— Лечение как оно есть, не нужно вам больше. Силы восстанавливать нужно вам теперь. Усиленное питание и гимнастические упражнения я вам настоятельно рекомендую!

Дальше доктор Штейнгафт начал диктовать Лидии примерный план моего рациона на предстоящие две недели. Да уж, иногда быть больным — та еще привилегия. У всех Великий пост, а мне с этакой диетой не растолстеть бы… Нет, не растолстею. Закончив с Лидией, доктор вернулся ко мне и спросил, есть ли у меня двух- или трехфунтовые [1] гантели, а когда я сказал, что должны быть в гимнастической зале, озаботился отправиться туда самолично и вернулся с требуемым инвентарем. Заниматься с гантелями стоя или сидя Рудольф Карлович не велел, строго наказав делать это только лежа. Научив меня нескольким упражнениям, как с гантелями, так и без оных, доктор предписал выполнять их через день. А еще мне теперь полагалось ежедневно ходить, постепенно увеличивая пройденное расстояние, не менее получаса в день надлежало проводить на свежем воздухе, а есть и читать я теперь должен был сидя за столом, а никак не лежа в кровати. Как-то очень уж резко все поменялось… Ну и хрен с ним, что резко. Главное, что к лучшему.

Я еще успел пообедать, уже по-человечески, сидя за столом, подумать, что с завтрашнего, пожалуй, дня обедать надо будет за общим столом со всеми родичами, пусть мне и будут подавать отдельно, выползти во двор подышать воздухом, сидя на скамейке и закутавшись в плед, вернуться в комнату (тут мне, хоть и без особой радости, но пришлось воспользоваться помощью Лидии, уж больно сложно оказалось подниматься по ступенькам самостоятельно), когда вернулась Татьянка. Ясное дело, сказка о Волшебнике Изумрудного города была продолжена под охи и ахи немногочисленной аудитории и даже рассказана до конца. Хотя тут я, наверное, перестарался. Растянуть надо было, а то у сестренки аж глазки горят, до чего понравилось! Завтра ведь может опять потребовать сказку… Ладно, про Урфина Джюса и его дуболомов я ей тоже расскажу, а потом? Про семь подземных королей я с трудом даже основу сюжета помнил, да и по остальным книгам серии в памяти зияли немалые провалы. Придется еще что-то вспоминать… И почаще отговариваться от Татьянки необходимостью готовиться к выпускным испытаниям в гимназии.

До ужина оставалось где-то около часа, и я попытался договориться с Лидией на предмет некоторой отсрочки вечернего приема пищи — до того сильно хотелось наглотаться информации из учебников. М-да, оглушительный треск, с которым провалилась эта моя затея, наглядно продемонстрировал, насколько указания Рудольфа Карловича для дисциплинированной девушки важнее моих хотелок. Ладно, учту на будущее. Все же, пусть и ненадолго, но в учебники я уткнулся.

— Алексей Филиппович, ужинать извольте, — позвала Лидия.

С некоторым удивлением отметив, что есть все-таки хочется, я уселся за накрытый моей доброй сиделкой стол. Разделавшись с изумительно вкусным филе не опознанной мною рыбы, в комплекте с которым шли полдюжины запеченных мелких картофелин и пара ломтиков ароматного ржаного хлеба, я решил сделать небольшую паузу перед ягодным взваром, чтобы насладиться вкусом напитка отдельно, не смешивая его с послевкусием собственно ужина. Взвары Алеша любил, и мне пришлось отметить, что губа у молодого человека явно не дура. Да и готовить тут их умеют, чего уж скромничать.

Поднеся к лицу большую теплую чашку, я с наслаждением втянул в ноздри густой медово-ягодный аромат. О, этот запах хотелось даже не вдыхать, его хотелось есть и пить! Он будоражил, он разгонял кровь, навевал самые приятные мечтания и самые нескромные надежды. И даже не у меня одного — повернувшись к Лидии, я увидел ее совершенно голую, нетерпеливо ерзающую на стуле и призывно оглаживающую тяжелые груди… Нет, но это же невозможно! «Ну как же невозможно, — нашептывал внутренний голос, — ты же сам видишь! Воспользуйся ее желанием, не упусти случай, другого же раза может и не быть!» Я понимал, что происходит нечто нереальное, но отвести от девушки глаза не получалось. Да и не хотелось совсем, если уж по-честному. Вот зачем, спрашивается, зачем прятать такую роскошь в бесформенный мешок, по недоразумению именуемый платьем? Я уже предвкушал на редкость приятный вечер, когда голос Лидии неожиданно выдернул меня обратно в реальный мир.

— Алексей Филиппович, что с вами? — встревоженно спросила девушка.

Со мной? Со мной ничего… А вот с Лидией точно что-то не то. Не говорят так девочки, изнывающие от желания, не говорят… Стоп. А с чего это я решил, что она испытывает какое-то там желание, да тем более от него изнывает? Сидит себе, как обычно, в своем ужасном платье-мешке, только лицо выдает волнение, и то не от того самого… Но ведь только что она же голая сидела? Или нет? Что за чертовщина вообще происходит, мать-перемать?!

Пока мои мысли устраивали эти пляски, чашку с взваром я поставил на стол. А что вы хотели, держать ее на весу столько времени мне было не так легко, все-таки только-только возвращаться начал к нормальной жизни… Я снова поднял чашку, и снова мне в лицо пахнуло ароматом напитка. Вот, уже лучше, и Лидия опять голая сидит, и даже ножки многообещающе раздвинуты… Да как же так-то? Когда ж она раздеться успела?! Или…

Оказалось, что как раз «или». С усилием оторвавшись от наслаждения запахом взвара, я опять поставил чашку на стол, уже не отводя взгляда от девушки, и Лидия моментально вернулась к привычному для меня виду. А вот это интересно… Да просто охренеть как интересно! Если слово «интересно» уместно тут вообще.

Мысленно произнеся те самые слова, которые в моем положении были куда более уместны, я накрыл чашку пустой тарелкой — от греха, что называется, подальше. Честно скажу — сделал это с некоторым сожалением. Вот интересно, под действием этого запаха я видел Лидию такой, какова она под своим балахоном на самом деле? Или неведомый наркотик приукрашивал? Нет, похоже, что не приукрашивал…

— Лида, — я машинально назвал имя моей сиделки в привычном для себя варианте, — в этот взвар что-то подмешано. Яд или просто сильный дурман, не знаю.

— Я боярину Филиппу Васильевичу сей же час скажу, — Лидия порывисто встала. Видно было, что прояснение обстановки, пусть даже и столь неприятное, нравится ей куда больше, чем неопределенность. — А доктора звать, или губного пристава, боярин сами велят.

Да уж, тут не поспоришь. Молодчинка девочка! И какая красавица!

Первым, естественно, прибыл отец. Буквально ворвавшись в комнату, он только и спросил: — Где?!

Я показал. Против ожидания, отец ни трогать чашку, ни понюхать взвар не попытался. Но посмотрел на нее так, что я, честное слово, до сих пор удивлен, почему она не разлетелась на мелкие осколки, а ее содержимое не испарилось.

— Мир дому сему! — от двери раздался громоподобный голос отца Маркела. Что ж, его позвать тоже было вполне логичным решением.

— С миром принимаем! — нестройным хором ответили мы с отцом и Лидией.

— Что у вас стряслось? — поинтересовался священник.

— Давайте уж всех дождемся, — предложил я. — Я так понимаю, еще губной пристав Шаболдин и доктор Шетйнгафт прибыть должны?

— Верно сообразил, — с нескрываемой гордостью за такого умного сына подтвердил боярин Левской.

Шаболдин явился где-то минуты через три, а ждать доктора пришлось следующие полчаса. Шаболдин, конечно, начал было допрос по горячим следам, но мы все сошлись во мнении, что дождаться Рудольфа Карловича будет лучше.

— Что случилось? — Штейнгафт совершенно запыхался, как будто бежал.

— Отрава в чашке с взваром, — доложил я. — Или сильный дурман. Очень сильный.

Нюхать содержимое чашки доктор не стал, ограничившись тем, что минуты с полторы подержал над ней руку. Хватило и этого — Штейнгафт поморщился, выудил из баульчика какой-то флакончик, открыл пробку зубами, не касаясь его рукой, которой проводил исследование, и накапал из него несколько капель на ту самую руку, после чего тщательно вытер ее платком.

— Я так понимаю, Алексей Филиппович, вы это только нюхали? И у вас были очень яркие видения? — я поразился, насколько точно немец уловил суть. Впрочем, почему уловил? Наверняка в своей практике сталкивался уже с чем-то подобным.