Прибывали губные и монахи в то время, когда Волковых в доме не было. Волковы, кстати, то ли два, то ли уже три раза отправлялись к Селивановым, к ним же собрались и сегодня. На Якова Селиванова, стало быть, нацелились, Мишкиного старшего брата. Выбор, в общем, неплохой — Селивановы далеко не бедны, Яков и собой хорош, и неглуп, и герой, опять же. Мало кто из молодых бояр да дворян мог сейчас похвастаться «георгием», больших войн Царство Русское не вело давненько, а на Кавказе и войск не так чтобы уж очень много, и орденов раздается всего-то ничего. Что ж, раз тут запахло свадьбой, заканчивать наше дело надо поскорее…

Одно радовало — дело к завершению шло. Губной пристав Шаболдин взялся за работу с моим списком так рьяно, что никаких сомнений в скором окончании подзатянувшейся истории не оставалось. Заявившись к нам после отбытия Волковых, Шаболдин порадовал известием из Рославля — моя догадка о наследниках Колядиных подтвердилась, а еще через полчаса явился губной стражник и передал приставу записку из губной управы. Борис Григорьевич отправил стражника обратно и поспешил похвастаться очередными успехами. На этот раз нашелся след штуцера, и хотя само ружье еще не было изъято и доставлено в Москву, лично у меня не оставалось сомнений в том, что речь идет именно о том самом, будь он трижды проклят, штуцере, из которого убили Аглаю. Впрочем, пристав тут же и сам поспешил вернуться к месту службы, пояснив, что ему необходимо отдать еще некоторые распоряжения.

Я, кстати, поговорил с отцом и выяснил, откуда он знаком с Шаболдиным. История оказалась более чем занимательной. В свое время тогда еще совсем юный Боря Шаболдин, по имени-отчеству никто его, ясное дело, не звал, служил в управлении одного из отцовских заводов, выпускавшего артефакты для железной дороги. Именно там и проявились способности будущего губного пристава к следственному делу — он выследил группу работников, занимавшуюся промышленным шпионажем в интересах Миловановых, и так размотал все их тайные делишки, что хватило на материал для суда по обвинению в недобросовестном соперничестве. Незадачливые шпионы отправились на каторгу, Миловановым пришлось выплатить отцу изрядные отступные, да еще и на немалый штраф в казну потратиться, а у юного гения сыска начались проблемы — простить ему такой болезненный удар по своему карману Миловановы не пожелали. Отец, хоть и не хотел отпускать столь ценного работника, все-таки сообразил, что единственный способ защитить парня от нападок конкурентов — это дать ему уйти на царскую службу, потому как давить на государева человека дураков нет, за такое просто штрафом не отделаешься. Вот и был Борис Шаболдин принят в губную стражу, где его способности пришлись очень даже к месту и стали хорошим подспорьем для почти что головокружительной карьеры. Отец не стал говорить, но я и так сообразил, что либо сам он, либо дядя, либо оба они вместе немало посодействовали получению Шаболдиным места главы сыскной части именно в той губной управе, в зону ответственности которой входил и наш дом. Да, мы, Левские, добро помним. А если с этого еще и нам самим польза и выгода, то вообще замечательно!..

Я, кстати, нашел себе на осадном положении увлекательное и вполне приличное для жителя осажденной крепости занятие — упражняться с шашкой. В одиночку, конечно, с холодным оружием особо не поупражняешься, но кое-что можно. Я, например, наловчился быстро извлекать ее из ножен и сразу же направлять удар в заранее намеченную цель. Во всяком случае, самому мне казалось, что делать это я теперь умею, причем без опасности поранить самого себя. С отработкой уколов было уже сложнее, а отработка рубящих ударов оказалась делом вообще печальным и безрадостным — острота клинка грозила превратить тренировочные манекены в одноразовый инвентарь. Разумеется, мой пытливый ум нашел пусть и частичное, но все же решение проблемы — разорив имевшийся на кухне запас дров, из которых делали щепки для топки самоваров, я после каждой тренировки возвращал на кухню некоторое количество уже готовых щепок, образовавшихся в процессе моих учебных занятий. Удалось разжиться и парочкой небольших гвоздей, а затем превратить ее в четыре полугвоздя, в хозяйстве совершенно бесполезных, зато греющих своим видом мою душу, преисполненную гордости от обладания оружием, способным рубить железо. А уж если приглядеться внимательно сначала к ровному и чистому срезу на половинке гвоздя, а потом к клинку шашки, на котором не осталось ни единого следа от рубки гвоздей, уровень гордости взлетал аж до самых небес.

Тренировкам я предавался ежедневно, дважды в день, перед обедом и ближе к ужину, так что именно с очередной тренировки меня и сорвало очередное прибытие Шаболдина. В этот раз Борис Григорьевич порадовал сообщением об изъятии литтихского охотничьего штуцера именно там, где я и рекомендовал его искать, и о скорой доставке оружия в Москву, где оно и будет проверено по предложенной мною методе. Правда, меня куда больше порадовала проявленная приставом предусмотрительность — по его словам, узнать о прошедшем обыске и об изъятии ружья владелец оружия в ближайшие дни не сможет, соответствующие распоряжения на сей счет Шаболдин своим людям отдал. Вот вам, пожалуйста, превосходство профессионального подхода над любительским — я-то о таком и не подумал, а Борис Григорьевич не просто подумал, но и меры принял. Он, кстати, уже и ружье, брошенное при первом покушении на меня, проверил и теперь пребывал в полной уверенности, что это именно то самое ружье, из которого меня едва не застрелили. Я уж прикидывал, не рассказать ли приставу об отпечатках пальцев, но меня опередил отец, с довольным видом сказав, что имея ружье и стрелка, установить, что именно этот человек именно из этого ружья стрелял, будет легко и просто для одаренного из губной управы.

— Ну что ж, — новости мне понравились, что я и не преминул выразить, — из трех покушений два считай что доказаны, как и одно убийство из двух…

— Да уж, Алексей Филиппович, — согласился Шаболдин, — по вдове Капитоновой дело я уже велел на убийство переписать.

И правильно сделал. В свете того, что теперь мы знали о вдове Капитоновой, считать ее смерть естественной было уже невозможно. Тем более, тут и мотив налицо. Жаль, не допросишь уже саму Капитонову, да и убийце в этом случае защищаться проще… Только на то и надежда, что признается вместе с другими своими преступлениями, когда Борис Григорьевич к стенке прижмет.

В любом случае дело уверенно двигалось к концу. Причем к такому концу, который и торжество законности и порядка обеспечил бы, и меня бы лично более чем устроил. Единственным, что во всем этом благолепии меня несколько напрягало, оставалась необходимость дать убийцам возможность напасть первыми. Нет, вроде все предусмотрено — и монахи должны им магическую силу поуменьшить вплоть до полной ее блокировки, и расколоть убийц по горячим следам после этакого провала проще будет, но все равно… Как-то страшноватенько, чего уж там. А с другой-то стороны, куда ж я теперь с подводной лодки денусь? Ну хорошо-хорошо, не с подводной лодки, а из осажденной крепости, но суть от того не меняется. Ладно, переживу.

…Время решающих событий неумолимо приближалось. Отец уже объявил за очередным завтраком, что вот уже через неполную седмицу я уезжаю в Германию, в тот же день в доме появился новый жилец — доктор Штейнгафт. Его прибытие залегендировали желанием доктора не только поучаствовать в моих проводах, но и написать несколько рекомендательных писем немецким профессорам, Рудольф Карлович даже вскользь упомянул, что не взял с собой медицинские артефакты и инструментарий. А что, дезинформировать противника, так уж дезинформировать, тут любой самый мелкий штришок в общей картине лишним не будет.

В общем, все, что можно предусмотреть, мы предусмотрели, половину того, что предусмотреть нельзя, предусмотрели тоже, да и получилось у нас все, но… Как-то оно не совсем так вышло, как, впрочем, оно в жизни сплошь и рядом случается.

О-о-ох… Голова… Голова болела. Не как «после вчерашнего», а по-настоящему. Кажется, я ею неплохо обо что-то твердое приложился. Ладно, есть в этом и свои плюсы — если голова болит, значит, ты еще живой и в сознании, а это уже не так и плохо. Ободренный первыми результатами самодиагностики, я решил пойти дальше и попытался открыть глаза. Не скажу, что удалось мне это сразу, но все-таки удалось.