— Лучше бы тебе это сделать, таинственная незнакомка. Иначе мы будем здесь всю ночь. А я бы и сам не возражал пропустить стаканчик «Джека» после нашего сета.

— Я куплю тебе столько «Джека», сколько ты захочешь, милый, — вызывается Морган. Парень подмигивает ей, и я понимаю, что мы вляпались. Похоже, она оправилась от ситуации с исчезновением Тейта и его последующим появлением в стрип-клубах. Люк поднимает бровь.

— Давай, Эв. Всего одна стопка.

Морган врезает локтем мне по ребрам.

— Выпей эту чертову стопку, девочка. Боже! Тебе не стоит отказываться только потому, что я в завязке.

Я в удивлении перевожу на нее взгляд, затем протягиваю руку и беру у Люка стопку.

— Хорошо. — Я не могу заставить себя посмотреть на Люка. Я слишком взволнована для зрительного контакта с его новым «Я». Вместо этого начинаю подносить стопку к губам. Рука Люка взлетает вверх, останавливая меня.

— Неа, не так, Паттерсон. — Я в смятении. Наконец сдаюсь и смотрю на него.

Передо мной шаловливая, самонадеянная улыбка и полный желания взгляд, от которых у меня пересыхает в горле. Кто, черт возьми, этот парень? Люк медленно ведет мое запястье так, чтобы я поднесла стопку к его губам, и тут я понимаю, чего он ждет от меня. Он хочет, чтобы я вылила Джек прямо ему в рот. Мои пальцы касаются колючей щетины на подбородке, пока он прижимает свою полную нижнюю губу к стопке, глазами предлагая мне закончить работу. Прекрасно. Я могу это сделать. Это не так уж страшно. Я наклоняю стопку, янтарная жидкость стекает прям в рот Люка. Он не сводит с меня глаз. Как только стопка пустеет, я вырываю руку, но Люк не собирается глотать. Он наклоняется вперед и запускает руки в мои волосы, притягивая к себе. Убирает гитару за спину, впечатывая свое тело в меня, и крепко впивается губами в мои.

Толпа начинает реветь в восхищении, и я застываю. Еще секунду я просто стою в попытке понять, что, черт возьми, происходит. Пальцы Люка еще сильнее зарываются в мои волосы, в то время как он углубляет поцелуй. Сначала я реагирую неохотно, неуверенная в том, что целовать его в помещении, где на нас смотрит куча людей, для меня норма, но тут Люк языком раздвигает мои губы, его тело изгибается под моим, и все меняется. Моему рту Люк необходим больше, чем моей голове — уединение. Языком он дразнит мои губы, между нами разливается огонь, обжигающий, горячий и становится чертовски жарко. Он делится со мной «Джеком», которым я только что его напоила.

Каким-то чудом я не подавилась алкоголем. Я глотаю его, и Люк стонет мне в рот, прижимаясь еще ближе. Он не может оторваться. Сомневаюсь, что в тот момент я бы позволила это ему. И я возвращаю ему поцелуй.

Преуменьшение века.

Я целую его так, будто это первый поцелуй в моей жизни и я в минуте от того, чтобы умереть девственницей. Я целую его так, будто он собирается на войну, и я могу больше никогда его не увидеть. Целую его так, будто последние пять лет он заботился обо мне, присматривал за мной, делился теплом своего сердца и давал то, что мне было нужно, по его мнению. Потому что так и было. Клуб заполняют аплодисменты.

Когда Люк, наконец, отстраняется, его самонадеянность слегка пошатнулась. Он наклоняет мой подбородок и проводит по нему кончиками пальцев, внимательно изучая мое лицо, и снова улыбается. Улыбка ярче солнца, она способна разогнать облака.

— Рид, ты не заставишь нас одних отдуваться! Тащи свою задницу на сцену, черт побери! — вопит барабанщик. Люк отступает назад, с улыбкой от уха до уха, пока толпа не поглощает его, и возвращается на сцену. Они исполнили только половину программы. Сейчас, раз уж Люк знает, что я здесь, мы с Морган можем подойти ближе. Группа зажигает. Они играют еще четыре песни, и тут Морган говорит, что не очень хорошо себя чувствует.

Она мертвенно-бледная, кожа липкая от пота.

— Жаль портить тебе вечеринку, но мне нужно прилечь, — говорит она.

Когда мы покидаем «Старину Джо», Люк все еще поет — голова запрокинута назад, вены на шее вздулись от напряжения. Он чертовски великолепен.

***

Лесли снова осталась у сестры, так что квартира пуста, когда я, наконец, попадаю домой. Я отправляюсь в постель, чувствуя себя истощенной, но и странно взволнованной в то же время. Стоит тишина, ничто не должно мешать сну, но вибрация телефона на тумбочке заставляет глаза моментально раскрыться. Светящийся экран показывает сообщение от Люка.

Люк: Ты не спишь?

Я резко подскакиваю в постели, заправляя пряди волос за уши.

Я: Не сплю. Ты на афтепати?

Люк: Я снаружи.

Снаружи? Типа, снаружи здесь? Я отбрасываю одеяло и поднимаю жалюзи, съеживаясь от холода, когда прислоняюсь рукой к холодному стеклу, чтобы выглянуть на улицу. И вижу «Фастбэк» Люка, припаркованный не по правилам, прямо под уличным фонарем. Он вышел из машины и, опираясь на пассажирскую дверцу, смотрит в окно. Виден пар, который идет от его дыхания и становится оранжевым в свете зажженного фонаря. Его руки освещаются синим, когда он концентрируется на экране телефона.

Люк: Ты занята?

Я опускаю жалюзи. Не думала, что еще увижу его сегодня, и сердце бьется как птица в клетке.

Я: Нет. Хочешь зайти?

Проходит минута, а ответа все нет. Что он делает? Я облокачиваюсь спиной о стену и зажмуриваю глаза в ожидании, когда телефон в моей руке зажужжит. Но он молчит. Черт. Я снова отодвигаю шторы, и он стоит все там же у машины. Голова опущена, и какой-то момент я не могу понять, что он делает. Когда он выпрямляется, то понимаю, что держит в руке телефон. Верчу свой и бросаю экраном вниз, пропуская волосы сквозь пальцы. Что, черт возьми, со мной происходит? Почему я так нервничаю?

Ворчу сама на себя и мчусь к шкафу, вытаскивая аккуратно сложенные джинсы и светло-серый свитер. На ходу засовывая руки в рукава пальто, хватаю шапку, перчатки и иду ему навстречу. Закрывая дверь, обращаю внимание, что плакат с фильм о Вайомингском Потрошителе все еще на месте. Кто-то подрисовал маньяку усы как у Гитлера. Игнорирую это и сбегаю вниз по лестнице. Телефон гудит, стоит мне выйти из здания.

Люк: Прости, если разбудил, Эв. Это плохая идея, наверное. Я позвоню завтра. Возвращайся в постель.

— Ты немного опоздал с этим, — говорю я. Люк который уже почти сел в «Фастбэк», останавливается.

Снег скрадывает мои шаги, и он, вероятно, не слышал, как я подошла. Его щеки покраснели, глаза невероятно светятся в темноте. Он улыбается, уголки губ медленно ползут вверх.

— Я пришел извиниться.

— За то, что целовал меня посреди оживленного бара?

Он шаркает краешком ботинка по снегу.

— Ага, я так думаю. Я немного увлекся, как обычно, когда нахожусь в такой атмосфере.

— Так для тебя обычное дело — вот так делиться «Джеком» с девушкой на своих выступлениях, да? — Эта мысль заставляет меня почувствовать себя ужасно. Зря я об этом подумала.

Люк мягко рассмеялся.

— Нет. Никогда. Только с тобой.

Между нами возникает тяжелая тишина, я пытаюсь осмыслить его слова. В конце концов, он говорит:

— Так как наш семидневный запрет на общение был вроде как нарушен и снят, я также пришел сказать тебе, что я нашел кое-что, когда был в Брейке. То есть, не я, но неважно. Думаю, ты должна знать.

— В доме моих родителей?

— Нет. — Его взгляд на мгновение смотрит куда-то в дальнюю точку. — Там ничего не было. Только… Воспоминания.

— Ты помнишь это место?

Люк грустно улыбается.

— Я помню, как меня вырвало в саду. А ты, конечно, выглядывала в окно.