Не такое возвращение домой Клей рисовал себе по дороге. Флинт сбежал вниз по ступеням злой как черт, едва одетый и небритый, с беспощадным выражением лица.

– Какого черта ты тут делаешь?

Никакого желания следовать приличиям – впрочем, чего еще можно ожидать от человека, проведшего в глуши двадцать лет.

Но Клей был воспитан как подобает, и посему он с улыбкой протянул брату руку.

– Добрый вечер, братец.

Флинт в негодовании оттолкнул руку.

– Чего ты хочешь?

– Отдохнуть за городом, чего же еще? Уверяю тебя, я не держу на сердце зла.

– Похоже, у тебя кончились деньги и ты хочешь выудить у меня нужную сумму, – едко ответил Флинт. – Забудь об этом, Клей. Твоя мать больше не станет ссужать тебя деньгами. Теперь делами занимаюсь я. А твое обаяние на меня не действует.

Черт!

Клей тщательно следил за тем, чтобы ничем не выдать гнев и отчаяние, им овладевшие.

– Я привез сундук Дейн.

– Я дам тебе чаевые, но они все равно не покроют твоих расходов.

– Ты стал очень грубым, брат.

– А ты стал законченным эгоистом.

Они стояли друг против друга: грудь в грудь, бровь в бровь – кровные братья, но более непохожих людей трудно встретить.

Клей чувствовал это. Флинта же это различие давно перестало удивлять. Он не придавал этому значения, как не придавал никакого значения брату и его проблемам.

У Клея чесались кулаки. В этом была жуткая несправедливость: Флинт только недавно явился сюда, а уже чувствовал себя полным хозяином положения.

Он ведь тоже пытался что-то сделать для этого дома, но всегда боялся испачкать руки. Вернье не верил в управляющих, и после его смерти денег категорически перестало хватать.

– Сыновей не принято изгонять из семьи, – назидательно проговорил Клей. – Даже после того, как они блуждают где-то двадцать лет, не говоря уже о двадцати днях.

– Иди к черту, – рявкнул Флинт. – Ты не станешь жить моими трудами, будь уверен в этом.

– Флинт, – тонким голосом заявила о себе Оливия. Она не могла позволить своим сыновьям драться. Не могла позволить, чтобы кто-то услышал о том, что Клея не пускают в дом. Не могла, несмотря на то что прекрасно знала: он здесь, чтобы выманить у нее деньги.

Но сегодня ей должно хватить мужества воспротивиться этому.

– Пусть он останется, – несколько свысока сказала она. – В конце концов, у него хватило рассудка привезти вещи Дейн.

Собственно, это был первый разумный поступок Клея, первое проявление заботы о других за несколько лет. А может быть, она чувствовала, что он бежит от неизбежного, и сердце ее от этого ныло.

Клей был ее сыном, не важно, как он себя вел.

– Я не стал бы называть этот поступок актом доброй воли, – заметил Флинт. – Это у него такая тактика – малыми средствами разжалобить тебя и выудить в десять раз больше. Меня, Клей, ты не одурачишь: когда тебя подстегнут, ты умеешь бежать быстрее гончей. И жалости в тебе не больше, чем у гончей к лисе. – Флинт стремительно обернулся к Оливии. – Позволь ему остаться, но не говори, что я тебя не предупредил.

«В некотором смысле, – думал Клей, проснувшись утром, – дома находиться даже приятно. Никаких обязанностей. Тебя обслуживают от и до, а что касается матери, то она не пристает ни с какими нравоучениями, что с ее стороны весьма мило».

Флинт, как и предполагал Клей, с раннего утра в поле. Он-то не боится черной работы. Клей сразу заметил сдвиги в лучшую сторону и остался под большим впечатлением от упорства брата во всех сферах.

Вчерашней тираде брата Клей не стал придавать значения, восприняв ее как следствие усталости после чрезмерных «трудов».

Чему очевидным свидетельством явилась Дейн с губами, опухшими от поцелуев, и довольным выражением лица. Госпожа Дейн, которая могла бы принадлежать ему... Странно, но ему было обидно оттого, что она ведет себя так, будто ничего не случилось. Как будто вмешательство Флинта не изменило его жизнь.

Но Клей решил об этом не думать, по крайней мере сегодня. Сегодня он будет отдыхать. После городской суеты ему требовалось время, чтобы акклиматизироваться к жизни на плантации. Если в Орлеане жизнь летела, то тут она передвигалась тяжелой поступью рабочего человека. И это Клея раздражало.

Видит Бог, ему было скучно.

А как бы все было великолепно, если бы он женился на Дейн и отправился тратить деньги Гарри в Новый Орлеан... Лучшего он и сам для себя не придумал бы. Клей все никак не мог взять в толк, отчего все рухнуло.

Конечно, во всем виноват Флинт!

Господи, как можно состязаться со старшим братом, способным одним махом выбить почву из-под твоих ног, из-под ног матери и украсть у тебя из-под носа женщину, которую тебе уже отдали в жены. Каково это, после всего случившегося, видеть, как эта сука выглядит довольной, удовлетворенной и эротичной. Впрочем, нетрудно догадаться: ведь он своими глазами видел, что они с братцем вытворяли в Оринде.

Впрочем, почему бы не использовать то, что он знает, сейчас? Такого рода информация вполне может сойти для шантажа, особенно учитывая то, что в его, Клея, положении средства не выбирают.

Все в этом мире относительно. У него не было никаких угрызений совести по поводу того, что он своим возвращением расстроил мать. Он мог легко делать вид, что до его отъезда ничего не произошло.

Оливия никогда не забудет, да и он тоже, что, если бы брат не вернулся, Клей никогда бы не явился сюда и с чистой совестью тратил те деньги, которые Гарри давал бы ему на откуп: чтобы не мешал управляться с Бонтером и вообще не мешал.

И кто мог бы предположить, что эта барышня, Дейн Темплтон, окажется такой любительницей эротических забав? Он об одном жалел: что сам об этом не догадался и не принял ее предложения.

Он мог бы научить ее всяким играм, таким удивительно приятным гадким играм, в которые любил играть сам. Когда он увидел ее тогда, то подумал, что, быть может, еще не слишком поздно. Нет ничего безопаснее и нет никого более нуждающегося в сексе, чем замужняя женщина, которая любит разврат.

Надо просто все сделать правильно, без лишних угрызений совести, не распространяясь о том, насколько срочно ему необходимо уладить денежные дела, и так, чтобы его брат об этом не узнал.

В конце концов, кто первым поцеловал ее в губы, кто первым приласкал ее девственное тело?

Как бы там ни было, у Клея имелись на нее кое-какие права. И он умел быть великолепным актером, когда хотел этого. Он играл всю свою жизнь.

Клей с удовольствием наблюдал за ней: как она его увидела, как, вспомнив о хороших манерах, поборола желание повернуться к нему спиной, как обратилась к нему.

– Доброе утро, Клей. – Дейн говорила сдержанно. – Жаркое утро, не правда ли?

– Не жарче, чем обычно, – ответил он, пожав плечами. – Такое жаркое, как тайны ночи, я бы сказал. – Клей усмехнулся про себя, заметив, что его замечание попало в цель. Синие глаза Дейн потемнели. Ей совсем не хотелось быть с ним любезной. – Присоединяйся ко мне. Моя мама сегодня, кажется, не выйдет к завтраку.

И вновь она не смогла отказаться. Осторожно присела на краешек стула, огляделась, как будто впервые увидела столовую. Она предпочитала смотреть куда угодно, лишь бы не на него.

– Ну что же, – беспомощно протянула Дейн, не зная, о чем с ним говорить. Как он только посмел объявиться здесь после всего, что произошло!

– Вот-вот, – сказал Клей весьма деловым тоном, – послушай, Дейн, давай не будем делать вид, что произошедшее случилось не с нами. Я не хочу, чтобы мое присутствие здесь тебя смущало. Я не держу на тебя никакой обиды. Не могу сказать, что не хотел бы, чтобы все сложилось по-другому, но ты меня знаешь, я как кошка – как бы жизнь меня ни швыряла, все время приземляюсь на четыре лапы. Кто я такой, чтобы оспаривать право Гарри выдать тебя замуж или оспаривать право моего брата вмешиваться в это дело?

Клей завладел ее вниманием. Он видел, что она слушает его с напряженным вниманием, но Дейн не смотрела на него – пока не смотрела, потому что не хотела. Но почему? Ей были невыносимы воспоминания о том, что между ними было?