После двухнедельного перехода по горам, где на нас ежедневно обрушивались ливни, а есть было нечего, кроме того, что мы взяли с собой, мы наконец обнаружили следы человека. Впереди нас шли двое, и шли очень быстро. Мы пошли за ними. Утром, снимаясь с лагеря, мы увидели их следы поблизости и догадались, что накануне вечером они прятались тут и следили за нами.

Вечером мы положили в лесу подарки, но они остались нетронутыми. Мы выкрикивали приветствия на языке речных жителей, хотя и не знали, понимают ли его биами. Как бы то ни было, они не откликнулись. Так продолжалось из вечера в вечер, пока мы не потеряли их след. Через три недели мы совсем отчаялись и решили, что установить с ними контакт так и не удастся. Но затем, проснувшись утром, мы увидели семь человек в кустах рядом с нашей палаткой. Они были маленького роста и совсем нагие, если не считать обмотанного вокруг талии пучка сахарного тростника, за который спереди и сзади были воткнуты ветки с листьями. Некоторые носили серьги и ожерелья из костей животных. Один держал плетеную сумку, полную съедобных корней и плодов.

Мы высыпали из палаток, но они не убежали. Это было свидетельством огромного доверия, и мы поспешили как можно убедительнее показать им, что намерения у нас самые дружеские. Речные жители заговорили с ними, но биами ничего не поняли. Оставалось только рассчитывать на какие-то жесты, одинаковые и у нас, и у них,— и таких жестов оказалось довольно много.

Мы улыбнулись — и биами улыбнулись в ответ. Казалось бы, не слишком удачное приветствие, поскольку оно показывает зубы — единственное естественное оружие человека. Однако главную роль в нем играют не зубы, а движение губ. У других приматов это жест умиротворения — молодой самец шимпанзе таким способом показывает вожаку, что готов ему подчиниться. У людей губы не просто раздвигаются — при этом вздергиваются их уголки, что выражает дружелюбие и радость. И конечно, мы не просто научились этой мимике от наших родителей, она входит в репертуар наших природных жестов — ведь и слепоглухонемые младенцы улыбаются, когда их берут на руки, чтобы покормить.

Мы постарались укрепить наш контакт с биами. У нас были для них разные полезные вещи — бусы, соль, ножи, куски ткани, но отдать им все это просто так, значило проявить высокомерие и пренебрежение, а потому мы указали на плетенку и вопросительно подняли брови. Биами сразу поняли нас и вынули клубни таро и зеленые бананы. Мы начали торговаться. Указывали на предмет, прикасались к пальцам, обозначая количество, и утвердительно кивали. Все эти жесты были совершенно ясны и недвусмысленны. Все мы усердно двигали бровями, которым в человеческой мимике принадлежит очень большая роль. Да, вполне возможно, что они предохраняют глаз от пота, но эта функция не объясняет их большой подвижности. Несомненно, они особенно важны как средство сигнализации. Выражая неодобрение, биами сдвигали брови. Если это сопровождалось покачиванием головы, становилось ясно, что им не нужны бусы, которые мы предлагали. Разглядывая наши ножи, они поднимали брови в знак удивления. Перехватив взгляд мужчины, нерешительно жавшегося с краю группы, я чуть-чуть поднял брови и одновременно слегка дернул головой. Биами проделал то же самое: движение это, видимо, означало, что мы рады приветствовать друг друга

Такой взлет бровей известен в мире всюду. Он одинаково понятен на фиджийском рынке и в японской лавке, в английской пивной и при встрече с индейцами в бразильском тропическом лесу. Оттенки его смысла могут варьировать от места к месту, но подобные сигналы распространены столь широко и используются столь различными группами, что напрашивается вывод: это общее наследие человечества. И вполне возможно, что человек прямоходящий прибегал к ним, планируя свои облавы, приветствуя друзей, совместно с другими преследуя дичь и относя добычу на стоянку к великой радости его подруги и детей.

Благодаря развитию способности к общению и возросшей сноровке в изготовлении орудий человек прямоходящий преуспевал все больше. Численность его увеличивалась, и он начал расселяться по миру. Из Юго-Восточной Африки он перебрался в долину Нила, а оттуда на север по восточному побережью Средиземного моря. Его останки были найдены еще восточнее — на Яве и в Китае. Перебрался ли человек прямоходящий в Азию из Африки или тамошние окаменелости принадлежат потомкам азиатского обезьяночеловека? Пока еще мы не располагаем достаточными данными, чтобы ответить на этот вопрос с полной уверенностью. Некоторые африканские группы добрались до Европы. Одни воспользовались перешейком, некогда соединявшим современные Тунис, Сицилию и Италию. Другие обогнули Средиземное море с востока и прошли на север через Балканы.

Около миллиона лет назад человек прямоходящий был в Европе довольно многочисленным. Но примерно 600 тысяч лет назад климат изменился. Наступило похолодание. Происходило это постепенно и отнюдь не непрерывно. Выпадали долгие периоды потепления, когда наползавшие с севера ледники останавливались и даже отступали. Однако в целом климат стал гораздо холоднее. Ледники сковали такое количество воды, что уровень Мирового океана понизился и возникли новые перешейки. В результате люди со временем смогли перекочевать в Америку там, где теперь Сибирь и Аляску разделяет Берингов пролив, а по островной цепи Индонезии — в Австралию и на Новую Гвинею.

В Европе человек прямоходящий, несомненно, очень страдал от усиливающихся холодов. У него, уроженца жарких африканских районов, не было густой шерсти, согревавшей млекопитающих, которые долгое время обитали в более холодных областях. При подобных обстоятельствах многие животные либо отступили бы туда, где было теплее, либо вымерли бы. Но человек, существо с ловкими руками и деятельным умом, не отступил и не вымер. Он охотился на животных с густой и пушистой шерстью, сдирал с них шкуры и кутался в теплый мех Кроме того, он научился укрываться в пещерах.

На юге Франции и в Испании найдены многочисленные места его обитания. В известняковых долинах центральной Франции — например, в бассейне реки Дордонь — ив предгорьях Пиренеев обрывы изобилуют пещерами, и чуть ли не в каждой из них обнаруживаются следы пребывания древних людей. Найденные там предметы рассказали нам о них очень много. Так, они использовали костяные иглы и сухожилия, чтобы сшивать одежду из шкур. Они били рыбу зубчатыми острогами, тщательно вырезанными из кости, а на дичь в лесах охотились с копьями, у которых были кремневые наконечники. Закопченные камни показывают, что они умели пользоваться огнем и, конечно, всячески его оберегали, потому что зимой он дарил им столь необходимое тепло и давал возможность поджаривать мясо, слишком жесткое для их мелких зубов.

Зубы у них стали даже мельче, чем у их предков, зато череп увеличился и сравнялся по величине с нашим. Судя по слепкам, снятым с их черепов изнутри, те части мозга, которые контролируют устную речь, были уже полностью развиты, и есть все основания полагать, что эти люди говорили хорошо и на сложном языке Короче говоря, скелет человека, обитавшего во французских пещерах 35 тысяч лет назад, принципиально ничем от нашего не отличался. И антропологи дали этим людям то же название, каким (несколько нескромно) они обозначают всех современных людей: Homo sapiens, человек разумный.

Различие между жизнью одетого в шкуры охотника, который с копьем на плече выходил из пещеры, чтобы поохотиться на мамонта, и элегантно одетым дельцом, который по скоростному шоссе едет из пригорода к себе в контору где-нибудь в Нью-Йорке, Лондоне или Токио, чтобы «посоветоваться» с компьютером, объясняется не тем, что на протяжении разделяющих их тысячелетий произошли какие-то дальнейшие физические изменения тела или мозга, но совершенно новым эволюционным фактором.

Люди всегда старались выделить какие-то особые свои таланты, которые отличали бы их от животных. Одно время мы считали себя единственными существами, способными изготовлять орудия и пользоваться ими. Теперь мы знаем, что это не так: то же самое можно сказать о шимпанзе да и о галапагосских вьюрках, которые отламывают и очищают длинные колючки, чтобы, точно булавками, извлекать личинок из древесной коры. Даже наша сложная устная речь несколько утрачивает ореол исключительности по мере того, как мы все больше узнаем о средствах общения, которыми пользуются шимпанзе и дельфины. Однако мы — действительно единственные существа, создающие рисованные и скульптурные изображения предметов, и именно этот талант привел к сдвигам, которые в конечном счете преобразили жизнь человечества.