Граф никогда не упускал возможности польстить сюзерену. Поэтому он сказал:

– Вот тут я позволю себе возразить, сир! Неужели вам не кажется, что само провидение не раз оглянется и поразмыслит о последствиях, прежде чем лишить жизни французского короля?

Генрих бледно улыбнулся шутке и велел пажам убраться в дальний угол покоя. Как только они удалились, он продолжал:

– Предположим, я легко отделался. Смерть, в конце концов, – пустяк! Но ты вообрази, де Келюс, что было бы, если б на шум явился ночной дозор! Меня моментально опознали бы, и можешь представить, какой скандал мог разразиться!

– Вы снова правы, сир! Это было бы просто неслыханно.

– И все это – бог мой! – из-за женщины… какой-то девчонки, до которой ни мне, ни тебе нет никакого дела!

– Несомненно!

– Я подумываю издать эдикт[90] против всех женщин! И начну, думается, с королевы, отправив ее в ссылку в один из отдаленных замков или монастырей. А когда при дворе вообще не останется женщин как таковых, мы позабавимся на славу, увидишь!

– Так или иначе, но это на редкость глубокая мысль, сир!

– Однако пора одеваться! Ты поможешь мне. И знай – прежде всего я намерен подвергнуть кое-кого примерному наказанию. И начну с маркиза де Можирона, предав его опале!

– Неужели, сир?

– Я так решил. Поручаю тебе передать ему это. Помимо того, я подвергну опале и де Шомбурга. Оба они – безнадежно испорченные люди, готовые променять мою дружбу на общение с женщинами.

– А как быть с Жаком д’Эперноном? – осведомился де Келюс, уже начавший опасаться за себя.

– Хм… Ты разве не заметил, что вчера д’Эпернон присоединился к нам без всякого удовольствия?

– В точности, как и я, сир!

– Следовательно, д’Эпернона мы оставим в покое. Ах да – ведь я обещал принять этого пройдоху-гасконца!

– Надеюсь, вы велите вздернуть его, сир?

– Отчего же? Он мне понравился. Второго такого фехтовальщика днем с огнем не сыскать. Кроме того, этот бородатый бес де Крильон явно ему покровительствует!

– Ну, это другое дело! И все-таки: как вы намерены поступить с этим гасконцем?

– Он вскоре явится сюда, тогда и решим.

– Сюда?!

– Именно. Я назначил ему аудиенцию во время утреннего приема.

– Сир! Вы поступаете, как некий искатель приключений, а не владыка могущественной державы…

– Не горячись, мой граф! Все его поведение вызывает глубокое доверие… Но тише – я слышу шаги! Кто-то стучит в потайную дверь!

Неподалеку от королевского ложа располагалась небольшая дверь, тщательно скрытая в складках гобеленов и драпировок. Она вела в один из бесчисленных переходов замка. Именно оттуда доносился осторожный стук.

– Отопри! – велел Генрих графу.

Открыв дубовую створку, де Келюс оказался лицом к лицу с упитанным и краснолицым господином, чью голову украшали серебристые седины. Едва пришелец шагнул в опочивальню, как король воскликнул:

– Ба! Да ведь это же мэтр Фангас, старший конюший нашего де Крильона!

– Он самый, сир! – с глубоким поклоном ответствовал тот. – Ваш покорный слуга.

– Что же это понадобилось генералу в такую рань?

– Лично ему – ничего, сир. Но мне вверено в обязанность доставить к вашему величеству некоего дворянина из Гаскони.

– А! Превосходно!.. – Король на удивление резво выбрался из постели, обулся и накинул на плечи бархатный камзол. – Где он, этот гасконец?

– Ожидает в галерее, сир!

– Так пусть войдет!

– Покорно прошу простить меня, сир, но осмелюсь напомнить, что вами обещана ему приватная аудиенция с глазу на глаз!

– Припоминаю… Да, все верно! Де Келюс, голубчик, ступай в приемную, а заодно скажи тем, кто там собрался, что нынче утренний прием не состоится!

Граф поморщился и вышел, по пути ломая голову – что же это за гасконец, который вчера едва не отправил короля на тот свет, а сегодня принят им в опочивальне как самое доверенное лицо.

Едва за ним сомкнулись створки резной двери, ведущей в приемную, как Фангас откинул драпировку и гасконец вступил в опочивальню.

Король Генрих III буквально лопался от любопытства – до того ему не терпелось взглянуть на своего былого противника. Внешность его – благородная и мужественная – пришлась по душе монарху, к тому же гасконец проявил себя как непревзойденный фехтовальщик, что в глазах Генриха значило немало. Поэтому он милостиво произнес:

– Сударь, если наша беседа окажется продолжительной, присаживайтесь вон в то кресло. Ныне я в превосходном расположении духа и готов вас выслушать.

– Милость вашего величества безгранична, – ответил гасконец, тем не менее оставшись стоять, – однако я постараюсь быть предельно кратким. Думаю, вашему величеству и без меня сегодня будет достаточно забот!

– Что вы имеете в виду, месье?

– Если бы вы, государь, соблаговолили хотя бы на минуту приоткрыть одно из окон опочивальни… вернее, повелели мне это исполнить…

– При чем тут окно?

– Тогда бы вы убедились, что улицы Блуа до краев полны народа. Вы бы услышали рев труб, выстрелы из аркебуз и приветственные крики, которыми горожане обычно выражают свой восторг!

– В чем же причина подобного ликования?

– В том, что его высочество герцог Генрих де Гиз, метко прозванный в народе Меченым, намеревается вместе с вашим величеством участвовать в заседании Генеральных Штатов!

Тон гасконца был почтительным, но в нем отчетливо звучала насмешка.

Король нахмурился.

– Герцог де Гиз обязан дождаться моего дозволения на въезд в город, в данную минуту являющийся королевской резиденцией!

– Истинная правда, сир! Да ведь герцог и ждет, терпеливо ждет, потому что кому, если не ему, известна справедливость пословицы: «Кто умеет ждать, тот дождется большего!»

Король раздраженно взмахнул рукой, но в конце концов не удержался и шагнул к окну, толкнул створку и, навалившись на подоконник, высунулся наружу.

Гасконец был прав. Из окна королевской опочивальни была видна широко раскинувшаяся долина Луары, сама река и большая часть города. Улицы были полны ликующими толпами, которые сплошным потоком устремлялись к причалам, находившимся у подножия замка.

– Взгляните, сир, – негромко проговорил гасконец, стоя позади короля, – барка герцога сейчас находится несколько выше по течению!

Генрих III перевел взгляд – громадная барка под парусами, сплошь разукрашенная лотарингскими знаменами и гербами, величественно спускалась к Блуа по течению. Ее сопровождали тучи лодок и суденышек поменьше.

– У герцога неслыханно пышная и многолюдная свита! – добавил гасконец. – Право, сир, это больше похоже королевский эскорт!

Король мрачнел с каждым мгновением.

– А теперь взгляните на дорогу, что тянется вдоль этого берега реки, – продолжал гасконец. – Как ослепительно сверкает солнце на кирасах всадников и начищенных стволах аркебуз! Это воинство – тоже свита герцога.

Генрих побагровел и свирепо топнул ногой.

– Что, в конце концов, происходит? – рявкнул он. – Он что, намерен посмеяться надо мной, явившись сюда с целой армией!

– Так или иначе, но свита герцога де Гиза весьма напоминает регулярную армию, сир!

Король захлопнул окно с такой силой, что жалобно задребезжали стекла.

– В сущности, – продолжал гнуть свое гасконец, – герцог поступает вполне разумно, если его цель – показать вам, сир, что при необходимости он готов выставить тысячи вооруженных до зубов людей. Эта дисциплинированная и хорошо обученная лотарингская армия может в один прекрасный день соединиться с армией испанского короля…

– Что за чушь? – едва владея собой, выкрикнул король.

– Чушь? – тут же насмешливо отозвался гасконец. – Разве испанский король не истинный сын католической церкви?

– При чем тут это?

– Он не менее добрый католик, чем лотарингские герцоги. Разве Генеральные Штаты, созванные вашим величеством, не ставят своей целью укрепление католической церкви?