— Рудник, — деликатно напомнил торговец. — Мы вам металлоконструкции, вы нам…

— Ах, простите, — деланно спохватился Юджил. — Совсем из головы вылетело. Мы более не нуждаемся в ваших услугах.

Торговец уставился на Юджила так, словно у того вдруг выросла вторая голова. Кажется, он решил, что это такое своеобразное проявления чувства юмора. Однако круглая веснушчатая физиономия Юджила оставалась совершенно непроницаемой, и только в голубых глазах под морковно-рыжей челкой плясали веселые искорки.

— А как же… — Торговец настолько опешил, что, кажется, перестал адекватно оценивать ситуацию. Судорожно сглотнув, он повторил: — Так что насчет рудника?…

Юджил мечтательно улыбнулся и медоточивым голосом с несказанным наслаждением произнес:

— НЕ ПРОДАЕТСЯ!

Повторение пройденного

Если бы кто-то мог увидеть Второго Консула Амои в те редкие минуты, когда он оставался наедине с собой, он был бы очень и очень удивлен. С прекрасного лица Рауля Ама словно исчезала маска, которую он носил уже очень и очень давно. Пропадала неведомо куда мечтательная романтическая поволока с зеленых глаз, взгляд становился усталым и колючим, а лицо вместо безмятежного спокойствия приобретало выражение мрачного безразличия. Таким Рауль Ам бывал только наедине с самим собой, и никому — очень, очень давно, — не удавалось увидеть его истинное лицо…

Сев в кресло перед монитором, Рауль достал из ящика стола компакт-диск, вставил его в дисковод. Поставил на воспроизведение и, выключив звук, уставился на экран. На диске была записана съемка с какого-то приема пару лет назад, тогда, когда Первым Консулом был еще Ясон Минк, а не Кристиан Норт. Когда у Рауля был еще смысл жизни…

Невидящим взглядом Рауль смотрел на экран. Он уже много раз видел эту запись, и острая боль потери успела смениться привычной горечью.

Ну почему все случилось именно так? Почему?… Разве он не предупреждал? Разве он не умолял одуматься? Ясон не послушал его… Вернее, выслушал, принял его слова к сведению, и поступил по-своему, как и всегда. Только на этот раз он допустил ошибку, которая стала для него роковой.

Рауль в который раз проклял себя за нерешительность. Почему он не отправил за ним отряд солдат — и вовсе не обязательно было сообщать об этом самому Ясону! Уж полномочий на такое распоряжение у Рауля всяко бы хватило! Ну что ему стоило хотя бы самому отправиться с Ясоном туда, в эти проклятые развалины? Чего он боялся? Гнева Ясона? Ну да, прежний Первый Консул в гневе был страшен, ну и что с того? Да пусть бы гневался сколько угодно, пусть бы отправил Рауля в ссылку, да хоть убил его под горячую руку — но сам был бы жив… Рауль простил бы ему все, даже это его ужасное увлечение, если бы только можно было повернуть время вспять! Если бы только можно было изменить прошлое…

Но иногда Раулю приходили и иные мысли. Да, он ничем не воспрепятствовал Ясону, кроме разве что уговоров, — но когда это Ясон Минк прислушивался к чьим-то советам? Но только ли потому, что струсил? Или же… в глубине души Рауль жаждал, чтобы эта мучительная для всех ситуация разрешилась наконец, неважно как, только бы все это закончилось! Думать так было совершенно невыносимо, но Рауль прекрасно осознавал, что и такая возможность не исключена. Уж себя-то он знал хорошо…

«Почему? — в который раз спросил второй Консул у холодного монитора. — Почему ты не замечал? Почему я сам ни разу не набрался храбрости, чтобы сказать тебе? Пока не стало слишком поздно, и никакие слова не могли уже ничего исправить…»

Ясон Минк действительно не замечал… или же виртуозно делал вид, что не замечает, какими глазами смотрит на него его лучший (да и единственный, пожалуй) друг. Как старается всегда быть рядом, как берет на себя скучные и неприятные обязанности, чтобы дать ему возможность передохнуть, выкроить минутку для себя… И как покорно отступает в сторону, не в силах переубедить, но и не желая стоять в споре насмерть. Рауль был ему другом — лучшим другом, какого только можно пожелать, верным и понимающим, готовым ради него на все, только попроси… Ясон этого действительно не замечал — или просто его отлично устраивало такое положение вещей?

Рауль не знал ответа. Спросить же теперь было не у кого, разве что у видеозаписи, которая к интерактивному режиму не приспособлена. Или у призрака, который — что греха таить! — появлялся-таки иногда в коридорах Эоса. Правда, принято было считать, что никто ничего не видит и не замечает, но тем не менее, по Эосу ползли слухи, что призрак прежнего Первого Консула появляется непременно к беде. А если не к беде, то в любом случае предвещает какое-то важное событие. Алистер Мэрт из последних сил боролся с этими слухами, но поделать ничего не мог.

Рауль снова взглянул на экран. Там Ясон Минк в приватной обстановке, по омерзительному, но меткому выражению Себастьяна Крея, «разводил на бабки» федералов. (Отчего-то эти самые мерзкие выражения имели обыкновения прилипать к услышавшему их намертво, а потом прочно поселяться в повседневной речи.) Делал он это, как и все остальное, виртуозно, но Раулю было не до красот интриги.

«Я все-таки буду честным до конца хотя бы с самим собой, — продолжил он внутренний монолог. — Я тебя любил, Ясон. Я тебя ревновал — а ты ничего не замечал, или же считал, что это — в порядке вещей. Я добровольно отошел на второй план, забыл свою гордость, я стал твоей тенью — и я был счастлив! А теперь мне остается только до конца дней моих винить себя за то, чего я не сделал… потому что попросту струсил. Кто бы знал, что Второй Консул — такая малодушная скотина!»

В груди внезапно что-то болезненно сжалось, стало трудно дышать… «Не хватало умереть от сердечного приступа, — с горькой иронией усмехнулся Рауль прямо в экран, с которого смотрел Ясон Минк. — Какой был бы мелодраматический эффект!» Нет, конечно, он не умрет — это было бы слишком легко…

Раздался телефонный звонок. Рауль невольно вздрогнул — на часах была половина третьего ночи. Не глядя, он протянул руку и снял трубку, невольно ожидая, что услышит бодрый, несмотря на поздний (или наоборот, очень ранний?) час, голос Ясона: «Рауль, ты не мог бы зайти ко мне? Я хочу кое-что обсудить с тобой». Он часто звонил вот так — Рауль не уставал поражаться его дьявольской работоспособности.

— Господин Ам? — неуверенно спросили в трубке.

— Разумеется, — сухо ответил Рауль, невольно раздражаясь. Кто еще может отвечать по его номеру? — Что случилось, Алан?

— Господин Первый Консул просит вас немедленно зайти к нему, — печально сообщил Алан. — Это срочно…

Рауль подавил волну раздражения. Своего заместителя он временами выносил с трудом.

— Хорошо, передай Яс… — начал он и осекся, вовремя вспомнив, что Первый Консул носит имя Кристиан. Выкрутился кое-как: — Передай, я сейчас приду.

Что могло понадобиться Кристиану в такой час, да еще срочно, от Рауля, которого он не то чтобы недолюбливал, а вроде бы и побаивался? Почему нельзя было подождать до утра?

Рауль сделал глубокий вдох, сгоняя с лица выражение мрачной озабоченности. Он превосходно владел собой, давая волю эмоциям только тогда, когда это было необходимо. Он хотел, чтобы его оставили в покое — и придумал себе маску немного рассеянного, малость не от мира сего гения… И только удивлялся, как быстро все привыкли к этой маске, словно стерлись у всех из памяти предшествующие годы, когда Рауль таким не был.

Разумеется, в коридоре маячил Алан. В последнее время его поведение доводило Рауля до исступления. Правда, он еще ни разу не сорвался на подчиненном, но чувствовал, что ждать этого осталось недолго. Его бесило в Алане все: привычка тенью следовать за начальником, немного неуклюжие (но не всегда неудачные) попытки предвосхищать его распоряжения и манера преданно засматривать Раулю в глаза. Самое главное, в работе к Алану придраться было совершенно невозможно, это Рауль вынужден был признать. Алан, с его довольно-таки средненькими способностями, с лихвой восполнял их упорством в работе. А ведь сколько в Эосе разгильдяев, бездарно разбрасывающихся своим немалым интеллектуальным потенциалом! Им бы хоть каплю Алановой преданности работе, глядишь, дела и пошли бы на лад…