– Естественно! – король выглядел растерянным.

– А вместе с тем и искоренение гугенотов?

– До последнего отпрыска!

– Тогда вам, сир, следует знать, что это на руку испанскому королю и герцогу Лотарингскому!

– И каким же образом?

– Сначала – о короле Испании. Там, далеко на юге Франции, простираются обширные Пиренейские горы, чьи вершины поднимаются к самой небесной синеве. У их подножия, в долинах и ущельях, живет немногочисленный и довольно бедный народ. Но эта горстка храбрецов оберегает Францию от испанского вторжения, и пока они живы, испанский король не решится перейти границу нашей державы. Увы, но эти отважные горцы – гугеноты, а ваше величество стремится уничтожить их всех до последнего. И если эта цель будет достигнута, то руки у испанского короля будут окончательно развязаны, да и герцог де Гиз получит свою выгоду. Испанскому королю жарковато в Мадриде, ведь он немец по происхождению и не жалует тамошний климат. Зато в Бордо или Тулузе он будет чувствовать себя почти как дома…

– Но-но! Бордо и Тулуза принадлежат Франции!

– Возможно. Но королю кажется, что это поправимо. Что касается герцога, то он, наоборот, весьма теплолюбив. В Нанси зимой холодно, и река Мерт, протекающая через город, нередко покрывается толстым льдом. Мозельское вино, что дают тамошние виноградники, по мнению многих, кисловато… Однако герцог и не помышляет о небе Гаскони, ибо в любом случае предпочитает то солнце, что ложится на паркет через широкие окна Лувра!

– Да вы спятили, месье! Что это за бред?

– Мне и самому хотелось бы, сир, чтобы мои слова оказались не более чем бредом. К счастью, испанский король не способен в одиночку добиться своей цели, как и герцог де Гиз никогда не решится выступить без могущественного союзника. Но вместе они добьются своей цели, и довольно быстро!

Король в гневе вскочил, воскликнув:

– Да кто вы, собственно, такой, чтобы говорить со мной подобным образом?!

– Вы спрашиваете, кто я? А ведь мы с вами встречались, сир! Но если уж вы не припоминаете меня, благоволите вспомнить большой портрет, висящий на стене главного зала Сен-Жермен-ан-Ле?

– Но ведь это же… Это портрет короля Наварры Антуана, главы дома Бурбонов!

– Вы абсолютно правы!

– Но что же может быть общего между вами обоими?

– Взгляните на меня получше, сир!

Глаза короля впились в дышащее молодостью и здоровьем лицо гасконца. Внезапно Генрих пораженно отшатнулся.

– Как… Но разве это возможно?

Изысканная учтивость манер гасконца мигом улетучилась. Он нахлобучил на голову свою широкополую шляпу и, откинувшись в кресле, проговорил:

– Если верно, дорогой кузен, что все дворяне равны, начиная с герцога и заканчивая мелкопоместным землевладельцем, то о королях вполне можно сказать то же самое. Мое имя – Генрих де Бурбон, я – король Наварры. И, несмотря на то, что ваши владения бескрайни, а мои – просто крошечные в сравнении с вашими, мы все же можем подать друг другу руки как равные! И это не станет унижением ни для одного из нас.

Генрих III все еще не мог опомниться.

– Значит, вы – Генрих де Бурбон?

– Несомненно, сир!

– Мой кузен?

– Да, сир!

– И супруг моей сестры Марго?

– Ах, сир, не стоит в эту минуту напоминать мне о ней!

– То есть… Но почему?

– Хотя бы потому, что это может привести нас к обсуждению весьма и весьма щепетильных вопросов!

– Вы намекаете на то, что приданое сестры все еще вам не выплачено?

– Оставим это, сир. Возможно, мы и вернемся к этим делам, но лишь после заседания Генеральных Штатов!

– Почему бы и не сейчас?

– Потому что в эту минуту меня гораздо больше интересуют не мои, а ваши дела, сир! – Генрих Наваррский шагнул к зеркальному окну и снова распахнул его. – Проклятье! Скажем прямо: у нашего кузена де Гиза отменная армия, и я не поручусь, что ему не взбредет в голову осадить замок Блуа и захватить в плен ваше величество…

Генрих III едва заметно вздрогнул и непроизвольно нащупал рукоять шпаги.

Чтобы читатель глубже понял скрытый смысл беседы двух Генрихов, необходимо вернуться в набитый сокровищами тайный подвал, в который мэтр Гардуино привел на рассвете своего гостя.

Действительно, золотые и серебряные монеты ковром устилали весь пол подземелья. Здесь можно было отыскать монеты всех стран и эпох, а по углам высились четыре бочки, наполненные вовсе не вином, а слитками драгоценных металлов. Никто из жителей Блуа даже вообразить не мог, что полунищий отставной прокурор может оказаться владельцем таких ценностей!

Тщательно задвинув засов на двери, старик укрепил свечу на краю одной из бочек. Тем временем Генрих Наваррский устроился на донце другой.

– Что ж, дорогой мэтр, – произнес он. – Пора нам поговорить начистоту. Вы, разумеется, уже догадались, кто я такой?

– О, разумеется! – ответил старик. – Вы – один из приближенных короля Генриха… Возможно, граф Амори де Ноэ, о котором я наслышан…

– Ошибаетесь!

– Значит, де Гонто?

– Нет!

– Де Левис?

Генрих улыбнулся и потрепал старика по плечу.

– Бедняга Гардуино! Похоже, вам изменяет если не память, то зрение! Возможно ли такое: вы, друг моего отца, не узнаете сына, который похож на него как две капли воды?

Бывший прокурор ошеломленно потер глаза, всмотрелся – и в ту же минуту перед ним восстал образ Антуана де Бурбон, правда, помолодевшего на три десятка лет.

– Ваше величество! Простите великодушно! – забормотал старик в величайшем смущении и, с усилием преклонив колено, припал сухими губами к руке юного короля. Затем, еще раз взглянув на юношу, он восторженно воскликнул: – Истинная правда! Вы и в самом деле словно оживший портрет вашего венценосного батюшки!

– Оставим это, мой добрый Гардуино! – отмахнулся Генрих. – Как вы думаете, какую сумму составляет это сокровище? – Он широким жестом обвел подземелье.

– Восемьсот тысяч турских ливров[91], государь. Гугеноты копили его в течение двадцати лет.

– И оно позволит нам не только вести войну, но и одержать победу!

– Увы, я совсем одряхлел и едва ли доживу до победы…

– Кто знает?.. Но вот что еще важно: недостаточно располагать этими громадными деньгами. Чтобы воспользоваться ими, нам необходимо исхитриться и вывезти их отсюда!

– О, избавьте меня от них, государь, и чем скорее, тем лучше. С тех пор, как двор прибыл в замок Блуа и город заполнился приезжими, я каждый день умираю от страха, что по какой-то нелепой случайности наш тайник будет обнаружен. И прошу простить меня, но я не в силах понять, почему вашему величеству пришло в голову превратить мой дом в постоялый двор, да еще и такого пошиба, чтобы в нем могла остановиться сама герцогиня де Монпансье, наш заклятый враг!

– Вот что я отвечу вам на это друг мой. Еще в детстве мне доводилось слышать одну историю. Рассказывают, что король Людовик XI своим указом приговорил одного из дворян к смертной казни. Однако судья по имени Тристан в течение многих лет искал преступника по всей Франции – и безрезультатно. А в это время осужденный жил в Париже и благополучно дождался смерти короля и отмены приговора.

– Я полагаю, государь, этот Тристан был никуда не годным судьей!

– Ничего подобного! Он поставил вверх дном всю страну, но ему в голову не пришло послать стражу обыскать… свой собственный дом. А ведь именно в доме Тристана и поселился этот осужденный, сняв у него каморку в подвале. А теперь прикинь, мой добрый Гардуино. Мне достоверно известно, что католики откуда-то пронюхали о наших сбережениях. Больше того: герцог де Гиз получил от своих лазутчиков сведения, что наши сокровища спрятаны в Блуа. Само собой, лотарингцы примутся рыскать повсюду, но только не в том доме, в котором остановилась сама герцогиня Монпансье!

– Вы правы, государь!

– Теперь-то тебе ясно, почему твой дом превращен в солидный постоялый двор? Здесь наши сокровища будут в целости и сохранности, и мы сможем благополучно переправить их в Наварру!