— О, господи! — взорвался он.

Замахнувшись левой рукой, Барлоу дал ему пощечину. У Слокума возникло ощущение, что череп ему проломили лопатой, мозги вытряхнули наружу, а вагон закружился на месте.

— Заткни свой рот и держи его закрытым, мистер! — прорычал Барлоу.

— Послушай хорошенько, — ответил Слокум. — Я убью тебя, если ты еще раз сделаешь что-нибудь подобное!

Сайкс и его напарник в другом конце вагона раскатисто расхохотались.

— Слышишь, Рэйли, ты навлек на себя гнев страшного человека! Барлоу по очереди ткнул пальцем в лицо Слокуму, И. В., Ханикатту.

— Когда остановимся для заправки водой, втроем похороните его. Тем временем я займу вас работой — круглосуточно. Хватит топить, заливать воду и тормозить. Будете убирать за лошадьми. Увижу где-нибудь лошадиный помет — ты, Слокум, съешь все, до последнего кусочка. Ножом, вилкой, на чистой оловянной тарелочке. Диллард!

— Да?

— Принеси три метлы!

— С удовольствием!

— Проехать всю дорогу из Абилина не разгибая спины в надежде найти заработанные чистым способом зелененькие, дать себя обчистить до последнего доллара, остановить этот треклятый поезд и обнаружить, что этот головорез со своими дружками командует им, наконец, выскребать лошадиный помет отсюда — а в перерывах стоять с метлами наготове и ждать, пока снова появится работа, — это самая дерьмовая цепочка невезенья, которую только можно придумать! — плакался И. В.

— Дерьмо! — воскликнул Слокум. И. В. энергично кивнул.

— Это уж точно!

Все это не забавляло Джона. Смерть парнишки угнетала его. Представляя себе его тело, погребенное под кучей мешков в соседнем вагоне, он одновременно расстраивался и приходил в ярость. Он так напряженно работал, что с трудом мог собрать собственные мысли. Они все заплатят, поклялся он сам себе: Барлоу, Эйрес, Сайкс, все до последнего. Кроме Кассиди. В том оставалось еще что-то человеческое, он был непохож на остальных. Его интересовало только одно: попасть на судно, уходящее в Южную Америку. Он не хотел разорять города, долбить шлюх и расстреливать в упор безусых подростков.

— Знаешь, что это за здоровая сука, которая вцепилась в Барлоу? — спросил И. В.

— Не знаю и знать не хочу! — ответил Слокум.

— Это их мадам, Элоиза О'Лири. Похоронила не меньше шести мужей и в два раза больше любовников. Больше девушек обратила в грех, чем шанхайский опиум. Содержала публичные дома на всем пути из Уако в Вашингтон. Ее столько же раз выкидывали из разных городов, сколько яблок на дереве. Говорят, она припрятала в сейфе банка в Сакраменто такую коллекцию алмазов, что перед ней бледнеют богатства английской королевы.

— Барлоу у нее точно под каблуком, — отметил Ханикатт. И. В. кивнул.

— Она ему докучает просьбами играть церковные гимны на губной гармошке, — пошутил он.

— Ничего, она тоже играет на его гармошке, — заметил Ханикатт.

— Слушай, Хани, ну ты пошутил так пошутил! Послушай, Джон, вот это шутка!

Слокум швырнул свою метлу в копыта искалеченной чалой лошади, та испуганно дернулась.

— Черт, вы можете заткнуть свои поганые рты на две минуты? — спросил он.

И. В. обиделся.

— Что на тебя нашло?

— Ты!

— А что я?

— Все и ничего! Никогда ничего толкового сказать не можешь. Болтаешь и болтаешь. Хуже шлюхи.

— Я просто хочу взбодриться. Надо же отыскать и светлую сторону.

— Да нет светлой стороны, тупая ты задница! Мальчик погиб, ты что, своей башкой этого понять не можешь?

— Его никто не заставлял уходить, — сказал Ханикатт. Слокум рассвирепел.

— Сукин ты сын, насильник! Он убежал, потому что мы его заставили, и ты это знаешь. Он был вконец перепуган. Мы его уговорили. Он был еще дитя. Посмотрел бы ты на него в тот момент, когда здесь все трахались. Он был настолько потрясен, что едва дышал! Боже милостивый, да что с вами? Вас это не угнетает? Не беспокоит, мать вашу? Вы что, ледяные?

— Джон, — прервал его И. В., — расслабься, выпусти пар. Мы не животные, но ничего не поделаешь. Если мы будем до конца наших дней корить себя — мы его все равно не оживим. Жизнь — сложная штука. Мальчик, который берет в руки оружие и садится в седло вместе со взрослыми мужчинами, сам решает свою судьбу. Вэйду не повезло, ему пришла не та карта. Просто…

— Ты прав, — отозвался Слокум. — Я вас двоих и не обвиняю. Это ведь я вытолкнул его за дверь. Это я с самого начала решил, что он должен удрать. Меня просто тошнит от этого. Господи, хоть ложись и помирай!

Снова взявшись за метлу, он начал выбрасывать помет в конец вагона, откуда Ханикатт выметал его наружу. Потом они кормили лошадей, чтобы, как заметил И. В., «убедиться, что нам хватит навоза надолго».

Состав спустился в долину и перешел на запасной путь. Вагон остановился, лошади затряслись друг о друга.

— Пора сматываться, — сказал Слокум, сжав зубы; — Все это слишком далеко зашло. В конце этого путешествия нас в любом случае ждет только могила.

— Я мог бы сказать то же еще в Монтане, — сказал Ханикатт. В проходе появился Сайкс, его рыжие волосы свисали на запотевшее лицо.

— Мы будем стоять на запасных путях до конца дня. Если вы закончили с чисткой лошадей, возьмите мальчишку, найдите подходящее место и похороните его. Лопаты есть в багажном вагоне.

Они выбрали место в тополиной роще, находившейся в пределах видимости с поезда. Шлюхи и бандиты высунулись из окон, с интересом наблюдая за ними. Жаркое солнце иссушило листья, которые лежали на земле вперемежку с сережками. Убрав этот лиственный ковер, они вырыли парнишке могилу. Затем опустили туда завернутое в одеяло тело.

— Кто-то из нас должен сказать что-нибудь из Библии, — сказал Ханикатт, с надеждой посматривая на И. В.

— Давай, — сказал И. В.

— А я не знаю.

— И я. Джон?

— И не я.

— Почему? Если ты знаешь, то скажи. Ты зная его, так что имеешь право.

— Я убил его. Так что это исключено.

И. В. грустно посмотрел на него, вздохнул и раскрыл руки как бы в молитве.

— Господи благослови и храни тебя, Вэйд, мальчик мой! — произнес он. — Аминь.

Кто-то, высунувшись из окна, сказал что-то. Остальные рассмеялись, но потом замолчали, остановленные одним из их компании.

— Жаль, у меня нет гатлинговского ружья, — пожаловался Слокум. — Я бы разнес эти окна из конца в конец.

Они опустили тело в могилу, набросали сухую красную землю на останки мальчика. Затем насыпали холм, после чего Слокум стал кидать горсти сережек сверху.

— Что ты делаешь? — спросил Ханикатт.

— Они мягкие и симпатичные, — ответил Слокум возбужденно, — а цветов у нас нет. А, дерьмо, я и сам не знаю, что делаю.

Швырнув последнюю горсть сережек на могилу, он повернулся и зашагал к поезду.

Вскоре после заката Слокум был в вагоне-конюшне, когда туда постучал Ханикатт и позвал его.

— Что случилось?

— Открой дверь. Мы только что узнали, — сообщил Ханикатт, — о том, что в Вайоминге поедем только до Грэнджера.

— И куда дальше?

— Там мы перейдем на линию «Юнион Пасифик».

— И что же?

— Мы не доедем до Шайенна. Мы даже не доедем до Грин-Ривер. Мы поедем на запад к Огдену, в Юту. И. В. говорит, что знает Огден как пять своих пальцев. Он считает, что, если все получится, мы сможем вырваться верхом из багажного вагона и скрыться в Уосетских горах. Он уверяет, что мы легко сможем уйти от любой погони. Он знает там полдюжины пещер.

— Так и поступим. А где он сейчас?

— Барлоу послал его наверх. Там свалился вниз один из тормозных кондукторов. Сломал себе шею и разбился насмерть. Мы даже не остановились и поехали дальше.

— Бог мой!

Чем больше Слокум думал об этом предложении, тем более разумным оно ему казалось. Что же до пояса с деньгами, то они могли и не терять из вида поезд. Оказавшись в горах, они могли легко следовать за ним. Не вызывало сомнений, что Барлоу с его шайкой и сэкет-спрингзскими подружками должны были остановить поезд задолго до Нового Орлеана или же могли уйти с поезда сами где-нибудь по дороге. Барлоу занервничал. Слокум видел, что за последние несколько дней он очень изменился и даже страстное внимание миссис О'Лири не могло его успокоить.