МАРТА (смеется счастливым смехом): Нет.
Макс незаметно на что-то надавливает. Стрелка передвигается на экране до конца скалы.
МАКС: Видите, вы солгали. Опишите наружность человека, в которого вы влюблены.
МАРТА: Это 20-летний юноша, брюнет, невысокого роста, полный.
Стрелка передвигается на экране.
МАКС: Вы опять лжете. (Смотрит на барона). Он высокий, худой красавец, блондин, ему тридцать пять лет, хотя он уверяет, что ему всего тридцать.
Телефонный звонок. Барон берет трубку.
БАРОН: Алло. (Холодно). Да, этот глупый вечно острящий старик здесь. Послать его к вам? (Радостно). Отлично, он сейчас к вам зайдет. (Кладет трубку). Баронесса просит вас сейчас, сию минуту, зайти к ней, в ее салон. Я могу только поддержать ее просьбу.
МАКС (с видимым неудовольствием встает): Я надеюсь скоро вернуться.
БАРОН: Пожалуйста, не торопитесь. Будет очень приятно, если вы проведете остаток вечера у моей жены.
МАКС (допивает бокал): До скорого свиданья, друзья мои.
БАРОН: До завтра, дорогой друг.
Макс уходит. Марта вдруг заливается веселым смехом. Барон с недоумением на нее смотрит.
МАРТА: Ты ревнуешь меня к этому старику! Тебе не стыдно! Ах, как я рада!
БАРОН: Какой вздор!
Марта вскакивает и бросается ему на шею.
ЗАНАВЕС.
Салон баронессы. Тот же вечер. Баронесса, довольно привлекательная женщина лет 37–38. Лицо у нее усталое, болезненное и раздраженное. Она в пеньюаре. Полулежит на диване. В момент поднятия кладет трубку стоящего около нее на столике телефонного аппарата. На столике бутылочки с разными лекарствами, стаканы, рюмка, минеральная вода. Горничная, говорящая по-английски с сильным французским акцентом, поправляет подушки на диване.
БАРОНЕССА (устало и капризно): Не так, Жюли, не так! Что это с вами сегодня? Верхняя подушка должна быть поверх спинки дивана!
ГОРНИЧНАЯ: Может быть, прикажете принести белую подушку из спальной?
БАРОНЕССА: Да, принесите… Или нет, не надо. Я не люблю белых подушек в гостиной. Но эту положите выше и очень ровно: чтобы она была как раз посредине спинки (Встает не без усилия. Горничная хочет ей помочь, но она с досадой, жестом и гримасой показывает, что не нуждается в помощи. Пока горничная поправляет подушки на диване, баронесса проходит раза два по комнате, видимо не зная, чего хочет). Почему этот диван стоит не у стены, а под углом к стене? Это какая-то… Какая-то линия. (Спрашивает не горничную, а себя). Диагональ?
ГОРНИЧНАЯ: Не знаю, сударыня.
БАРОНЕССА: Как это вы не знаете самых простых слов? Я отлично помню, что такая линия называется диагональю. Это неправда, будто я стала что-то забывать!
ГОРНИЧНАЯ: Прикажете передвинуть диван, сударыня?
БАРОНЕССА: Не надо. Сейчас придет старик Макс. Он верно захочет пить. Пододвиньте тот столик с напитками. (Горничная придвигает столик). Когда я в последний раз принимала Квиеталь?
ГОРНИЧНАЯ: Ровно в семь вечера, сударыня.
EAPOBECCA: Да, да, я помню. Налейте мне еще десять капель. Я приму в десять часов. (Горничная наливает в рюмку десять капель. Стук в дверь). Войдите.
Входит Макс.
МАКС: Добрый вечер, дорогая (учтиво и ласково кланяется горничной).
БАРОНЕССА (другим тоном, с видимым облегчением): Добрый вечер, дорогой друг. Как я рада вас видеть! Вы всегда на меня действуете успокоительно. Вы очень… Как это говорят немцы? Вы очень gemuetlich… Вы можете идти, Жюли. (Горничная уходит).
МАКС: Как вы себя чувствуете?
БАРОНЕССА: Плохо… Впрочем, нет, теперь хорошо. Отчего вы долго не заходили?
МАКС (садится): Помилуйте, я у вас был два часа тому назад. Вы хотели отдохнуть и прочесть газету.
БАРОНЕССА: Два часа тому назад? Да, да, я помню. Это неправда, будто я вас забываю… Она у него?
МАКС (как бы не расслышав): Как вам идет этот пеньюар! Он из Парижа?
БАРОНЕССА: Да, от Кристиан Диор… Она у него?
МАКС (нехотя): Кто она? Мисс Марта? Да, барон ей диктует. Слава Богу, что он придумал себе эту книгу о фарфоре. Он ведь тоже так угнетен и расстроен.
БАРОНЕССА (подозрительно): Будто? Но почему вы говорите «тоже»? Я нисколько не угнетена и не расстроена.
МАКС: Вы меня вызвали так, или же вам нужно поговорить со мной?
БАРОНЕССА: Не знаю, зачем я вас вызвала. Мне просто хотелось вас видеть.
МАКС (целует ей руку): Благодарю вас, я очень тронут. Я вас сердечно люблю.
БАРОНЕССА: Если б я не знала, что вы сейчас находитесь у моего мужа, я, вероятно, вызвала бы кого-либо другого. Я не могла оставаться одна.
МАКС (веселым тоном): Этим я уже тронут меньше.
БАРОНЕССА: Извините меня, дорогой друг, вы не так меня поняли. Вы отлично знаете, что для меня есть огромная разница между вами и другими моими знакомыми.
МАКС: Огромной разницы нет. Кроме, конечно, имущественной.
БАРОНЕССА: Вы единственный человек, кому я верю и кто меня любит. Всем другим нужны мои деньги. Забавно, я им никаких денег не даю, не дам, и им отлично это известно. Они любят мои миллионы бескорыстно. Когда я чувствовала себя лучше, они меня возили в ночные клубы. Прежде платил барон, то есть я. Теперь платят они, так что моя «дружба» стоит им денег. Но я совершенно уверена, что они никогда меня никуда не приглашали бы, если б у меня не было миллионов.
МАКС (смеется): Это возможно. Что ж делать, принимайте ваших приятелей как существующий факт. Принимайте вообще все как существующий факт. Но вы преувеличиваете. Что это вас так сегодня взволновало?
БАРОНЕССА: Не знаю. Кажется, чтение газеты. Опять было что-то об этой атомной бомбе, о надвигающейся войне. Если на Нью-Йорк будет сброшена бомба, я сойду с ума!.. Когда, по-вашему, начнется война?
МАКС: Это знают каких-нибудь десять человек на земле: члены Политбюро, да и то, вероятно, не все. Президент Трумэн знает об этом столько же, сколько мы с вами… Успокойтесь, скорее всего никакой войны не будет. А если будет, то вы уедете к себе в Южную Америку, где об атомных бомбах вы будете узнавать только из газетных телеграмм. На расстоянии в несколько тысяч миль это будет не такое уж страшное чтение. Во всяком случае занимательное.
БАРОНЕССА (раздражительно): Почему вы вечно шутите? Это утомительно.
МАКС: Это даже просто глупо. Я это делаю по пятидесятилетней плохой привычке, от которой уже поздно отучиться.
БАРОНЕССА: Или от неврастении.
МАКС: Неврастению выдумали психиатры для увеличения своих заработков. Хуже психиатров есть только психоаналитики. И у вас тоже никакой неврастении нет.
БАРОНЕССА (с надеждой): Вы думаете? А мне иногда кажется, что я медленно схожу с ума, что я все забываю. Это неверно?
МАКС: Даже следа этого нет. Вы все ваши дела помните не хуже вашего управляющего. Я как-то присутствовал при том, как он, в докладе вам, ошибся в дивидендах Мидлэнд Стил, и вы тотчас его поправили.
БАРОНЕССА: Свои дела я помню хорошо. Это у меня от отца. Он сам нажил свои миллионы в Южной Америке… Да, о чем же мы говорили? Я знаю, что вы меня любите не за богатство. Я десять раз предлагала вам место секретаря с хорошим жалованьем, и вы наотрез отказывались. Между тем мне известно, что вы сейчас без работы.
МАКС: И я очень этому рад. Мое главное достоинство: я ленив, т. е. люблю делать только то, что мне нравится, и, еще лучше, ничего не делать. Очень приятно пожить год без всякой работы. У меня есть две тысячи сбережений. Кроме того, я получаю в течение 26 недель пособие для безработных. Вы скажете, что не совсем прилично получать пособие для безработных, когда я могу поступить на службу? Но, во-первых, я не такой уж совестливый человек, каким вы меня считаете. А во-вторых, я всю жизнь честно платил налоги казне Соединенных Штатов, и нет никакой беды в том, чтобы казна Соединенных Штатов в течение полугода платила мне. Это не самая глупая из всех ее трат. Чем, например, я хуже Чан-Кай-Ши?