский чемпион. А как кряхтел! Я даже испугалась, дорогуша. Подумала, что у него грыжа открылась или еще что. Ну, потом мы лежим молча, и я думаю как глупо было платить двадцать долларов за комнату за такое короткое время — но, разумеется, мы провели в ней сутки, и никто нас не гнал и не торопил. Такая замечательная комната с двуспальной кроватью и шкафом, который…

— О, да черт с ней, с комнатой! — не выдержала Элен. — Что с предложением?

— Ну вот, мы лежим молча, и вдруг он начинает свистеть.

— Свистеть?

— Да, так посвистывать сквозь зубы. Мне показалось это совершенно не к месту, и я сказала ему об этом, но он сказал, что ему нравится свистеть в постели и что мне лучше привыкнуть к этому, поскольку мне предстоит часто это слышать. Ну, я сперва не поняла и сказала ему, что цыплят по осени считают и что одна ласточка весны не делает, и с чего он взял, что я буду часто слышать его свист в постели? И тогда он сказал, что слышал, будто муж и жена проводят много времени вместе в постели, и тут, Элен, у меня просто остановилось сердце. Говорю тебе, оно просто остановилось.

— Охотно верю, — с готовностью сказала Элен. — И что дальше?

— Ну, естественно я решила припереть его к стенке и прямо спросила, является ли это предложением, и он сказал…

— Простите, ваше время истекло, — раздался голос в трубке. — Пожалуйста, опустите десять центов за следующие три минуты разговора.

— Послушайте, оператор, — в отчаянии проговорила Пегги, — у меня нет больше мелочи, а это очень важно.

— Мне очень жаль, — сказала оператор, — но ваше время истекло.

— Вот вредная! — сказала Элен.

— Я не вредная, — обиделась оператор. — Но в конце концов у нас есть определенные нормы и правила, которым мы должны подчиняться.