Теперь нос китайской лодки упирался в корму ялика.

Мадам Лаутерс с воплем бросилась к мужу, стараясь остановить хлеставшую из раны кровь.

— Вперед, братцы! Смелее! — кричал Перкинс, словом и жестом ободряя матросов.

Но малабарцы буквально остолбенели от неожиданности, и Перкинс понял, что он погиб. Как вдруг пираты испустили крик ужаса, и их судно внезапно осталось на месте, как бы прикованное к невидимому причалу.

— Атаман. Наш атаман! — взвыл от ужаса кормчий пиратов.

Действительно, Пей-Хо поднялся во весь свой гигантский рост, и те, кем он так часто предводительствовал, его узнали.

Охваченные суеверным ужасом при виде человека, на казни которого они присутствовали, пираты вообразили, что это — ужасное колдовство, и буквально окаменели от ужаса. Это спасло англичан.

От страха кормчий пиратов уронил рулевое весло. Шлюпка пошла по течению и застряла в запруде, по которой мог пройти только мелкосидящий ялик. Чтобы сняться с места, пиратам пришлось бы потратить не менее часа. Крик злобы и отчаяния вырвался из их уст.

— На весла! — скомандовал Перкинс.

Матросы бросились по местам, закинули весла и налегли на них изо всех сил. Ялик дрогнул и помчался быстро и легко.

— А тебе — спасибо, — продолжал капитан, протягивая руку Пей-Хо. — Без тебя мы бы погибли. Увидишь, помнит ли услугу англичанин. Садись на руль.

— Вы тоже спасли мне жизнь, — просто ответил разбойник, — но я еще не расквитался с вами. Я сдержу свое слово до конца.

И, сев у руля, взял курс на проток Эллиот, идущий прямо к Вампоа.

Тогда Перкинс вспомнил о раненом. Рана была ужасная. Копье попало в грудь между четвертым и пятым ребрами, что не могло не угрожать жизни Лаутерса.

Мадам Лаутерс обезумела от горя. Без слов, без слез держала она на коленях голову мужа, не приходившего в сознание.

Как все моряки, Перкинс немного знал хирургию. Он старательно перевязал рану, силясь не показать, как мало надежд на спасение Лаутерса.

Ялик быстро шел вперед. Глубокая тишина знойных дней обвеяла реку. И только к плеску весел примешивалось тяжелое дыхание выбивающихся из сил гребцов.

Вот засинели пышные сады острова Французов. Выступила из синевы роскошная растительность берегов, кокетливо драпируя своею зыбью далекие откосы берегов. Со свистом проносились над водою пестрые стаи птиц. И вся природа приветствовала день, оттеняя своею радостью темное горе человека.

Перкинс не отрывался от морского бинокля, напряженно исследуя каждую извилину реки и ежеминутно ожидая нового нападения.

Без новых приключений достигли они деревни Дорфер, на северной оконечности острова Французов. Перкинс хотел остановиться, дать отдохнуть своим гребцам, но, взглянув на раненого, он понял, что надо спешить.

Лаутерс не подавал признаков жизни. Жена замерла над ним, не отрываясь от его побледневшего лица.

Скоро ялик обогнул мыс Бернарда и вошел в рейд Вампоа.

Перкинс велел пристать к трехмачтовому бригу «Британия», прося капитана прислать судового врача. Но было поздно: жизнь Лаутерса оборвалась…

Только теперь мадам Лаутерс очнулась от оцепенения. Она упрекала себя в смерти мужа и ни за что не соглашалась расстаться с его телом. Пришлось оторвать ее силой и дать ей честное слово, что тело не будет опущено в море, а похоронено в Гонконге.

Перкинс с трудом уговорил ее подняться на борт «Британии», чтобы дать гребцам отдохнуть и в тот же день идти к Лин-Тину. Он не хотел ночевать в Вампоа, понимая, что нападение пиратов тесно связано с его планами: пираты хотели его уничтожить, а потому надо было взять инициативу в свои руки и как можно скорее выступить против Латронских островов.

Глава XII. Месть Красного Паука

Рейд Вампоа находится в двадцати милях от устья Жемчужной реки, немного выше форта Бокка-Тигрис.

Состоит он из нескольких островов, разделенных протоками в виде креста, где каждая национальность имеет особую якорную стоянку. Это своего рода аванпорт перед Кантоном, которого не может миновать ни одно европейское судно.

Вновь приезжающих особенно поражает отсутствие здесь города и торговли на берегу. Зато все старые пароходы превращаются здесь в плавучие магазины и торговые конторы. Были и паромы на понтонах, превращенные в плавучие базары. Покупатели подъезжают в лодках к узеньким трапам, над которыми красуются вывески с именем портного, сапожника или торговца съестными продуктами. Борты таких плавучих магазинов утыканы осколками камней и стекла, чтобы внушить ворам должное уважение к чужой собственности.

Благодаря такому устройству каждый сапожник или портной мог при первой тревожной вести поднять якорь и перебраться в более безопасное место.

Самое селение Вампоа состоит из одной узкой улицы длиною в треть километра. Все дома, или, вернее, хижины, построены на сваях с зыбкими скользкими лесенками, по которым небезопасно карабкаться. Впрочем, в Вампоа ютятся бедняки — прачки, мясники, рыболовы и служащие плавучих магазинов. Ни один европеец не рискнул бы заночевать в этом поселке преступников.

Подъезжая к рейду, Перкинс и здесь заметил необычайное волнение. Слух о наступлении революционных отрядов Тай-Пингов донесся и сюда. И европейцы боялись, что у вице-короля не будет сил и возможности защитить их от погрома. Поэтому торговые баржи и пароходы готовились к отходу или самозащите, а плавучие магазины уже отчалили и спустились к мысу Альцеста, чтобы по первому тревожному сигналу идти к Гонконгу.

Китайская эскадра ночью прошла мимо рейда, направляясь к фортам. Народ, еще вчера приниженно-низкопоклонный, внезапно стал дерзким и открыто враждебным. В воздухе пахло восстанием.

Узнав о нападении на Перкинса, англичане поняли, что это случилось не без ведома и благословения китайских властей. Сам Перкинс думал иначе, но благоразумно промолчал, только поторопился в Лин-Тин, чтобы засветло перевести «Молнию» на рейд Лин-Тао, а тело Лаутерса — в Гонконг.

Сменили гребцов, и ялик двинулся дальше.

Покойник лежал под тентом, завернутый в британский флаг. Мадам Лаутерс плакала и молилась над ним. Пей-Хо был на руле. А капитан внимательно осматривал берега, не отрываясь от бинокля.

Миновали форт Бокка-Тигрис и в пять часов пристали к «Молнии» у Лин-Тина. Быстрое течение помогло гребцам покрыть сорок миль в течение восьми часов.

Шхуна Перкинса казалась необыкновенно стройной и элегантной. С распущенными парусами она напоминала белоснежного альбатроса. Паруса покрывали мачты сверху донизу. Острый, как у парохода, нос заканчивался бушпортом. От слегка выгнутого гафеля шли, расходясь лучами, кливера. Снаружи «Молния» была совершенно черной, от медной обшивки до сверкающей киноварью ватерлинии. Мачты были тщательно просмолены красной еловой смолой и казались сделанными из красного дерева. Вооружение «Молнии» состояло из двух двенадцатисантиметровых орудий, стоящих на заднем мостике. Они выглядывали из-под чехлов, точно две кокетки со своего балкона. На носу вытянуло хобот длинное дуло тяжелого орудия, а полдюжины легких орудий были разбросаны по бортам.

У «Молнии» не было ни бака, ни капитанского мостика. Ровная, как зеркало, палуба тянулась от носа до кормы, и от этого шхуна казалась еще длиннее. На корме стояли широкие, как диваны, низкие ящики с флагами, компасами и штурвальными принадлежностями. Тент покрывал весь спардек.

Видно было, что Перкинс часто жертвовал полезным для приятного, но он успел разбогатеть и путешествовал почти как любитель. Только середина трюма предназначалась для груза. Все остальное было в распоряжении офицеров и команды. Перкинс создал роскошную плавучую дачу, полную удобств и комфорта.

Экипаж состоял из тридцати мускулистых малабарцев и трех европейцев: Мортона, его помощника лейтенанта Джемса и боцмана Хейгавда.

Уговорив мадам Лаутерс сесть на «Молнию», капитан поднял якорь, а ялик с телом Лаутерса взял на буксир.

Солнце только что скрылось за мысом Макао, когда бросили якорь в бухте Ламма, в пяти милях от Виктории. Занятый маневрированием, капитан не заметил дюжины туземных лодок, идущих против течения и свернувших к восточной оконечности острова.