В тюрьме подруги частенько рассказывали друг другу, что сделают после освобождения. Некоторые хотели сразу найти себе любовников, так они истосковались по мужской ласке.

Но Лили, когда шериф защелкнул наручники, поклялась держаться от мужчин подальше. Они приносили ей только несчастье.

И вот теперь, стоя у окна в холодной темноте и глядя на мужской силуэт, она чувствовала, как у нее подкашиваются ноги, а тело горит жарким пламенем.

Объяснив кучеру, что не желает привлекать к себе внимания, Куинн велел ему ехать не по улицам, освещенным недавно установленными газовыми фонарями, а по переулкам. Из окон многочисленных домов, которые становились все выше по мере того, как они двигались по Четырнадцатой улице, тоже лился яркий свет. Похоже, газовые лампы есть и в домах.

Правда, Лили видела не так много, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы понять, что Денвер — огромный город, раскинувшийся на пологих холмах. Газовые фонари, недавно посаженные хлопковые деревья и вязы горделиво возвещали о намерении царственного города равнин год от года расти и хорошеть.

— Мой дом расположен между зданиями муниципалитета и городского суда, — объяснил Куинн. Лицо его оставалось в тени, и Лили видела лишь тлеющий кончик сигары. — Черри-Крик примерно в четырех кварталах отсюда.

Она старалась получше рассмотреть двух — и трехэтажные роскошные кирпичные особняки, стоявшие на огромных участках, где можно было построить сарай для карет и личную конюшню.

Замедлив ход, карета свернула на усыпанную гравием дорожку, ведущую к трехэтажному особняку внушительных размеров, и Лили облизнула губы, бессильно откинувшись на подушки.

— Черт, в жизни так не волновалась, — прошептала она. — У меня даже руки трясутся.

— Это всего лишь дом, и сегодня вечером там никого не будет, кроме нас с Полом, — ответил Куинн, потом выбросил в окно недокуренную сигару и взял шляпу с перчатками.

Сегодня Лили первый раз видела его в «городской» одежде, состоявшей из темного костюма, жилета, белоснежной рубашки и шляпы. Куинн впервые стал похож на политика, какими их представляла Лили: великолепно одетого, сурового, властного и такого красивого, что захватывало дух. Слава Богу, в карете темно и Куинн не видит, с каким восхищением она смотрит на него.

Машинально потирая руки, Лили выглянула из окна и увидела перед собой массивную входную дверь.

— Если бы мы могли остаться на ранчо, — вздохнула она.

А еще лучше оказаться дома, в Миссури, в этом роскошном особняке ей не место. Она непременно сделает что-нибудь не так, заблудится в многочисленных комнатах, разобьет дорогую безделушку, прольет кофе или виски на ковер стоимостью в целое состояние. Нет, про виски можно забыть навсегда. Теперь она будет потягивать шерри, которое покажется водой любому, кто предпочитает более крепкие напитки.

Едва Куин помог ей выйти из кареты, парадная дверь открылась, и Лили увидела появившегося на крыльце Пола.

— Добро пожаловать домой, миссис Уэстин, — сказал он.

— Благодарю, мистер Казински, — дрожащим голосом ответила Лили.

Пока друзья здоровались, она заглянула в холл, где с потолка свисала огромная хрустальная люстра, бросая свет на мраморный пол. В углу стояла ваза с роскошным букетом желтых хризантем. В одном этом холле запросто могло поместиться три тюремных камеры.

Пол начал отдавать распоряжения насчет багажа, а Куинн повел Лили в дом. Перед ней сразу предстала центральная лестница, переходящая наверху в галерею. Зрелище настолько поразило Лили, что она непроизвольно вцепилась в руку Куинна и прильнула к нему.

— Когда вы будете откуда-нибудь возвращаться, передавайте зонтик Крэнстону, — сказал он. — Шляпу и перчатки можете снять здесь или, если хотите, в своей комнате.

«Крэнстон — это дворецкий», — напомнила себе Лили и взглянула на зеркало. Под позолоченной рамой стоял маленький столик, а на нем — медный поднос для визитных карточек. Лили попыталась вообразить, как небрежно бросает перчатки на столик, отдает шляпу Крэнстону и начинает просматривать визитки.

— Ничего не выйдет. Я здесь совершенно чужая, — прошептала она.

Чертежи, с таким вниманием изученные на ранчо, не давали представления ни об истинных размерах особняка Уэстина, ни о его поразительном богатстве.

Куинн впервые добровольно прикоснулся к ней, положив ей руку на талию. Лили, конечно, хотелось, чтобы он к ней прикасался, только не сейчас. От этого ей лишь еще больше становилось не по себе.

— Давайте выпьем по глоточку бренди, потом вы осмотрите дом.

Бренди не принадлежал к числу любимых спиртных напитков Мириам, о чем Куинну было хорошо известно, но сегодня он, похоже, решил сделать исключение.

Пока он вел ее к одной из дверей в холле, Лили судорожно представила себе план дома, чтобы определить, куда ведет эта дверь, и никак не могла сосредоточиться. Громадный особняк, казалось, лишил ее способности что-либо соображать. Она думала очутиться в уютном, милом доме, а не во дворце, великолепно отделанном и обставленном роскошной мебелью.

Куинн, пристально взглянув на нее сверху вниз, заметил:

— Вы дрожите.

— Я никогда еще не бывала в таком доме.

А ведь завтра ей придется отдавать слугам распоряжения и вести хозяйство.

— Это всего лишь дом, — повторил Куинн.

Он вывел ее в коридор, а оттуда через двойные двери в великолепно обставленную комнату, обозначенную на чертежах как семейная гостиная. В камине, облицованном изразцами темно-синего цвета, весело трещал огонь, на полу лежал красно-синий ковер, такой же расцветки была обивка уютных кресел и скамеечек для ног.

Очаровательная, несколько интимная комната с массой гобеленов, полочек, безделушек и цветов. Лили решила, что даже за целый вечер не сумеет тщательно рассмотреть каждую вещь. Она явно не сможет ознакомиться до завтрашнего утра со всем, что есть в доме.

Куинн наливал бренди, а Лили стояла, испуганно озираясь по сторонам. Она боялась пошевелиться, чтобы, не дай Бог, не смахнуть какую-нибудь безделушку.

Взяв из рук Куинна бокал, она сделала большой глоток и стала ждать, когда по телу разольется тепло.

— Тут все новое? — шепотом спросила она, сделав еще один глоток, и только сейчас обнаружила, что забыла снять перчатки. — Или вам удалось что-то вытащить из огня, когда случился пожар?

— Пожар случился, когда мы еще не переехали в этот дом, многие вещи, одежда, настенные и прочие украшения, кое-какая мебель не были даже распакованы. Все остальное новое. Реставраторы, насколько возможно, придали комнатам прежний вид. Мириам хотела, чтобы они выглядели как до пожара. — Где-то пробили часы, нарушив царящую в доме гробовую тишину. — Очевидно, все эти вещи, на которые вы смотрите, были не распакованы или их успели спасти от огня. В основном это всякие мелочи.

Лили взяла с круглого столика одну из фотографий.

— Кто это? — шепотом спросила она. Похоже, в этом доме она не в состоянии говорить нормальным голосом.

Куинн заглянул ей через плечо. На Лили пахнуло ароматом лавровишневой воды, и она едва сдержалась, чтобы не кинуться ему в объятия и не заплакать.

— Мириам, естественно. А рядом ее брат Ричард и отец.

— Подобные ошибки могут вам дорого обойтись, — услышали они голос Пола, который, войдя в комнату, прямиком направился к столику с напитками. — Вы должны были узнать на фотографии себя, отца и брата. А Куинн должен был сказать не «Мириам», а «Это ты».

Куинн отошел от нее, и Лили умоляюще взглянула на Пола, надеясь увидеть хоть капельку сочувствия.

— Я ужасно боюсь.

— Чего? Дома? — Он с улыбкой потрепал ее по руке.

— Можете отправлять меня в Юму. Я не смогу никого убедить, что я Мириам. — Она аккуратно поставила фотографию и стакан с бренди на столик, расплескав содержимое. — Вы однажды попросили меня не забывать, кто я такая. В данный момент я Лили Дейл, которая вторглась в чужие владения, ошиблась дверью и вместо того, чтобы войти в комнату для прислуги, вошла в гостиную. Да в одной этой комнате больше вещей, чем во всем доме тети Эдны!