Вельзевул мяукнул и растянулся на солнышке, поглядывая на мир, будто ничего не произошло. Сестра Тереза почувствовала, что кто-то смотрит ей в спину. Она повернулась и встретилась взглядом с матерью Жозефой. После стольких лет, проведенных вместе, ветераны понимали друг друга без слов.

Выражение лица настоятельницы, легкое движение правой бровью заключали в себе точные и ясные приказы.

Сестра Тереза ласково, но крепко обняла Розу за талию. Молодая женщина моргнула, но взгляд оставался неподвижным.

— Ты ведь не забыла нашего крикуна-полуночника, а?

Роза закрыла глаза. Острый припадок паники миновал; ее начала колотить дрожь. «Я хочу домой», — прошептала она.

Сестра Тереза почувствовала сквозь одежду, как отчаянно бьется сердце Розы. «Тебе бы посидеть на солнышке, да перевести дух», — она попыталась повернуть девушку, но ничего не получилось.

— Нет. Я хочу… я себя лучше чувствую там, где мое место.

Слегка нахмурившись и крепко вцепившись в корсаж Розиной юбки, сестра Тереза тянула ее назад. «Мы вызовем тебе такси. Ты не в том состоянии, чтобы идти пешком или толкаться в автобусе. Тебе ведь на угол Второй и Семьдесят восьмой?» Мать Жозефа будет очень недовольна, если они отпустят девушку, не выведав, где ее можно будет найти.

Роза начала вырываться. Сестры не гнушались легкого принуждения, но перед открытым сопротивлением пасовали. Сестра Тереза разжала руки.

— Не будь дикаркой, — укорила она, глядя в потемневшие глаза Розы. — Мы ведь тебе не чужие. Мы хотим знать, как у тебя дела. Мы хотим помочь.

Возвращайся и поговори с нами, Роза. Открой свое сердце, и тебе в самом деле станет легче.

Роза уставилась в землю, но не сделала ни шага. Сестра Тереза поняла, что пора закинуть крючок.

— В субботу. Приходи на обед. Жареная курица с кукурузно-яблочной подливкой — как раз такую, какую ты всегда любила…

Ресницы задрожали, но ответа не последовало.

— Ну скажи «да», дорогая. Порадуй нас всех…

Не поднимая глаз от земли, Роза сказала «да», тут же развернулась и убежала. Ее каблучки простучали по полу часовни. Словно огневой рубеж, преодолела она входную дверь. Было слышно, как девушка сбегает по ступеням, потом дверь медленно закрылась, и все смолкло. В наступившей тишине громом звучало воробьиное чириканье. Наконец раздался голос матери Жозефы.

— С ней случилось что-то очень серьезное.

— Но что? — спросила сестра Агнесса. — Она не готова рассказать об этом ни нам, ни Господу. Может пойти за ней? Или нужно было задержать ее здесь?

— Мы сделали все, что могли. Может быть, она придет в субботу. Может быть, расскажет нам что-то.

— Да, нужно было задержать ее, — пробормотала сестра Тереза. — Я не должна была отпускать ее.

— Нет, — убежденно сказала мать Жозефа. Ей тоже было жалко девушку, но она держала ответ перед городскими властями, а также перед Богом и епархией. Выбор у нее был ограниченный. — Мы ничего не можем сделать против воли Розы, даже ради спасения ее души. Можно только молиться, чтобы она пришла в субботу.

Еще одна монахиня вставила слово: «Видели, как она смотрела на кота?

Я такого взгляда никогда не видела, разве только в кино».

Мать Жозефа поправила накрахмаленный апостольник под покрывалом, собираясь с мыслями. У кошек в миссии было привилегированное положение.

Они находили убежище в каждом укромном уголке здания. Каждый день им ставили еду и воду. Сестра Магдалена, положившая начало этой традиции, больше не жила в обители. Орден был подобен армии. Сестры отправлялись туда, куда их посылали — правда, к переводу сестры Магдалены из Готам-сити приложила руку мать Жозефа. Но кошки продолжали собираться возле кухонной двери, и время от времени в ящике для пожертвований появлялся анонимный конверт с купюрами. Мать Жозефа знала, что деньги предназначаются кошкам.

— Пожалуй, в субботу на обед можно пригласить еще одного старого друга, — задумчиво проговорила настоятельница. — Давненько мы не видели Селину. Вельзевул дичится людей, но если Селина принесет одного из своих котят — а у нее всегда живет пара котят — может мы тогда разберемся, в чем тут дело.

— Селину мы не видели с тех пор, как ее сес… с тех пор, как сестра Магдалена уехала, — торопливо поправившись, начала сестра Тереза. — Мне кажется, они расстались не вполне… — она сделала паузу, тщательно обдумывая слова. Истории о сестре Магдалене и ее сестре Селине были длинными, запутанными, о них старались не вспоминать. — …не вполне довольные друг другом. Я даже не уверена в том, что Селина сейчас в городе. И я не думаю, что выйдет толк, если мы сведем Селину и Розу вместе.

Ропот одобрения пронесся среди черного воинства, но мать Тереза прекратила это изъявление чувств движением бровей. «Мне нужно знать, почему Роза так испугалась кота. И я хочу пригласить Селину, если она примет приглашение, конечно. Может она и не придет, а может придет, и все будет в порядке. Но мне надо самой все проверить. Что-то последнее время в Готам-сити распространилась эпидемия котобоязни».

Серый полосатый котенок следил глазами за квадратной штуковиной, что оказалась вдруг перед его укрытием. Сначала она была высоко, потом опустилась на пол. Тут она изменила форму, и из нее посыпались чудеса — удивительные запахи, вещи и звуки рассыпались по холодному твердому полу.

Котенка охватило любопытство. Оно выманивало его из безопасного убежища под раковиной, где иногда была вода, а иногда не было. Его уши и хвост затрепетали, лапки подогнулись — котенок, весь как стрела на тетиве, нацелился на шуршащий, извивающийся, упругий предмет. Он еще никогда ничего в жизни так не хотел — хотел немедленно, сейчас — и бросился на эту штуку.

— Попался!

Откуда-то с неба без предупреждения появились руки, ухватили за кожу над плечами и подняли на головокружительную высоту.

— Я знала, ты не устоишь. Ни один кот не может устоять перед мешаниной из блестящего мусора.

Котенок беспомощно болтался перед лицом, которое было размером с него самого. Не в первой его отрывали от вожделенной цели, когда он был уже на волосок от нее. Это лицо, этот голос и особенно эти руки преследовали его всю жизнь. Обычно они доставляли удовольствие, но сейчас был явно не тот случай, и котенок забеспокоился.

— Мы приглашены на обед. Оба. Приглашение было довольно специфическим: я и мой самый несносный котенок. Это ты и есть. А поскольку у меня есть привычка никогда не отказываться от бесплатного угощения, тебе придется лезть в коробку.

Котенок не понял ни слова, но общую идею уловил. Будучи непревзойденным мастером извиваться, он выделывал в воздухе всевозможные петли, пока когти его не впились во что-то осязаемое. Через секунду он был свободен.

— До крови оцарапал!

Как было ему предписано природой, котенок приземлился на лапки и рванулся к двери. В этом мире под лапами постоянно было что-то скользкое.

Скользкий кафель в ванной сменился скользким паркетом. Выбираясь из ванной, он врезался в притолоку и стал пробираться вдоль стены холла, производя больше шума, чем реального движения.

— А ну вернись!

Раздался еще один удар тела о притолоку, и котенок понял, что лицо и руки пустились в погоню. Он вспрыгнул на то, что называлось, кажется, покрывалом, и, преодолев перевал, нырнул в другое знакомое убежище — позади кровати. Остальные кошки, обитавшие в комнате — как его сверстники, так и несколько взрослых — поняли, что надвигается хаос, и поспешили в собственные укрытия.

Кошки, безделушки, газеты и остатки вчерашнего ужина — все взлетело в воздух.

У Селины Кайл не было времени для взвешенного решения. Она сделала рывок к ближайшему пролетающему предмету, поймала липкий огрызок холодной сычуаньской курицы и с ужасом проследила глазами за полетом фарфоровой кошечки эпохи династии Мин, которая в следующее мгновение вдребезги разбилась о стенку.