Как было сказано, джинн на свободе. Несмотря на продолжающиеся в обществе дискуссии, биотехнология — фундаментальная и прикладная — расцветает под щедрым дождем субсидий. Помимо всего прочего, это и весьма доходная, перспективная отрасль экономики развитых стран, что весьма серьезный аргумент не в пользу «технологического консерватизма». Этологи сетуют по поводу «эрозии ценностей науки». Имеется в виду массовый отток ученых в промышленные лаборатории, что наносит ущерб университетскому образованию. Социологи говорят о приоритете экономической выгоды перед социальной пользой.

Есть и более резкие суждения: биотехнология — социальное оружие. Не случайно во времена еще не столь давние правительство США установило жесткий контроль за экспортом продукции и главное— идей биотехнологии, исходя из того, что процессы и продукты БТ «могут использоваться в странах, враждебных Западу, как потенциал для биологической войны». Так что слово «оружие» может иметь в данном контексте совершенно прямой смысл.

Тем не менее развитые страны идут по пути ослабления регламентаций в отношении БТ. Многие положения относительно запретов на использование рекомбинантных ДНК, которые были предложены известной Асиломарской конференцией (США), давно забыты. Американский Национальный институт здравоохранения рассматривает сегодня разработки в области БТ как одно из главных направлений. Ежегодно два миллиарда долларов идет из бюджета института на исследования по молекулярной биологии и БТ. Значительные суммы выделяются непосредственно на совершенствования генотехники: сама эта отрасль чрезвычайно науко- и технологически емка. НИЗ поддерживает десять компьютеризированных баз данных по культурам клеток, мутантным клеткам человека, ДНК, банки генов и нуклеиновых кислот.

И, разумеется, некоторых ученых не оставляет мечта об усовершенствовании рода человеческого. В той же американской печати обсуждался известный проект «тиражирования» Нобелевских лауреатов, когда предлагалось создать нечто вроде банка спермы выдающихся личностей. Далее — понятно: искусственное оплодотворение самых достойных, физически и психически здоровых «матрон» и увеличение в популяции числа гениев.

На новом витке возрождаются тенденции евгеники, связь которой с генетикой считается многими учеными традиционной. Снова делается соблазнительной мысль о некой сверхнауке, способной управлять процессом эволюции. Для этого существуют операции «позитивные» — тоже искусственное оплодотворение — и операции, увы, «негативные». Скажем, стерилизация неполноценных. Критерии неполноценности? Их будут, видимо, устанавливать самые полноценные.

Характерно, что автором евгенической утопии выступал Нобелевский лауреат, один из создателей теории наследственности Г. Дж. Меллер (США). Процесс позитивный должен, по Меллеру, служить возрастанию в обществе числа личностей с высокими «ценностными признаками». Таковыми можно считать интеллигентность, кооперативность (способность действовать сообща в интересах общественного блага), чтобы альтруистический потенциал человечества возрастал. Наконец, член столь совершенного общества должен обладать физическим и психическим здоровьем. Тогда в мире не будет насилия, нужды, страдания.

Пока в мире всего этого много. Контроль за рождаемостью, стерилизация умственно отсталых и неимущих существенно изменить положения не могут. Хорошо, что БТ имеет в запасе и другие «позитивные» операции. Умеет она, например, крахмал из любого растения с помощью ферментов превратить в глюкозу или фруктозу. Словом, получить сахар, не заставляя человека выращивать сахарную свеклу или сахарный тростник. Под силу БТ повысить продуктивность ферм и полей, защитить зерновые от холода с помощью микроорганизмов или, используя их, обезопасить отходы самых вредных производств. Словом, хватит работы для поддержания жизни, какая есть, повышения ее качества.

А новые формы жизни, которые наука уже в состоянии создать сегодня, да послужат они благу живущих. Других — не надо.

БЕССМЕРТИЕ[5]

Перед тем как иллюзорное родосское солнце выжгло последние клочки воспоминаний о плене, Рита спросила юношу:

— А где мои друзья?

— В безопасности.

Она хотела расспросить подробнее, но не смогла. Кое-куда путь мыслям был заказан. С тоской сознавая поддельность этого места, она заставила себя подумать: «Я не свободна». В душу закрался страх. По телу пробежала дрожь. Софе ни словом не обмолвилась об этих ужасах…

«Кто меня захватил?»

Она не могла взять в толк, как же это получается. Как она может где-то быть — и одновременно не быть? Или это причудливый сон? Что бы это ни было, оно явилось из ее разума, но больше не принадлежало и не подчинялось ей.

Она ходила по каменному дому, где когда-то жила Патрикия. Ощущала босыми ступнями холодок плит. Осматривала комнату за комнатой, догадываясь, что этим людям хочется узнать о софе побольше. Но Рита постарается ничего не сказать. И не показать. На воспоминания о бабушке она повесила замок. Сколько он провисит? Ведь они, по всей видимости, очень сильны.

Она решила не обращать внимания на юношу. Ведь он недоговаривал, отвечая ей. И нельзя было разобраться, где в его словах правда, а где ложь.

Перед глазами вдруг все поплыло. Библиотечная комната Патрикии исчезла. Когда полегчало, Рита увидела вокруг себя на полу Вещи. Ключ лежал в деревянном футляре.

— Это устройство для выхода из Пути в иные миры. Воспользовавшись им у этих Врат, ты привлекла наше внимание.

Рита оглянулась. За ее спиной стоял юноша. Его лицо по-прежнему оставалось неразличимым.

— Где ты его взяла? — спросил он.

— Ты же знаешь.

— А где его взяла твоя бабушка?

Рита закрыла глаза, но Ключ так и остался лежать перед мысленным взором, а вопрос — звучать в ушах.

— Мы не собираемся тебя мучить, — сказал юноша. — Но без подробной информации не сможем переместить тебя, куда пожелаешь.

— Я хочу домой, — тихо произнесла она. — В настоящий дом.

— Не ты изготовила устройство. И не бабушка. Твой мир такими не пользуется. Нам нужно знать, как оно к вам попало. Может, у тебя уже были контакты с Путем? Когда-то в прошлом?

— У бабушки. Я же тебе говорила.

— Да. Мы верим.

— Зачем тогда все время переспрашивать? — Она повернулась к юноше, ярость снова затуманила ей взор. Казалось, всякий раз, когда она выходила из себя, они узнавали что-то новое. Но разве она пытается по-настоящему скрывать? Можно ли что-то утаить от тех, кто способен внушить, что ты на Родосе, когда ты вовсе не на Родосе? «О боги! Умру сейчас от страха!»

— Тебе незачем бояться.

Вдруг юношеское лицо обрело четкость, будто с него сошла тень… нет: покров неведения. Правильные черты, черные глаза и волосы, слабая поросль бородки. Он мог бы сойти за одного из ее приятелей.

— Я принял этот облик, поскольку решил, что так тебе будет легче.

— Вы что, не люди?

— Нет. В отличие от вас, людей, мы способны принимать различные формы. Мы все объединены, но… — Он ухмыльнулся: — Мы разные. Так что прошу любить и жаловать меня в этом самом приятном для тебя обличье. Во всяком случае, пока.

Видимо, они сменили тактику или научились лгать еще убедительней. Рита отвернулась от юноши и артефактов.

— Дай мне побыть одной, пожалуйста. Отпусти домой.

— К сожалению, не могу. Твой дом сейчас претерпевает усовершенствования.