Есть рассуждение по этому поводу, на мой взгляд, более тонкое и интересное. Карлос Кастанада прямо утверждает: не существует критериев, которые позволили бы дать ответы на эти вопросы. Водном из сочинений он выступает в роли ученика мага и все время спрашивает учителя, дона Хуана, было ли это или нет? Летал я или нет? — допытывается он. А если бы я был прикован к скале?.. На что дон Хуан отвечает: боюсь, ты летал бы вместе со скалой.

Ответ можно понять тек. Если ты находишься в данной реальности — она существует. Если же нет, не тебе судить, существует ли она для другого человека. Даже художественный вымысел, фантазия возникает не на пустом месте, и сегодня у многих наших соотечественников происходит как бы переворот в сознании, они начинают догадываться, что идеальные миры много сложнее, чем просто «отражение реальности», как всех нас учили.

Когда-то в детстве нам говорили: видишь желтое пятно на листе бумаги? Это солнце. И мы приняли на веру опыт» взрослых. То есть по мере того как взрослый настаивает, что здесь нарисовано солнышко, происходит удивительная вещь: детский опыт актуализируется не в связи с реальностью (пятно на бумаге), а в связи с внутренним опытом (доверие ко взрослому). И этот психический феномен многое объясняет. Гельмгольц, исследуя эти механизмы, показал, что человек строит свое отношение к окружающему не только на основе чувственной информации о нем, но и прежнего опыта, связанного с восприятием определенных предметов, знаний о них и даже деятельности с ними, причем соотношение этих «составляющих» может быть разным. Только исходя из этого формируется поведение, действие Если рассуждать таким образом, летят все привычные критерии: оказывается, 99,9 % времени мы живем в собственных фантазиях — слушаем, переживаем, видим сновидения, мечтаем.

В Древней Греции, как известно, были пессимисты и оптимисты. Пессимисты считали, что после смерти душа будет исторгнут в мрачное царство Аида, и потому, говоря сегодняшним языком, «надо брать от жизни все». Оптимисты полагали, что возможен иной, более счастливый конец. К последним относились пифагорейцы. Они создали свою иерархию мироздания (и держали ее в строгой тайне): разумные существа могут быть трех видов — Бог, человек и создания, подобные Пифагору. Пифагор учил, что он рожден от семени, превосходящего человеческое.

В античности наметилась идея двух миров: обыденного, где человек смертен, и истинного, где он обретает бессмертие. Человеку дано вкусить бессмертие. блаженство уже при жизни, но для

этого

нужны некие особые условия Главное состояло в том, что

человек должен вглядеться в себя;

до этого он как бы все время смотрел на небо, пытаясь понять, истолковать волю богов. Фуко замечает, что в основе античной культуры лежала идея «эпимелив», то есть заботы о себе, в соответствии с которой человек должен не только познать себя, но и преобразовывать, совершенствовать, и только это обеспечивало ему правильный путь жизни, ведущий к спасению А Платон, как бы доводя эту мысль до логического конце, утверждал, что душе по природе своей божественна, но при рождении человека «забыла» себя. И для того, чтобы человек обрел бессмертие, он, по мысли Платона, должен жить особым обрезом, познавая себя, занимаясь философией и науками.

Напомню, под наукой тогда понималась не просто системе знаний, как сегодня. Наука была одним из способов взаимоотношений людей с высшими, истинными мирами, и занимаясь, скажем, астрономическими исчислениями, люди не забывали о богах. До уровня обыденного, «нормального» дела науку низвел Аристотель.

На Востоке поиски путей спасения шли в том же направлении: человек должен достигнуть мира, в котором нет страдания Жизнь была полна страданий, и смерть не избавляла от них, да еще часто человек должен был переносить загробное существование в обличье бессловесного существа — таков смысл идеи реинкарнации. Но в мире есть Нирвана, вечное блаженство. От древнейших учений брахманизма идет идея, что истинное знание спасет от смерти. Будда трансформировал ее в идею избавления от страданий «Я не отвечаю на вопрос, что будет после смерти, — говорит Будда, — я отвечаю на вопрос, как избавиться от страданий». Но восточный путь достижения этой цели был поведенчески диаметрально противоположным западному: он состоял а «размонтировании» обычных желаний, привычных связей, отказе от принятых в обществе занятий и уходе от людей, погружения в себя при помощи различных психотехник, прежде всего психопрактики йоги, обеспечивающей преобразование человеческого существа е иное. Внутренний мир в результате должен стать внешним, а монах перейти в другую форму бытия, где нет страданий (как нет и ничего другого). Это и есть Нирвана, как ее переосмыслил Будда. Однако остается квинтэссенция индивидуальности, когда личность — это весь мир, она растворена в нем и одновременно равна ему. В отношении бытия и культуры «обыкновенных» людей это есть антибытие, антикультура.

Европейская и восточная линии эзотеризма при сходстве целей, почти противоположны в практическом Отношении к миру «обыкновенному». Вслед за Платоном античные мыслители полагали, что эзотерики, которые достигнут глубин

истинного

мира, в конце концов вернутся в этот мир, чтобы стать государственными деятелями и указывать путь другим. Р.Штейнер трактует сам эзотерический мир как продолжение культурной работы, начатой в мире обычном. Штейнер пишет, что если во время сочинения стихов рядом с поэтом на стол падает солнечный луч, то луч этот наполнен духовной аурой тех эзотерических существ, которые помогают поэту, вдохновляя его.

Кстати, сам Штейнер был не только известным философом, архитектором, он еще и автор школы вальдорфской педагогики, которая распространена сейчес во многих странах.

Даниил Андреев, скажем, занимался экологическими проблемами, и эти разделы в его работах продвинуты значительно сильнее (этически, а не функционально), чем это сделано даже сегодня традиционной наукой. Он опередил многих философов, разрабатывая проблематику культе женщины. Он предлагал даже изменить форму Святой Троицы, заменив Бога-Отца Приснодевой-Матерью.

На Востоке преобладает другое отношение к обычному миру — или равнодушие, или уничижительность, или отрицание, — но в любом случае неприятие. Начиная заниматься этой проблематикой в 60-х годах, я был увлечен благородными идеями того же Штайнера, но вот как раз по прочтении агни-йоги испытал некий ступор: там постоянно говорится, что всякий, не идущий этим путем, погибнет, будет испепелен. Кое-где в тексте прорывается ненависть к людям, не разделяющим этого учения.

Каждый из гениев эзотеризма строил свое учение «под себя», и

никакого

этического единообразия здесь нет. Если цель — обретение блаженства как избавление от страданий, мы получим учение Будды. Если во главу угла ставится идея свободы, получится учение Кришнамурти. Но целью может быть, скажем, обретение власти над другими людьми: сам способ эзотеризма не накладывает запрета ни на какие идеи.

Один русский философ писал, что эзотерики — люди с историческим нетерпением: они хотят реализовать свои идеалы еще при жизни. Они утверждают, что цель человеческого существования состоит в обретении

истинного

мира путем переделки себя, изменения собственной сущности. Рудольф Штейнер утверждал, что если человек не провел очистительной нравственной работы, при переходе в другой мир он встретится со своим двойником, неизжитыми сторонами собственной личности и как бы «завязнет» во взаимоотношениях с ним. Но после того как весь внутренний опыт человека стал строго отвечать эзотерическому учению, эзотерик будет гармоничен в обретенном мире. И попадет туда, где даже боль и страдание превращаются в наслаждение и любовь: я называю это «полет в себя»…

Полагаю, можно говорить о трех основных типах человеческого сознания: религиозное, эзотерическое, рациональное. Мы привыкли существовать в системе координат рационального сознания, мы знакомы с религиозным сознанием. Мир эзотерического сознания и мироощущения менее известен, и, на мой взгляд, знания о нем необходимо вводить в общую культуру.