Они успели выкурить по сигарете и закурить по второй, когда тот приехал. Шон лежал на цементном полу склада, пытаясь вспомнить, что случилось, где он. В складе было темно, но свет фонарика, направленный ему в глаза, привел его в чувство. Однако приходил он в себя настолько медленно, что сразу заметить это было невозможно: когда через несколько секунд Шон чуть пошевелил головой, люди, стоявшие над ним в темноте, закуривали сигареты и ничего не видели, ослепленные вспышкой спички.

Он лежит на твердом полу, вокруг стоят люди. Их трое. У стены. Нет, это не стена, а ящик. Большой ящик. Шон вспомнил такси. Он ехал с кем-то в такси. С Евой Ланд. Потом пустота. Он попытался воссоздать случившееся. Неужели они схватили его? С ним произошел несчастный случай? Теперь болела не только голова, но и шея, которую свело судорогой при мысли о несчастном случае.

Где-то высоко над ним шел разговор.

– Он явится с минуты на минуту.

Сторож отошел к воротам, чтобы послушать, не подъезжает ли машина. Шон ощутил соприкосновение его ботинок с цементным полом. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не шевельнуться, не проронить ни звука. Рядом с ним стоят двое. Может быть, здесь есть и третий, и четвертый, которых он не видит, потому что они с другой стороны? Шон прислушался к голосам.

– Ящик для инструментов подойдет. Не доверяю я мешкам. И цепи еще понадобятся.

– Надо мне, наверное, его связать.

Стоявший рядом пнул Шона ногой в бок, наполовину перевернув его. Шон заставил себя остаться расслабленным, тяжелым. Человек убрал ногу, тело снова обмякло.

– С ним все в порядке. Вот-вот приедет капитан.

В машине, на которой Шона везли сюда, его не связали, опасаясь, как бы любопытный пешеход, полицейский или водитель остановившейся рядом у светофора машины не заглянул на заднее сиденье. На такси они приехали к Шону на квартиру. Оттуда на его машине – на склад. «Ягуар» найдут пустым по дороге в аэропорт. Все личные вещи и одежду Шона вынесли из квартиры. Они были уложены в два чемодана, тоже принадлежавшие Шону и стоявшие по другую сторону ящика. Он исчезнет незаметно, как многие другие.

Окурок описал короткую дугу в воздухе, упал на пол – его затушили ногой. За ним последовал второй. Двое мужчин разговаривали шепотом, тени их легли на ящик. В темноте вспыхнула спичка. Шон почти совсем закрыл глаза, оставив лишь узенькую щелочку для наблюдения. Сильное, гладкое, жесткое лицо, будто отлитое из бронзы. Черные усы. Белая сигарета. Лицо второго скрывала темнота. Черные усы, белое пятно сигареты. Клуб! Вот теперь, когда он начал вспоминать, что случилось, все стало иначе. Как будто в него влились свежие силы. Он попробовал сжать в кулак левую руку. На секунду испугался, что не сможет этого сделать. Но пальцы двигались. Шон разжал их, вдавил в цементный пол. Почувствовал пыль, каменную крошку, шершавую поверхность. Очень медленно и осторожно он напряг мышцы сначала одной, потом другой ноги. Ни в коем случае не выдать себя звуком, движением, участившимся дыханием.

Вдалеке раздался шум автомобильного мотора. Потом похожий на барабанную дробь треск открывающихся ворот. Пол заходил ходуном, и это оглушило Шона, нарушив его способность мыслить. Треск прекратился, урчание мотора приблизилось. Опять треск ворот. Тени отделились от ящика, двинулись по направлению к работающему мотору. Шон лежал не шевелясь. Надо что-то предпринимать. Он способен был совершенно ясно мыслить, двигаться, ничто не мешало ему. И однако же, нет сил. Надо подождать еще секунду – пусть отойдут подальше. Пусть прекратятся шум, треск. Но ведь это глупо. Надо сейчас что-то делать. Но сил нет. Он мог только лежать на полу склада. Ну хоть еще одну секунду.

Шон подтянул ногу, вжал обе ладони в пол. Он боялся боли. Знал, что она придет, и она пришла, как приступ тошноты, как удар током. Он снова расслабился, подумал, что, наверное, лучше вот так лежать и позволить им убить себя, чем испытывать эту боль. Треск ворот прекратился; послышались голоса, звук открывшейся дверцы автомобиля. Шон заставил себя собраться – никогда раньше он не подозревал в себе таких сил, – перекатился на живот, прижался к полу лицом, руками, коленями. С другой стороны ящика приближались голоса, среди которых он узнал голос Рэнделла.

– Можно сказать, я с некоторым нетерпением и удовольствием жду этой встречи. Мне никогда не нравились ирландцы.

Кто-то засмеялся. Шон встал, почувствовал такое головокружение, что чуть не упал, и удержался, лишь упершись обеими руками в пол. Его окружали тени, еще один ящик, какая-то машина, похожая на огромную раму для сушки белья, сделанную из железных брусьев и шестеренок. Шон ухватился за железный брус и за ящик, встал между ними. Увидел груду старых автомобильных шин. Трактор. Штабель лесоматериалов.

Он зашел за штабель, прижался к нетесаному дереву. Его глаза постепенно привыкали к темноте: Шон различал светлое дерево, железную стену склада, которая, казалось, состояла из угловатых теней, отбрасываемых рамой. Среди этих теней выделялась одна, прямоугольная, – дверь. Шон осторожно скользнул к ней. Взялся рукой за стальную ручку. Голоса за кучей металлолома стали громче, раздался крик. Темноту разрезал луч фонаря, заметался по сторонам. Осветил штабель древесины, шины, трактор, упал на стену, двинулся в сторону Шона. Он повернул ручку, пытаясь открыть дверь, хотя уже понял, что дверь заперта и не откроется.

Луч фонаря нащупал Шона, скользнул по его плечу, как огромный мягкий волосатый золотистый паук, высветил лицо и шею. Шон метнулся в сторону, бросился было бежать, но запутался ногой в мотке проволочного каната, взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, не удержался – упал. От удара о цементный пол у него перехватило дыхание. Кто-то прыгнул ему на спину, придавил обоими коленями, ударил кулаком по шее и так заломил его левую руку назад, что Шону показалось: вывихнули плечо.

– Поставьте его на ноги, – скомандовал Рэнделл.

Чьи-то руки подняли его, свет фонаря, как паук, легко пробежал по лицу, ослепил; Рэнделл неодобрительно буркнул:

– Какой суетливый парень. Отведем его на корабль и выясним, чего он так суетился.

Те же руки повернули Шона, в замке заскрежетал ключ, в помещение ворвался дневной свет. Шон увидел каменный мол, железнодорожные пути, брусчатку, а над всем этим и высоко над водой темным утесом возвышался проржавевший корабль; на палубу вели сходни. Шон открыл было рот, чтобы закричать, – сторож мгновенно заткнул его кепкой вместо кляпа. Она пахла машинным маслом, потом – сшитая из толстого ворсистого материала кепка чуть не удушила Шона, так глубоко ее запихнули. Шон в панике попытался наугад ударить своих мучителей ногами.

– Не бить по голове, – сказал Рэнделл.

Шона ударили фонарем в поясницу, грубо схватили за штаны, понесли по сходням, по палубе, шаги эхом отдавались от железа. Где-то далеко, на Темзе, свистнул буксир. Открылась еще одна железная дверь – они оказались в рубке на главной палубе, прошли через другую дверь в большой салон – очевидно, раньше здесь была офицерская кают-компания, пока с корабля не начали снимать все, что можно продать с аукциона: столы, стулья, медные детали.

Шона швырнули на пол. В углу валялась бухта каната – Рэнделл поднял ее, завязал петлю. Канат был достаточно толстый и гибкий. Рэнделл принялся раскачивать петлю перед лицом Шона.

– Можно поиграть в повешение, – сказал он. – Очень хорошая игра. – И, отвернувшись от Шона, приказал: – Выньте кляп изо рта. – И, снова обращаясь к Шону: – Может быть, соблаговолите мне рассказать, какими делишками вы занимались последние двадцать четыре часа?

Шон молчал. Рэнделл раскачивал петлю, улыбаясь тонкими губами, его маленькие, как у змеи, жесткие, близко посаженные к тонкой переносице аристократического носа глазки сверкали. Аристократический профиль был еще одним предметом гордости Рэнделла. Его дед работал садовником в герцогском поместье в Йоркшире, и самыми первыми воспоминаниями Рэнделла были бесконечные оранжереи, каменные балюстрады, парковые насаждения. В глубине души Рэнделл лелеял уверенность, что парк по праву принадлежит ему – хотя бы на том основании, что как-то его бабка уступила домогательствам хозяина, лорда Рэтклиффа. Он сузил глаза, качнул петлей так, что она задела лицо Шона. Качнул еще раз – петля упала Шону на голову. Один из подручных немного приподнял плечи и голову Шона – петля скользнула вниз.