После обеда я, как заправский Ай-Болит, подлечил Дыму рану на лопатке, помассировал больную лапу, закапал в глаз капли, сделал перевязку и… мы тронулись в путь.
Неожиданно погода испортилась, поднялся ветер, налетели облака и, как ошалелые, заметались по небу; рябь на воде перешла в хлесткие волны, на байдарку обрушились холодные брызги. Особенно доставалось Дыму, ведь он сидел на носу лодки.
– Дым! Спрячься под палубу! Залезь в трюм! – крикнул я, но капитан замотал головой и продолжал прокладывать наш курс.
А погода все ухудшалась. Вообще-то этого следовало ожидать – за последние дни воздух слишком перегрелся, в нем скопилось столько энергии, что рано или поздно она должна была разрядиться. И вот этот момент настал. Ветер стал шквальным; крутые волны (каждая с бочку!) швыряли лодку, словно картонную коробку, и всячески пытались ее перевернуть; надо было немедленно искать спасительное пристанище, но одержимый Дым не давал команду причаливать.
Так было всегда: в самых трудных ситуациях он оставался невозмутимым, предельно собранным – то есть, отлично владел собой и, несмотря ни на что, упорно шел к цели. Но мне-то стало страшновато. Я промок до нитки (о Дыме и говорить нечего, но ему, выносливому, все нипочем), в лодке уже плескалась и булькала вода, а мой капитан все бесстрашно смотрел вдаль.
И вдруг перед нами открылось чудо – тихая бухточка с березами на берегу и ручьем, светлой змейкой сбегавшим в Великую; а напротив – прямо-таки изумрудный островок. Обычно Дым равнодушен к красотам подобного рода, но здесь разинул пасть, и я подумал – все-таки мой друг не лишен чувства прекрасного, но ошибся. Перехватив его взгляд, я заметил на берегу якорь. Старый, ржавый якорь, полузасыпанный песком. Дым учуял железо на расстоянии нескольких метров! (Честное слово, у него внутри какой-то мощный магнит!). И какое железо! Главный предмет моряков и речников!
– Причаливаем?! – громко осведомился я у капитана.
Он отряхнулся и кивнул, а когда мы пристали к берегу, первым делом «пометил» речное сокровище, как бы приобретая его в собственность.
Мы расположились между якорем и ручьем на плотном влажном песке (потом-то я понял, что это было грубейшей ошибкой), наполовину вытащили лодку на сушу, поставили палатку и стали заготавливать топливо для вечернего костра, но посыпал дождь и пришлось забраться в палатку.
Под шум дождя я сменил Дыму мокрую повязку на сухую и стал ему пересказывать «Каштанку». Дым любит слушать рассказы о собаках, но предпочитает истории о героических собратьях. В «Каштанке» ему нравится только одно место – где животные делают пирамиду и кот сваливается с гуся, а гусь с поросенка. До этого места я не успел дойти – внезапно послышался нарастающий грохот и в палатку полетело что-то тяжелое, похожее на снаряды; некоторые из этих штуковин пробивали нашу обитель насквозь и плюхались в воду. У меня сразу мелькнула мысль – кто-то стреляет из пушки. Я хотел было выглянуть наружу, но тут же получил сокрушительный удар в голову и сразу потерял сознание…
Очнулся уже на песке – видимо, Дым вытащил меня за ноги из палатки – мой друг тормошил меня, облизывал, скулил – призывал вернуться из небытия, а когда я приоткрыл глаза, от радости завертелся на одном месте. Вот так все и произошло. Можно сказать, Дым спас мне жизнь. И не можно сказать, а определенно, яснее ясного – именно благодаря Дыму я жив до сих пор. Очухавшись, я, естественно, прежде всего расцеловал своего спасителя, затем осмотрелся. На Великой свирепствовал ураган. Ручеек, который совсем недавно тихо стекал по откосу, уже представлял собой грохочущий водопад – мирная змейка превратилась в разъяренного дракона, извергающего булыжники. Не комья земли и мелкие камешки, а настоящие булыжники! Именно они и продырявили палатку, а один из них долбанул меня по голове.
Пока я осматривался и соображал, что к чему, Дым шустро подскочил к байдарке и обвязал ее швартовую веревку за якорь. Это он, башковитый, сделал вовремя – в следующую минуту огромный вал воды (высотой, клянусь, с трамвай! Ну, может, на каплю меньше) подхватил нас и палатку и потащил в Великую. Словно какой-то сор, смыл нас и баста! Но байдарку-то якорь держал намертво. В нее мы и вцепились – я руками, Дым зубами.
Когда вал пронесло, мы попытались вылезти на берег, но взбухшая от дождя река так навалилась на лодку, что она, задрав нос, завалилась на борт и вдруг накрыла нас, как крышка от сундука. С невероятными усилиями, и только потому что было мелко, мы выбрались на поверхность.
Ну а палатку течение унесло. Впрочем, скорее всего она сразу пошла ко дну, ведь в ней находились все вещи: рюкзак с остатками круп и банка сгущенки, спальник, жилетка Дыма, чехол от лодки, топорик, кастрюля, миски, кружка, ложка, лекарства и подкова, которую Дым нашел в деревне – короче, абсолютно все! Хорошо что еще куртка с нашими паспортами и деньгами была на мне (позднее я долго их сушил на солнце, но и после просушки они выглядели изжеванной оберточной бумагой).
Понятно, о самой палатке я не очень жалел – после бомбардировки булыжниками, она превратилась в решето и ее можно было использовать разве что как рыболовную сеть, а вот все остальное было жалко. Особенно подкову (а вместе с ней и успех и счастье в ближайшие годы) и жилетку Дыма, ведь он так ею гордился. Не медалями – жилеткой!
Ураган стал стихать, но дождь продолжал моросить; вода уже скрыла изумрудный островок и подбиралась к нашему песчаному возвышению. Мы с Дымом ходили по берегу, в надежде хоть что-то найти, но нашли всего лишь перочинный ножик, который, вероятно, выпал у меня из кармана, когда я кувыркался у байдарки. Его обнаружил Дым на мелководье около лодки.
Чуть позднее, словно в насмешку, я нашел еще одну из своих галош. Вначале, со злости, хотел закинуть ее куда-нибудь подальше, но потом пустил по волнам, как примету стихийного бедствия.
Не стану пыжиться, корчить из себя всемогущего Робинзона, а из Дыма – Пятницу (или наоборот) – в тот момент мне было не до шуток. Промокший до внутренностей, я присел на песок, обхватил голову (она все еще звенела) и стал думать, что делать дальше? Подошел Дым и положил лапу мне на колено; по его мордахе текли дождевые струи, но он улыбался – Что бы ни случилось, слезы у нас не польются, верно? Лодка-то у нас есть! Поплыли! Нечего время терять! Что мокнуть на песке, что в лодке – все одно, а впереди что-нибудь подвернется! – и, чтобы расшевелить меня, он стал что-то вытанцовывать на задних лапах, явно изображая клоуна дрессировщика из «Каштанки». Как все сильные личности, он не боялся показаться смешным.
– Вперед, Дымок! Где-то недалеко турбаза! – сказал я и мы под, все еще моросящим, дождем побежали к байдарке.
Глава двадцать девятая. Инопланетянин Василий. Турбаза Алоль
Ближе к вечеру дождь наконец прекратился. К этому времени мы отмахали километров семь и вошли в озеро – самое большое из всех, которые встречали до сих пор. Над озером стояло синее марево, и в нем, прямо на воде лежала… летающая тарелка! Немного удлиненной формы, со светящимися круглыми иллюминаторами! Ну вот и наступил ключевой момент нашей поездки! – сразу пришло в голову. Не знаю, как Дым, а я, честно скажу, немного сдрейфил и стал пятиться, грести назад.
Мой капитан вылез на «палубу», снял повязку с глаза и пристальней вгляделся в необычный объект. Потом дал мне сигнал – Подойди ближе!
Когда расстояние между лодкой и пришельцами сократилось, я услышал, что из тарелки доносятся какие-то звуки, похожие на тарахтенье отбойного молотка, а на ее краю отчетливо различил инопланетянина – он был в облегающем космическом костюме, стоял растопырившись, раскинув в стороны толстенные руки-клешни.
У меня задрожали колени, по спине пробежал неприятный холодок, а Дым хоть бы что – все машет мне лапой – Подгребай ближе! Почему-то он был уверен, что мы найдем общий язык с представителями другой планеты и они, в знак космического братства, непременно обогреют и накормят нас, и еще что-нибудь дадут с собой. Я полностью в этом не был уверен. Стоящие в такой самоуверенной позе, могут не накормить, а укокошить, – подумалось. – И запросто могут нас схватить и увезти с собой, в совершенно другой мир, и тогда – прощай наша замечательная Земля, такие, как Великая, речки!.. Я в другую страну-то, самую распрекрасную, никогда не уеду, а тут в другой мир! Я только на минуту представил, что больше никогда не увижу свою захламленную квартиру, Челкашку, друзей, и от страха у меня затряслось все тело, будто я попал в камнедробилку.