Как и сказал Борис, река постепенно расширила русло, замедлила бег и, спустя два-три часа, превратилась в широкую водную гладь – с четырехрядное шоссе. Кстати, несколько лодок, которые прошли нам навстречу, четко соблюдали правила движения на судоходном пути – держались правой стороны. Дым строго следил за поведением байдарочников. Если кто-нибудь шел по середине фарватера или, чего доброго, сделал дикий разворот, подрезая соседей, мой капитан подпрыгивал на месте и во все горло лаял на нарушителей.

В середине дня река превратилась в стоячую мутную заводь и нам перегородил путь затопленный лес. Точно в весеннее половодье, из воды возвышались темные стволы без листьев. Эти скелеты меня насторожили; сразу вспомнились тайные знаки водомерок. Именно здесь мы и пропоремся, – мелькнуло в голове и, притормозив байдарку, я измерил веслом глубину. Весло не достало дна. А до суши было далековато.

Я прямо-таки раздвоился, во мне как бы появилось два человека: один, благоразумный, говорил – В лес не вплывай, деревья вас прихлопнут! А другой, бесшабашный, заявлял – Ничего страшного, пройдете! Эти двое начали бороться – кто кого. Победил благоразумный, и я начал разворачиваться, чтобы плыть назад. Но Дым не смалодушничал; обернулся и рыкнул – Не трусь! Я на месте и все вижу! Пришлось ему подчиниться. Хотя, надо признать, в этой непростой ситуации, рядом со своим мужественным другом, и я почувствовал прилив некоторого мужества – то есть, во мне бесшабашный все же положил благоразумного на лопатки.

Дым начал уверенно прокладывать мне курс, закрутил головой то в одну, то в другую сторону. Я еле успевал реагировать на его команды – Возьми правее! Возьми левее! Смотри в оба! Куда ты прешь, бестолковый! Тормози! Подай назад, растяпа!.. Дым не только командовал, но и работал, не разгибая спины – отталкивался лапами от деревьев, ложился на «палубу» и подгребал, выдерживая нужное направление.

С величайшей осторожностью мы вели наше хрупкое суденышко между мертвых деревьев. В темной воде плавали куски коры, гнилушки и прочая древесная труха, и все это было покрыто тиной – водоем напоминал прокисший борщ. Ветки хлестали Дыма по морде, меня по лицу, царапали по бортам лодки, чиркали по днищу. Несколько раз мы садились на какой-нибудь сук и тогда, чтобы сняться с него, Дым прыгал в воду и тянул байдарку за швартовую веревку, а я повисал на ближайшем дереве и одновременно ногами чуть сдвигал нашу облегченную посудину. Потом я снова опускался на свое место, Дым залезал на «палубу», отряхивался и мы продолжали путь.

Каким-то чудом нам удалось пройти мертвый лес без неприятностей. Но я был уверен – судьба сберегла нас для более суровых испытаний.

Потом возникла плотина – земляная насыпь, заросшая чертополохом. На плотине загорали несколько байдарочников. От напряжения в мертвом лесу я выбился из сил и намекнул Дыму, что неплохо бы отдохнуть, но капитан сделал вид, что не понимает моих намеков, а когда я вновь заикнулся об отдыхе, скривился и наотрез отказался – Не хнычь! Тоже мне рулевой! Чуть помахал веслом, пару раз нажал на педальки и уже выдохся! Крепись! Ты мужчина или слюнтяй?! Честное слово, он только что не сказал – В следующий раз возьму другого рулевого. Очень надо с тобой нянчиться!..

Такой у меня капитан. И грубоватый, и требовательный. Но не жестокий, и в высшей степени справедливый. Он всегда завышает меня, не делает скидки на мой возраст. Думает, если он что-то может, значит и другие смогут. Не понимает, что здесь одного желания мало. Что он, со своим врожденным непобедимым духом и мощью (у него не мышцы, а железная арматура), способен на великие дела, а большинство обычных людей (и собак) на них не способны.

Когда мы подошли к плотине, Дым сразу начал разгружать лодку, а потом, шмыгая носом, потащил байдарку не на плотину, а в обход ее. Я понял его задумку – ему уже надоели восторги туристов и разговоры о медалях и гранате.

Я думал, после плотины река снова побежит извилистым потоком, но она оказалась ровной, как канал. По правому берегу, словно зеленый забор, появился ельник, на левом далеко простирались луга. Мы спокойно сплавлялись вниз по течению, но вдруг река, точно спохватившись, что устроила для туристов чересчур беспечное плавание, начала выкидывать всякие штучки: то подкинет высыпку, чтобы байдарочники садились на мель, то приготовит крутое колено, и сразу за поворотом – бац! – торчащий валун – попробуй увернись! Но Дым был настороже и мы благополучно миновали все козни Великой.

К этому времени мой капитан уже проголодался и, вытянув шею, стал высматривать стоянку для дневки. Надо сказать, что в быту Дым неприхотлив; он может есть где угодно и спать на чем попало, лишь бы не было сыро. У него в жизни более высокие цели, чем забота о пище и бытовых удобствах. О двух его целях я уже говорил – пройти на байдарке все реки нашей страны и тем самым установить собачий мировой рекорд, и прыгнуть со мной с парашютом. Но есть у него и третья цель – найти железо, которое крайне редко встречается на земле – осколок метеорита или изделие древних племен. Поэтому, заметив более-менее удобный спуск к реке, Дым кивнул мне, чтобы я причаливал.

Мы приготовили суп из грибов, которые я насобирал накануне, и съели еще по плавленому сырку; я запил обед сладким чаем, Дым на третье умял пачку печенья, после чего мы решили накопить силы для вечернего броска до места ночлега и поставили палатку на хвое – мягкой, точно матрац. Но отдохнуть нам не довелось.

За елками послышался какой-то говор. Дым забеспокоился, прищурился и воззрился на елки за палаткой. Из леса вышли трое парней, разодетых ярко, как попугаи, – в оранжево-желтые рубахи. Они изъяснялись на непонятном языке. Вначале я подумал – иностранцы, но, прислушавшись, понял – наши, но говорят на каком-то тарабарском языке. Один из парней – худой, остроносый с выпученными глазами; его лицо напоминало селедку. Его приятели коротконогие, щекастые, как два ерша.

Дыму сразу не понравилась эта троица, он принял стойку, зарычал. Я схватил его за ошейник и отвел поближе к байдарке.

– Подожди здесь! Выясню, чего им надо.

Когда я вновь подошел к костру (еще дымящему тонкой спиралькой), парни уже сидели на траве. Сидели раскорячившись и пили из бутылок пиво. Один Ерш говорил по мобильному телефону.

– Привет, дедок! – вякнул Селедка. – Мы копатели. Шастаем по зеленке, достаем армейские железяки из землицы. Прослышали про твоего прикольного пса и имеем к тебе дело.

Стало ясно, передо мной Лешие – черные копатели, о которых говорили бородачи, и стало еще яснее – куда Селедка закидывает удочку.

– Сколько хочешь бабок за него? – продолжал Селедка.

– Не понял? – я еще надеялся, что ослышался.

– Ну, за сколько загонишь шавку?

Я рассмеялся. И не только я. От этого идиотского предложения даже елки зашатались от смеха. Отсмеявшись, я сказал:

– Смешно слушать. Какие-то бредни. Вас металлоискатель не устраивает?

– Не имеем прибор, – вступил Ерш с телефоном. – Надо крутую бумагу от властей. Да и чего париться, если твой пес суперски убойный!

– Слушай, папашка, не грузи нас, не гони волну! – проскрипел второй Ерш. – Ты что, тормозной?!

– Об этом не может быть и речи, – охладил я пыл остолопов. – Кто ж продает друзей?! Только негодяи!

– Дедок! – снова открыл рот Селедка. – Давай так. Ты нам даешь своего прикольного пса на время. Он вкалывает, мы загоняем товар клиентам. Половину бабок тебе. Круто? Будешь кайфовать, набивать харчами пузо, купишь себе классное корыто, это ж у тебя плавучий гроб, – он кивнул на байдарку.

Я послал его к черту и туда же его Ершей.

– Ну и ветеран! Вот крендель! – услышал я, когда Лешие направились в ельник.

Неприятный осадок оставила эта встреча, мое настроение упало ниже ватерлинии байдарки. Пока мы с Дымом собирали вещи, я думал о том, что в последнее время появилось немало молодых людей, для которых главное в жизни – побольше заработать денег. Отвратительная, недостойная умного человека, цель! Тем более, что еще совсем недавно молодые люди, не думая о деньгах, стремились что-то изобрести, смастерить, открыть. А деньги… деньги в нашей стране никогда не были главным.