— Будут ли люди думать, что ты сумасшедший, чтобы сделать это?

— Едва ли, — он насмешливо фыркнул. — Большинство будет думать, что они мои дети, и этого, в любом случае, будет, как ни странно, достаточно.

Но никто в зале, кроме Жасмин, не слышал нашего краткого разговора с Дорианом об отцовстве. Я нахмурилась.

— Иногда мне кажется, что Кийо тоже так считает.

— Они и в самом деле могут быть моими детьми.

Сначала я подумала, что это была шутка, но весь юмор исчез с его лица.

— Я не думаю, что ты полностью понимаешь, что такое генетика.

— Я понимаю что воспитание детей больше, чем просто кровь, — сказал он, все еще всерьез. — И как я уже говорил, он отказался от них и осознает ситуацию. И если он, и остальные сомневаются в отцовстве детей, так это к лучшему. Просто объяви меня отцом. Сделай это поскорее, и, по нашим законам, дети, фактически, будут моими.

Что-то в этом заставило меня встревожиться.

— Что ты имеешь в виду под словом «фактически»?

Он пожал плечами немного более небрежно.

— Титулы. Престиж. Защита. Наследование, если кто-нибудь будет достаточно сильным, чтобы править королевством. Согласно пророчеству, твой сын таким будет.

— Я не знаю, — ответила я.

Возможно, была выгода действовать сообща в этом виде джентрийского «усыновления», но я чувствовала, что Дориан умолчал о некоторых вещах — о своей личной выгоде. Он был все еще расстроен из-за меня. Он не любил Кийо. Я не видела причин, по которым он сделал бы это.

— Я должна подумать.

— Думай поскорее, — сказал Дориан. — Вскоре все придет в движение, особенно, как только мы вернем тебя обратно в твои земли.

— Зачем? — спросила я его. — Зачем ты хочешь заявить о своих правах на чьих-то там детей? Я так понимаю, что осуществляю твое желание увидеть воплощение пророчества, но ты не обязан делать этот дополнительный шаг.

— Возможно, чужие дети лучше, чем никаких, — сказал он.

Это было еще одно необычное высказывание от него, опять неожиданное. Оба философские и трогательные. Почему-то я все еще искала здесь подвох. Это не было из-за любви ко мне. Уже нет. Он снова протянул руку к моему животу и на этот раз не отвел ее, хотя убедился, что моей не касается.

— Разреши мне задать тебе вопрос, — сказал он, когда я не ответила. — Почему ты предпочла сохранить этих детей? Ты побоялась дьявольской процедуры, используемой вашими людьми, чтобы убить жизнь? Или ты не смогла бы жить с кровью дочери на своих руках?

Мой ум перемотал обратно тот день у врача. Тот день? Вот черт. Это было сегодня в обед. Столько много всего случилось, что, кажется, прошли недели с тех пор. Мое ужасное испытание с Кийо затуманило память, но сейчас я вспомнила процедуру узи, картина увиденного и звуки стали такими живыми и реальными, как будто я испытывала их снова.

— Я слышала их сердцебиения, — выдала я наконец. — И я видела их.

Ну, в некотором роде. Эти пятна на мониторе до сих пор были для меня некоей абстракцией, но это мое мнение было в данный момент неуместно.

— И когда я...

Я попыталась объяснить свои чувства.

— Я только... Я просто их захотела. Обоих. Независимо от обстоятельств.

Медленная незнакомая улыбка скользнула по лицу Дориана:

— Это, — заявил он, — самая джентрийская вещь, которую я когда-либо от тебя слышал.

Обычно я дразнила его, говоря «джентри» вместо «сияющие». Сейчас это было одной из его ошибок, которые он допускал рядом со мной. Однако, смысл его слов был более важным.

— Это смешно.

— Это не так. Люди делают разные вещи. Они проживают жизнь беззаботно. Честно говоря, после всего этого времени я начинаю думать, что ты больше человек, чем джентри.

— Не хотелось говорить тебе, но так и есть, — сказала я.

Дориан разлегся более комфортно, переместил свою руку на моем животе так, чтобы она лежала поверх моей, слегка приобнял. Это было так по-собственнически, что в моих глазах было равноценно его падению на колени.

— А ты, моя дорогая? Твоя философия так похожа на мою. Ты носишь ребенка, который, как утверждают, поработит человеческий мир — мир, в который ты какое-то время не сможешь вернуться, понимая, что там кицунэ имеет преимущество. Тебе безопаснее будет в этом мире, где, я хочу добавить, ты правишь не одним, а двумя королевствами. Это, — произнес он торжественно, — делает тебя, по моему убеждению, больше джентри, нежели человеком.

Я отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом из-за сводящего меня с ума ощущения, что он был прав.