Он надеялся на это. Господи, как приятна эта зловредная мыслишка. Особенно в свете того, на что она, оказывается, способна. И как тут после этого не держать зуб на брата? Но мисс Дейн не торопилась глотать наживку. А может, она еще раздумывала? Молчание становилось тягостным. Она не желала задавать очевидный вопрос.

Но любопытство в женщине выше здравого смысла. Эту истину Клей давно усвоил. Осталось только ждать.

– Что вы имели в виду, говоря о праве брата вмешиваться? – неохотно спросила она.

– А вы как думаете? – ответил он отстраненно, почти без всякого интереса.

Она снова отступила. Отвечать на его вопрос ей не хотелось. Она хотела сказать: «Потому что он не мог вынести того, что его Изабель коснется другой мужчина». Но разве Дейн могла сказать это Клею, если сама не была уверена в том, что Флинт вмешался именно из этих соображений.

Но для нее именно так все и было. Или нет? Так легко забыть о ненавистном Гарри, когда ты в тумане страсти. Конечно, у него были и другие причины. Должны были быть...

Она не хотела их знать.

– Не думаю, что ты знаешь, что произошло в тот день, не так ли? – продолжал Клей участливо.

– Мне ни к чему это знать, – резко ответила она, – результат был бы один и тот же, Гарри нужно было от меня избавиться.

Клей сделал вид, что не слышит.

– Мы подписали все бумаги, священник приготовил требник, и тут входит он, мистер Всемогущий Флинт Ратледж Первый, сгребает в кучу все документы – все, до последнего листка – и рвет их у нас на глазах. На мелкие кусочки. Потом он вышвыривает меня за дверь и очень доходчиво объясняет, что убьет меня, если я вступлю в этот брак. Никогда в жизни я не испытывал подобного унижения. Когда твой отец попытался прийти мне на помощь, он и его как следует вздул. И вот мы побиты, наше мужское достоинство попрано, и он начинает диктовать свои условия нашей капитуляции. У него оказалось на руках действительное разрешение на брак, священник тут же соглашается заново составить все бумаги, и по новому соглашению никаких денежных выплат он не требует, будь он неладен. Лишь полный контроль над Бонтером, как и было до этого, чтобы твой отец не смел туда и носа казать, и все.

Гарри мало что мог добавить от себя. Мой брат сам вызвался забрать тебя из дома как можно скорее, и никакого побуждения ему в этом не требовалось.

– Ну и что, – перебила Дейн. – Разве этого хватит? А что требовал от Гарри ты?

– И Гарри не имеет контроля вообще ни над чем, – продолжал, словно не слыша ее, Клей. – Но разве на твоего отца это похоже: никакой выгоды не получить от сделки?

Она ненавидела Клея. Ненавидела эту грязную ухмылку, высокомерные слова, ненавидела за то, что он явился сюда и представил обстоятельства ее свадьбы еще пакостнее. Теперь сила была на его стороне. Он видел, что расстроил ее, и тем наслаждался. Он ни на йоту не изменился, и Дейн не могла понять, как он мог ей раньше нравиться. Как она могла хотеть выйти за него!

Надо было переломить ход игры. Дейн резко встала.

– Ты не слышал ни слова из того, что я сказала, Клей. Так слушай, слушай хорошенько: я действительно не желаю знать ничего из того, что ты пытаешься сказать. Можешь держать свои гадкие соображения при себе. Я не собираюсь тебе помогать и видеть тебя больше не желаю. С меня хватит!

Она резким движением задвинула стул.

– Еще вот что тебе скажу, Клей. Ты должен был заключить с моим отцом контракт. На случай краха вашего предприятия. Возможно, тогда ты мог бы заставить его выплатить тебе неустойку, и это решило бы твои финансовые проблемы.

– Сука, – сказал он как можно любезнее. Клей старался не показывать гнева. Черт ее подери, она оказалась чуть сообразительнее, чем он думал, и в постели, и на язык.

Но он не считал, что дело с ней проиграно окончательно.

Клей смотрел Дейн вслед. Она шла с гордо поднятой головой, мелкими шажками, как положено настоящей леди, настоящей хозяйке Бонтера. И с этой ролью, похоже, она вполне сжилась.

Итак, он явился за ней.

И она была рада этому. Рада, что он дарил ей абсолютную уверенность в своей власти, и одна мысль о том, что он ее хочет, как хотел всю эту неделю, возбуждала.

Дейн не хотела больше думать об этом. Он пришел к ней, значит, она сумела подчинить его своей воле, значит, она оказалась не настолько беспомощной, как ей мнилось, несмотря на Гарри и его нездоровую страсть к Найрин.

Дейн хотела Флинта, прямо здесь и сейчас, но он ушел на сахарный завод посмотреть, как там идет работа. Ей некуда было скрыться, чтобы не терзаться присутствием Клея, кроме своей спальни, где этим утром, впервые за всю неделю, она надела платье.

Флинт одевал ее. Он стоял на коленях, натягивая на ее ноги белые шелковые чулки, пока она ласкала орудие его страсти голой ступней. Изабель до самых глубин ее существа, истекающая соком от желания, открытая для него, страстная.

Этим утром он взял ее на стуле. Она обвила ногами его бедра, и он стоял перед ней на коленях, отдавая дань ее сочному лону. Все было чудесно! Лучше не бывает!

Господи, зачем только сюда явился Клей!

Ей не надо было говорить с ним, не надо было позволять сеять сомнения. Флинт пришел за ней – чтобы спасти от жалкой участи.

Этого было довольно. Дейн поднялась по ступеням.

Этого более чем достаточно... Она открыла дверь в комнату и замерла. Он стоял у окна. Голый. Он ждал ее.

– Закрой дверь, Изабель, – хрипло скомандовал он, и она повиновалась, не отводя взгляда от его нагого тела. – Иди сюда!

И она пошла – медленно, чуть нарочито покачивая бедрами.

– Я не могу выносить, чтобы ты говорила с другим мужчиной.

– У твоего брата нет ничего, чего бы мне хотелось.

– Докажи мне.

– Как я могу – на мне столько всего надето. – Она была уверена в своей власти.

Флинт протянул руку к вороту ее платья и рванул так, что платье развалилось на две половины.

– Теперь нет, – сказал он, стаскивая с нее остатки одежды.

Дейн прогнулась в спине так, чтобы жесткие волоски на его груди ласкали ее нежные соски.

– Почему бы тебе не приступить прямо сейчас, – прошептала она.

Никто не сказал ни слова о том, что мучило обоих, что вносило в их страсть ноту отчаяния. В их саду действительно появился змей, и этот змей имел имя – Клей.

Даже глубокой ночью духота не исчезала, влажность была такова, что тело покрывалось испариной. Болотные испарения пропитывали тело, казалось, растворяли сами кости.

Клей о многом забыл. В Новом Орлеане так легко вышибает память. Навязчивые воспоминания гнала прочь развеселая городская жизнь.

Человеку не стоит привязывать себя к захолустью. Человек должен быть тем, кем он хочет быть, и иметь всех тех женщин, которых хочет иметь, – тогда он может считать себя свободным.

Но только если он жив – мертвому уже ничего не надо. А если долг не отдать вовремя, то можно уже сейчас считать себя покойником. С Дювалье шутки плохи.

«Но как отдать долг, если негде взять денег?»

Странный вопрос. Он может дать слово чести. Имя Ратледж что-то да значит в этих местах. Слова Ратледжа должно быть достаточно.

Так оно и было со всеми, но только не с Дювалье, не с инспектором манежа новоорлеанского цирка, негласно контролирующим весь теневой бизнес города: игорные дома, питейные заведения и проституцию.

Будь он поумнее, давно бы уже стал соратником Дювалье, но ведь Ратледж не может позволить себе испачкать свои аристократические руки. И, кроме того, Бонтер мог предоставить ему достаточно удовольствий, притом бесплатно, и на тот момент большего он не искал.

Тогда не искал.

Самое неприятное из того, с чем он столкнулся по возвращении в Бонтер, это укоризненный взгляд дворецкого Тула.

Мать не желала с ним общаться тоже. И госпожа Дейн избегала гостя весь день. Братец пропадал где-то в полях, надрывая спину в грязной работе. Но по крайней мере, в одном Клей преуспел: успел посеять зерна сомнения в весьма плодородную почву сознания Дейн.