– Боюсь, что у меня ничего не получится… Понимаешь, все это достаточно сложно… Я еще не успела как следует вникнуть, я еще не думала об этом…

Ей трудно было объяснить испуганной Саре, что ее видения возникают не на пустом месте, а только если ее действительно что-то волнует. Основные логические нити видений столь же неясны, как и их происхождение. Но попытка не пытка.

Она вошла в свой кабинет, который раньше служил лишь местом занятий, где она давала частные уроки или просто играла для души, а теперь превратился в экспериментальную лабораторию для изучения собственной психики с элементами сюрреализма, помноженного на иллюзию киношного триллера.

– Хорошо, я попробую, – кивнула она побледневшей Саре и скрылась за дверью кабинета. Села за рояль. В комнате, казалось, поселилось солнце. Оно било в открытые окна, сияло на стеклянных предметах, переливалось желто-белыми бликами на блестящей поверхности крышки рояля и согревало все вокруг. Такая благостная обстановка как-то не располагала к мыслям об убийстве, опасности, страхе. Хотелось сесть в машину и помчаться за город, на Волгу, на острова, на пляж…

Наталия тряхнула головой, сосредоточилась и прикоснулась пальцами к клавишам. Закрыла глаза. И тотчас услышала плеск воды, визг детей, щенячий лай… И увидела пляж. Звуки совпадали с картинкой, все встало на свои места. До нее даже донесся запах теплых от жары водорослей, воды, подгоревшего молока (как пахнет в столовых или детских садах); потянуло костром…

Наталия играла свободную импровизацию на тему «Розовой пантеры». Дети носились по берегу, шлепая босыми ногами по кромке воды и поднимая вокруг себя фонтанчики прохладных брызг… Дальше картинка стала уплывать куда-то в сторону, показались голубоватые в какой-то дымке камыши, словно человек, видевший все это, скользил вдоль берега на лодке. Затем открылась сиреневая таинственная протока – Наталия скользнула взглядом в глубь нее и понеслась дальше, все быстрее и быстрее; ее восхищенному взгляду предстал удивительный по красоте пейзаж с матово блестевшей водой, от которой поднимался пар, два берега, густо покрытых розовыми и желтыми цветами, и даже корова, светло-коричневая с белыми пятнами, меланхолично жующая траву…

Она сняла пальцы с клавиш, опустила руки на колени и замерла. Ей стало нестерпимо стыдно за свои видения. Как же она теперь объяснит Саре, что вместо того чтобы увидеть Майю или что-то, связанное с ее историей и страхами, она очутилась в благословенном месте отдыха, о котором так долго мечтала, дожидаясь, пока Логинов не возьмет отпуск и не повезет ее на море или на волжские острова…

Мысль о том, что эти видения как-то косвенно связаны с сестрой Сары, ей почему-то в голову не приходила.

Она снова принялась играть. И снова с закрытыми глазами.

На этот раз невидимая лодка с невидимым «оператором» ее видений как по маслу заскользила в глубь потемневшей от сумерек протоки. Вода была черная, в ней отражалось фиолетовое небо с четко очерченными огненно-черными контурами облаков. И вот посреди этого безмолвия, этих ивовых зарослей и цветущих полян на берегах Наталия вдруг увидела на поверхности воды жесткие шелковые листья, круглые и плоские, а между ними словно отлитые из ярко-желтого воска изящные, источающие сильнейший сладковато-болотный аромат кувшинки.

И вдруг – крупный план. Одна кувшинка, большая, душистая до головокружения, а в ней что-то белое, похожее на записку. Вот это уже больше подходило к моменту. И к Майе. И ко всему прочему.

Поэтому когда она вышла из кабинета и увидела стоящую с испуганными глазами Сару, то первое, что она сказала, было:

– Мне срочно надо увидеть Майю.

Но ее в квартире не оказалось. Не было ни луж крови, ни сломанной мебели, ни прочих свидетельств погрома. Квартира была просто пуста.

– Боже, где же она? – Сара поочередно открывала одну за другой все двери своей огромной квартиры, заглянула даже в кладовую, но сестру свою так и не обнаружила.

– Значит, она поехала домой, – предположила Наталия. – Успокоилась и решила вернуться.

– Нет. Все не так. Да и я тебе все рассказала не так, как было. Перестраховалась, понимаешь? – Сара вопреки своим правилам достала из буфета спрятанную на всякий случай пачку легких дамских сигарет «Вог» и закурила. – Она велела никому ничего не рассказывать. Но записку она действительно получила. Сегодня утром. Или, может быть, вчера вечером, я у нее даже не уточнила.

– А что ты рассказала мне не так? – Наталия недоуменно пожала плечами. – Записка была? Была. Майя у тебя в квартире была? Так в чем же дело?

– Она говорила про записку шутя, понимаешь? Она ничего и никого не боялась. И сказала, что записка наверняка адресована не ей, вот в чем все дело.

– Но ведь она пришла к тебе… И показала записку. Если бы она не испугалась, то не придала бы значения этому факту и уж тем более не стала бы посвящать тебя в случившееся. Нет, я думаю, она намеренно рассказала тебе об этом; в случае если с ней что-нибудь случится, то хотя бы ты будешь знать, что ей кто-то угрожал.

– Но ведь записка-то сама по себе не содержит угрозы, – возразила Сара. – Какой-то любящий С. хочет предупредить ее об убийстве и просит быть осторожной.

– А что ты знаешь об этом Станиславе?

– Бывший однокурсник Майи. Хорошо воспитанный молодой человек, влюбленный в нее по уши. Майя смеется над его чувствами, а он терпит. Из таких, как он, получаются превосходные мужья, но он практически нищ. Преподает в школе русский и литературу, а на эти деньги, сама знаешь, можно купить разве что букет свежих роз, не более того.

– Но ведь если бы Майя любила его, вопрос денег отпал бы? – осторожно спросила Наталия.

– Даже не знаю, что тебе и сказать… – Сара выглядела расстроенной: исчезновение сестры, казалось, потрясло ее.

– Сара, успокойся, – попыталась приободрить ее Наталия. – Может, ты все преувеличила? Ведь если бы все было так серьезно, как ты рассказываешь, Майя бы никуда отсюда не ушла.

Наталия взглянула на часы: половина девятого. Через полчаса у нее начнется урок сольфеджио. Заметив ее беспокойство, Сара всплеснула руками и вздохнула:

– Ты извини меня, пожалуйста, но обещай, что никому об этом не расскажешь, ладно? Просто нервы у меня что-то стали сдавать. Наверное, это после того случая. И еще… Ты сейчас уйдешь, конечно… пообещай мне, что если Майя объявится или ей будет что-нибудь угрожать, то ты поможешь нам. Пойми, у меня, кроме этой девочки, никого больше нет. И если что-то случится, я не переживу. Хорошо? – Сара подошла к Наталии и обняла ее.

«Как же, должно быть, она одинока», – подумала Наталия и тоже обняла Сару. А ведь глядя на эту женщину, ни за что не подумаешь, что она так слаба и уязвима.

– Хорошо, я обещаю.

Они попрощались на пороге. Наталия, не дожидаясь лифта, легко сбежала по ступеням вниз и, уже перед тем как выйти из подъезда, наступила на что-то упругое, что тотчас хрустнуло под ногой. Она вздрогнула, как если бы наступила на живое существо, и взглянула вниз: на ступеньке лежала раздавленная желтая кувшинка. Между ее расплющенными мясистыми лепестками что-то белело. Наталия наклонилась и подняла листок бумаги, пропитанный соком кувшинки. «Я же предупреждал тебя» – было написано на нем теми же чернилами и тем же почерком, что и записка, показанная Сарой. И подпись: «Любящий С.».

Наталия села в свой сиреневый «Опель», купленный ею два года назад на гонорар, заработанный на Рафе – убийце Лискиной и Бедрицкой; он же покушался и на жизнь Сары Кауфман, которую Наталия вовремя успела предупредить и тем самым спасла ей жизнь (а вдовец Бедрицкий отблагодарил Наталию за поимку убийцы жены), и поехала в музыкальную школу. И вдруг на полпути остановилась, да так резко, что завизжали тормоза: она вспомнила, что наступил июнь, сейчас пора выпускных экзаменов и никаких занятий по сольфеджио и музыкальной литературе уже нет. Это Игорь с самого утра ввел ее в заблуждение фразой, призывающей идти на работу, чтобы обучать детей музыкальной грамоте.