Повесив на край стола свой поддоспешник, выстрелив в него тупой стрелой, собрал все свои манатки и уже намеревался подниматься наверх, как из группы сидевших рядом с Арсеном вышел казак и хлопнул меня по плечу:

– Молодец, Богдан. А то рассказывали мне, как ты с татарином бился, – так я не верил. А теперь вижу: не брехали казаки. Будешь у нас – заходи, потолкуем. Спросишь Петра Спалыхату, тебе каждый скажет, где я живу.

– А рядом с тобой разве живет кто? – задумчиво глядя на него, спросил я.

Видно, эта шутка над его прозвищем была не первой, потому что сути моего вопроса никому объяснять не пришлось – все дружно заржали, и Петро в том числе.

– Гыгочите, абы не плакали, – добродушно ответил Петро, достал монету, бросил на стол и, с вызовом глянув на Арсена, заявил: – Пойду и я уже домой, братцы, молодая женка скучает.

Дальнейшие перипетии происходили без меня. Сказав по дороге хозяину тащить нам на ужин в комнату все, что у него есть, скинув в комнате свое железо, нацепил на безрукавку портупею с саблями, крюком и кинжалами, пошел вниз. Половины казаков уже не было – видно, вслед за Петром по домам пошли, Авраам с охранниками и возничими уже не жался в угол, стараясь не попасться под горячую руку.

Забрав из своего воза маленький бочонок с ликером, в который влезало около пяти литров, проходя мимо Авраама, выразительно постучал по нему и пошел наверх. Хозяйка уже принесла горшок с кашей и горшок с жареным мясом, пирогов, квашеной капусты и кувшин с квасом. Девчонки с детьми, рассевшись на большой кровати и на лавке вокруг небольшого, полностью заставленного стола, интенсивно работали ложками. На меня они не реагировали, только Любава, иронично глянув, заявила:

– Весело тут у вас.

– А то.

Вытащив ложку и усевшись с краешку лавки, возле кого-то из детей, присоединился к вечере. Разлив ликер, убедил их дать детям только по глотку и отобрать посуду, а то они собирались дать им по целой кружке такого вкусного напитка.

С первого взгляда на собравшийся коллектив бросалось в глаза, что месяц путешествовать зимой – это не сахар. Дорога нарисовала девушкам черные круги под глазами и убавила красок на их лицах, но было видно, что вместе со мной они увидали конец своей дороги, а это добавило им оптимизма.

Вскоре дети, заморив первый голод, начали мне наперебой рассказывать, что им запомнилось с дороги. Я их заставлял говорить по порядку и тому, кто перебивал, засовывал в рот кусок мяса. Они смеялись, а у меня вдруг сжалось сердце и выступили слезы на глазах. Буркнув, что сейчас приду, пулей слетел по лестнице и выбежал на мороз.

Мне вдруг вспомнилась история, которую иногда рассказывала мне Любка. Это случилось в конце первого курса. Мы учились с ней на одном потоке, в разных группах, поток был большой, я даже не знал, как ее зовут. Однажды после комсомольского собрания, еще был ясный день, мы идем компанией через парк и думаем, чему отдать предпочтение – просто пиву, но немедленно или преферансу с пивом, но когда доберемся до общаги.

Вдруг подходит ко мне Любка – а она была в молодости просто неотразима, на нее весь наш курс телячьими глазами смотрел, – отзывает меня в сторону и просит отвести ее домой, а то она, мол, живет в таком районе, что и днем страшно одной ходить. Я с трудом борюсь, чтобы челюсть у меня на месте стояла, слова сказать не могу – только мычу и киваю. Она берет меня под руку и уводит от пацанов, пива и преферанса. Через год мы поженились.

И только после свадьбы она мне рассказала, что случилось на самом деле. Она шла сзади с девчонками и, когда мы проходили мимо детей, играющих на аллее, заметила, как я машинально походя погладил по голове ребенка, тычущегося с мячом мне в ноги. И все.

В этом вся суть настоящей женщины. За ней целый год ухаживает полкурса, а она за пять секунд выбирает себе совершенно другого. Никакого уважения к затраченным усилиям.

Иногда из вредности я спорил – а был ли мальчик или просто ей надоело ждать, когда присоединюсь к списку ее ухажеров? Любка никогда не спорила со мной, только смотрела на меня как-то по-другому. Ее обычный строгий и веселый взгляд, от которого в моих ушах сразу начинал звучать походный марш и командирский призыв: «Волчонок, вставай, нас ждут великие дела», – сменялся чем-то бесконечным, щемящим и невыносимым.

Я просил ее: не смотри на меня так, человек не может вынести такой ответственности, хочу быть как все, недостоин я таких взглядов, а она только улыбалась и отвечала: «Бачили очі, що брали, тепер їжте, аж повилазьте»[19].

Когда, вспомнив все это, вылетел на мороз, охваченный тоской и страхом, что мне нельзя тосковать, суперпозицией всех этих чувств, рвущих мое сердце на части, стало простое желание – здесь, сейчас, спокойно и тихо умереть. И забыть, все забыть…

Вдруг став невесомым, увидел светящийся, сияющий водоворот, появившийся над моей головой, – там, внутри, было забвение, в нем был покой, я знал, чувствовал это. Стоило только потянуться к нему – и он бы втянул меня внутрь, в вечный покой, но какой-то белобрысый мальчуган ухватил меня за ноги, плакал и не пускал, я протянул руку, чтобы погладить его по голове, и очнулся… в снегу, во дворе корчмы. Встав на ноги, неожиданно успокоенный и просветленный, пошел обратно.

Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья: мне хватило осознания того, что я по своей воле могу легко и в любой подходящий для этого момент склеить ласты и уйти. И сразу ощущение темницы и каторги, которое периодически охватывало меня, сменилось ощущением полной свободы – свободы, ограниченной только собственной ответственностью за тех, кого приручил.

Так что такое свобода? Можно попробовать дать такое определение. Свобода – это возможность уйти. Оно может быть спорным, но, хорошо подумав, под это определение можно подвести все другие, придуманные человечеством.

Представим себе гипотетическую ситуацию. Лежит привязанный к койке человек, который очень хочет застрелиться. С одной стороны, кажется, что его свободу ограничили, с другой – суицид считается психическим заболеванием, и вам скажут, что он своей свободы, как осознанной необходимости, правильно не осознает, и ему оказывают помощь в освобождении, не побоюсь этого слова, от себя самого.

Представим себе: сей человек так сильно захотел уйти, что научился останавливать свое сердце. Любой практикующий йог вам скажет – это не так уж сложно, как может показаться на первый взгляд. И тогда вдруг тот же привязанный человек в этот момент станет свободен.

Но если мы будем последовательны и проанализируем все не спеша, то признаем: он и был свободен, просто недоучен, а доучившись, осознал свою свободу. Ведь неграмотный, неученый человек, по сути, наиболее несвободен, для него закрыты миры, закрыто так много, что он этого и не представляет. Хотя никто вам не скажет, что его свобода как-то ограничена. Так что такое свобода?

Размышляя над этими непростыми понятиями, возвращался обратно в комнату, толкнул дверь и обнаружил следующую картину. Детей уже уложили, они мирно сопели на кровати, за столом сидела Ждана, Любавы видно не было. Только открыл рот спросить, куда она подевалась, как эта маленькая змея впялила в меня свои зенки, пытаясь то ли меня усыпить, то ли обездвижить. Не успел собраться с силами, чтобы вырваться из оцепенения и надрать ей задницу за такие фокусы, как почувствовал очень острый ножик у себя на шее и шипящий Любавин шепот:

– Покажи мне того, кто раньше был, иначе умрешь! – Хотя это звучало дико, я правильно понял пожелание, не стал усугублять ситуацию: если эти ведьмы уже догадались, врать нет никакого смысла. Еще прирежет ненароком – хрен его знает, чего она так испугалась.

– Богдан, вылезай, успокой тетку Любаву, а ты мне смотри дите не напугай, а то битой задницей не отделаешься, – дал ей напутствие напоследок.

Не знаю, как долго и о чем они болтали с Богданчиком, но мальца напугали, я ему все время из глубины пытался внушить, что тетки хорошие, просто нервные очень, чтобы он с ними не ругался и не нервничал. Когда он, обрадованный, что его оставили в покое, нырнул, выдергивая меня на авансцену событий, оказалось, нас уже посадили на лавку, напротив сидела Ждана и вновь пялилась в глаза, а сбоку Любава с ножом, но нож уже держала под столом возле паха. Так мне показалось – чувствовалась только ее правая рука, сжатая в кулак на моем внутреннем бедре, рядом с вышеозначенной областью. Хотя это было приятно, почему-то был уверен, что ножика она из рук не выпустила.