Если море остается неизменным, стоило ли вообще создавать КЮРЕ? Стоило ли доктору Харолду В. Смиту оставлять солидный государственный пост, чтобы возглавить подобную службу только потому, что ныне покойный президент считал его единственным человеком, подходящим для этой работы?

Глядя на морскую гладь, Смит вновь и вновь задавал себе этот вопрос.

Он прекрасно знал ответ на него. Этот ответ поддерживал его все эти годы, когда ему приходилось принимать решения, порой уносившие чью-то жизнь. Каждый делает то, что может, и усилия каждого человека играют определенную роль. И если человек в это не верит, просто нет смысла жить.

Возможно, Римо тоже это понимал. Должно быть, именно поэтому он все-таки отправился в Майами-Бич, а не сбежал, как ожидал Смит. Но если он все-таки взялся за дело… что ж, значит, он может позвонить.

Смит бросил в воду камень, повернулся и побрел к себе, дежурить у телефона.

Но у Римо было достаточно забот и помимо доктора Харолда В. Смита. Например, следовало разобраться с Уиллардом Фарджером.

В штабе его не оказалось. Достаточно давно очухавшаяся от сна и потому способная связно изъясняться, одна из цыпочек-секретарш сообщила Римо, что Фарджер пришел на удивление рано, позвонил куда-то и снова ушел.

– Надеюсь, он не поздно вернется, – добавила она, не переставая жевать жвачку. – На сегодняшний чек я собиралась сделать кое-какие покупки в обеденный перерыв. – Сегодняшний чек?

– Он платит нам ежедневно, – кивнула она. – Считает, это единственный способ заставить появляться здесь каждый день. Но я бы все равно приходила, чтобы увидеть вас. Вы такой симпатичный.

– Вы тоже, – сказал Римо. – Не знаете, с кем он говорил?

Девушка посмотрела в свой блокнот.

– Вот. Ему кто-то позвонил очень рано и оставил номер. Когда Фарджер появился, то сразу позвонил по нему и ушел. – Она протянула Римо номер и отвернулась, напевая «Свет солнца приятней».

Римо подошел к столу Фарджера и набрал номер.

– Штаб по выборам мэра Картрайта, – ответил женский голос.

Хотя рабочий день только начался, в трубке слышались оживленные голоса и треск пишущих машинок, непрестанно звонили телефоны. Какое-то время Римо подержал трубку у уха, прислушиваясь к шумам и горько размышляя о трех цыпочках у Мака Полани в курятнике, а потом резко бросил ее на аппарат.

Фарджер. Двойной агент. Конечно же, отправился к Картрайту докладывать, как, прикарманивая денежки доверчивого чужака, заваливает кампанию Мака.

И зачем он только во все это ввязался? – спрашивал себя Римо. Зачем?

Что знает он о политике? Самый примитивный зеленый юнец из клуба избирателей и тот повел бы себя умнее, чем Римо. Правильным был его первый порыв – надо было вырубить Картрайта. Всегда надо делать то, что умеешь, а единственное, что он умел, – это убивать.

Но сначала надо заняться Фарджером.

Штаб Картрайта находился в гостинице в пяти кварталах от штаба Полани.

– Он сюда заходил, – сказала приветливого вида девушка, – но ушел.

В штабе царила суматоха и стоял невообразимый шум.

– Думаете победить? – спросил Римо у девушки.

– Конечно, – ответила та. – Мэр Картрайт – прекрасный человек. Нужно большое мужество, чтобы бросить вызов этим фашистским свиньям из Вашингтона.

И тут Римо неожиданно открылась суровая правда: на самом деле не существовало никаких причин, почему люди собирались голосовать за того или иного кандидата, по крайней мере, их решение не подчинялось логике. Люди голосуют за свои навязчивые идеи, а потом оправдывают их, пытаясь найти в кандидате то, что хотели бы в нем видеть.

Хотя бы эта девочка. Она сама ненавидит правительство, и ей хочется верить, что это главный пункт в позиции Картрайта. Логикой тут и не пахло, потому что иначе она бы стала голосовать за Полани, чье избрание гарантировало полную анархию.

Демократия есть среднее статистическое взаимоисключающих навязчивых идей, которое в конечном счете и являет собой волю народа. Самое дикое во всем этом то, что именно воля народа чаще всего и гарантирует лучший выбор.

Римо улыбнулся девушке, и та, отвернувшись, крикнула:

– Чарли! Снеси брошюры в машину.

– В какую машину? – спросил молодой человек с пышными усами.

– На боковой аллее. Зеленая такая. Развозит брошюры по клубам избирателей.

– Хорошо, – сказал Чарли, направляясь к стопке увесистых пачек с брошюрами, уложенных на тележке.

Римо решил ему помочь. Вдвоем они вкатили тележку в служебный лифт и поехали вниз, где Римо помог Чарли загрузить брошюры в зеленый пикап.

Только они закончили, как из салуна напротив вышел шофер.

– Знаете, куда везти? – спросил его Чарли.

– У меня есть список, малыш. – И он похлопал себя по нагрудному карману.

Чарли кивнул и пошел обратно в отель.

– Я с вами, – сказал Римо шоферу. – Помогу разгрузить.

– Садись.

Всю дорогу шофер напевал «Свет солнца приятней». Стоило ему включить радио, и оттуда раздался чистый, звучный голос Полани, исполнявшего ту же песенку для рекламы.

Через пару миль шофер съехал с Коллинз-авеню и направился к клубу избирателей самого северного района Майами-Бич. Через несколько кварталов они выехали на улицу, где почти не было машин.

– Вы за Картрайта? – спросил Римо у шофера, который все еще напевал мотив песенки.

– Голосовал за него в прошлый раз, – сказал шофер, уйдя таким образом от ответа.

– Эй, послушай. Останови-ка.

– А в чем дело?

– Просто останови. Надо проверить груз.

Шофер пожал плечами и припарковался на небольшом мостике через речушку, но стоило ему обернуться к Римо, как тот вырубил его, ткнув костяшками пальцев в шею.

Шофер упал головой на руль – он не придет в себя еще несколько минут.

Римо выпрыгнул из кабины и открыл боковую дверцу. Скрытый от проезжей части автомобилем, он принялся выгружать упаковки брошюр.

Вонзая крепкие, как сталь, пальцы, в картонные коробки, он проделывал в них большие дыры. Потом по одной перебросил коробки через парапет. Вода через дыры попадет внутрь и быстро уничтожит брошюры.

Положив шоферу в нагрудный карман пятидесятидолларовую банкноту, Римо оставил его отдыхать, а сам на попутке вернулся назад, в город.

Ну вот, он и провел операцию в стане врага. А вечером он с каким-нибудь подходящим инструментом пройдется по городу и сдерет все картрайтовские плакаты, которые начали буйным цветом расцветать повсюду.

Но сначала надо все-таки добраться до Фарджера.

Но Уиллард Фарджер, четвертый заместитель помощника председателя избирательной комиссии, в конечном счете прибыл к Римо сам – в ящике с простым адресом: «Римо», который доставили в штаб предвыборной кампании Полани. Из правого уха Фарджера торчало здоровенное шило.

Римо посмотрел на тело Фарджера, втиснутое в коробку. До его ноздрей долетел какой-то легкий запах, и он наклонился ниже, принюхиваясь. Запах показался ему знакомым. Цветочный. Да, так и есть. Такой же запах исходил от шила, забитого в правое ухо Московитца. Запах сирени. Шило с сиреневым ароматом.

Римо с отвращением рассматривал шило. Оно уничтожило не только Фарджера – оно поставило под сомнение всю кампанию по выборам Полани.

Единственный человек, который хоть что-то в этом понимал, теперь мертв. Дикость какая-то, подумал Римо. КЮРЕ, задачей которой было применение насилия для спасения страны и ее политического устройства, теперь подвергается уничтожению с помощью основы этого политического устройства свободных выборов, где противник может использовать насилие, а Римо нет.

И он просто не представлял, что можно с этим поделать.

На какое-то мгновение у него шевельнулась мысль, не позвонить ли Смиту. Он был всего лишь на расстоянии телефонного звонка. Рука уже потянулась к аппарату, но тут Римо тряхнул головой и… потащил ящик с телом Фарджера в одну из дальних комнат.

Избавившись от тела, Римо поведал о гибели Фарджера Тери Уокер. Она страшно расстроилась и даже разрыдалась.