‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Нет, ваша светлость. Что вы! — округлил глаза Жак. — Если бы я не был уверен в том, что Ивлина сумеет разобраться, то не стал бы даже предлагать. Да, она бывает вздорной… Но когда берётся за дело, это абсолютно не мешает.

«У мадам Конфетки тоже непростой нрав, — заметил Лабьет. — Думаю, они либо подружатся, либо месье Лимиеру придётся расследовать дело о нанесении этой аспиранточке тяжких телесных повреждений».

— Хорошо, — согласился Ренельд, чуть поразмыслив. — Если ей удастся разобраться, я переведу в фонд Академии средства для лично её исследований. Ну а в случае ещё большего вреда… Сами понимаете.

— Разумеется, ваша светлость, — серьёзно кивнул Селери.

— Тогда отправьте мадемуазель…

— Дю Пойр.

— Да, отправьте мадемуазель дю Пойр на виноградник Шато д’Амран. Но прежде не забудьте предупредить графиню. Письмом с описанием всей ситуации и вашего глубочайшего желания помочь ей в беде, слухи о которой дошли до вас буквально сегодня. И к которой вы, конечно же, не смогли остаться равнодушным.

«Стройно излагаешь, Рен. Я прямо иногда поражаюсь», — довольно выдал Лабьет.

— Сейчас же этим и займусь, — торопливо подтвердил профессор.

— Прекрасно, — Ренельд кивнул и уже повернулся уходить, но вспомнил об одной немаловажной детали. — И ещё. Пусть моя просьба к вам останется в тайне. И прошу отчёт о проведённых на винограднике исследованиях отправить лично мне. Конечно, этим делом должна была заняться жандармерия, но пока я не вижу подвижек.

«Что, кстати, весьма подозрительно, — буркнул шинакорн. — Ты не считаешь?»

— Считаю, — не стал спорить Ренельд и вновь обратился к профессору: — К слову, меня не будет в Жардине ближайшие сутки. Всего доброго, месье Селери.

— Прекрасного дня, ваша светлость.

«Сомневаюсь, что несколько часов в дороге по жаре и под храп Тибера сделают этот день прекрасным, — проворчал пёс, рысцой следуя за Ренельдом по коридору. — Кстати, а чего это ты решил остаться инкогнито? По-моему, твоя забота благотворно сказалась бы на ваших с Конфеткой отношениях».

Ренельд резко остановился, едва сдерживая закипающий в груди гнев.

— А если я не хочу отношений с мадам Конфеткой? Проклятье… Д’Амран! Ты об этом не подумал? Может, она вообще не интересует меня как женщина.

«Молодая, привлекательная, умная и магически одарённая женщина… Я почти поверил, Рен!»

Вот же несносная заноза!

— Моё желание узнать, что происходит у неё на винограднике, связано исключительно с расследованием. Возможно, между нападением на графиню и порчей лоз есть связь.

Похоже, действие зелья после принятия катализаторов накануне резко прошло. Теперь обо всём, что было связано с Мариэттой, можно было рассуждать гораздо более трезво. Но не всегда получалось.

«Согласен! — покладисто буркнул шинакорн. — Однако заниматься этим делом лично тебе, вроде как, не к лицу… Но ты всё равно за неё беспокоишься».

Ренельд только вдохнул, возведя очи горе. Если Лабьет в чём-то убеждён, переговорить его не сможет даже торговец на рынке.

Конечно же, в Управлении ничего утешительного насчёт судьбы Перетта мне не сказали. Я даже пробилась к главе Жардинского отделения, виконту Томелю де Чейсу. Сумела уговорить его секретаря, чтобы меня пропустили к нему прямо сейчас, а не «по записи через неделю». Правда, пришлось расстаться с весьма приятной суммой в качестве поощрения симпатии. Приятной для этого алчного прощелыги, разумеется!

Но зато глава принял меня довольно легко и без возмущений. И это навело на мысль, что со своим помощником он в доле. Однако это не помешало ему в ответ на мою просьбу состроить сочувствующий вид и бессильно развести руками.

— Я бы и рад вам помочь, миледи. Но, к сожалению, я не могу изменить порядок процесса правосудия. Сначала будет следствие, — он оттопырил один палец. — Затем суд и принятие решения. Но судья не подчиняется мне напрямую. Судья… Это судья! И воздействие на него может выйти себе дороже.

Его глубокомысленные заключения никоим образом меня не успокоили.

— А воздействовать на вашего старшего тугодума… простите, следователя, вы можете? — я чуть наклонилась вперёд над столом.

И взгляд Томеля, очень может быть, даже против его воли, переместился с моего лица на грудь. А ведь довольно закрытое дневное платье вовсе к тому не располагало.

— У нас есть показания виконта, — попытался строго ответить мне глава, осознав свою оплошность. — Есть показания свидетелей…

— Которые лгут! — не выдержала я. — Не случилось ничего такого, о чём говорит Фабрис д’Амран! И уж никакого вреда его здоровью — тем более!

Как же меня утомило разговаривать с этими стенами мужского пола. Которые старательно делают вид, что слушают меня, а на самом деле, наверное, уже подумывают о том, как будут попивать бренди за ужином после тяжёлого рабочего дня.

— Вы можете оставить свои показания у месье Лимиера, — с ожидаемой усталостью в голосе повторил Томель то, что я уже слышала сегодня раз двадцать. И это только с утра! — И он обязательно их учтёт. В свою очередь я обязательно лично ознакомлюсь с делом и дам свои рекомендации по тому, как представить материалы суду.

Он уставился на меня с вопросительным ожиданием. Словно хотел на что-то намекнуть, но опасался сделать это открыто.

— Надеюсь, это будут положительные рекомендации, — с настойчивой надеждой в голосе проговорила я. — Я могу поручиться за своего управляющего со всей ответственностью! Я знаю его уже не первый год. И гораздо больше он работал у моего покойного мужа. Без единого нарекания.

— Вот это всё вы можете изложить под запись старшему следователю, — растягивая губы в дежурной улыбке, напомнил Томель. — Прошу вас, миледи. У меня куча дел! Не менее важных, чем ваше.

Вот же конторский червь! Дела у него.

Я, едва сдерживаясь, легонько хлопнула ладонью по столу и встала. Под моим взглядом довольно солидный, уже приблизившийся к перезрелому возрасту мужчина дёргано поправил стоячий воротник сюртука. Но, несмотря на то, что я ещё пыталась состроить грозный вид, территорию моей решительности всё больше отвоёвывало отчаяние.

Куда пойти ещё? Да не в Магдепартамент же, в самом-то деле. Префект даже слушать меня не станет. Если уж этот запылённый, словно старое кресло, глава, лишь изобразил вежливость и заинтересованность.

Весьма раздражённая неудачной поездкой, я вернулась домой. Немного перевести дух — и на винодельню. Надо бы окончательно разобраться с нерадивой охраной.

— Вас ожидают, миледи, — слегка растерянно предупредила меня Селина, когда я только вошла в холл.

Признаться, сейчас я даже Ксавье не была бы рада. И вообще приятных визитов не ждала.

— Кто? — я отдала подоспевшей служанке шляпку и перчатки.

— Какая-то девушка, — пожала плечами мадам Хибоу. — Говорит, приехала из Санктура по поручению своего научного руководителя.

Очень странно: пока что я не готова была обсуждать какие-либо вопросы по стипендиям из Фонда. Хотя порой случалось, что адепты пытались пробиться ко мне лично. Правда, чаще всего они пытались поймать меня где-то в переходах Академии. Самые смелые. Другие же смотрели издалека, наверное, надеясь, что я должна проникнуться из вопрошающими взглядами.

Нет, хорошо было бы одарить всех адептов. Я была бы вовсе не против. Но цель Фонда, который создал мой муж, была вовсе не во всеобъемлющей благотворительности. А в поощрении самых острых и пытливых умов.

Потому, весьма заинтригованная, я прошла в гостиную — и едва не ослепла от насыщенно зелёного платья гостьи. Как раз его я и увидела в первую очередь. Затем только над ним нарисовалась рыжеволосая голова, сложенные на коленях руки, весьма уродливая пухлая сумка на диване рядом и носки удобных, чуть запылённых туфель, что выглядывали из-под подола.

— Мадам д’Амран, — ослепительно-зелёное платье, которое отказывалось существовать совместно с одетой в него девушкой, встало. — Добрый день! Меня зовут Ивлина дю Пойр.