— Энид, быстро помоги ему вымыться, пока отец не вернулся. Тебе еще многое придется объяснить этому доброму человеку.

— А твой отец вырастил поистине милосердного сына, господин, — вставил Доналд Джилли. Юноша искренне рассмеялся:

— У моего отца нет сыновей!

Доналд Джилли долго смотрел вслед удалявшейся фигурке и наконец ошеломленно пробормотал, обращаясь к невесте:

— Что он имел в виду?

— Не «он», — засмеялась Энид. — Твою жизнь пощадила леди Бренна.

Бренна распахнула тяжелую дубовую дверь, позволяя солнечным лучам проникнуть в затемненный зал замка. Здесь никого не было, но сквозь двойные двери большого зала для приемов доносились голоса. Там ее сводная сестра Корделла обсуждала с кухаркой блюда к вечерней трапезе.

Корделла была последним человеком на земле, которого хотелось бы встретить Бренне сейчас и вообще особенно сейчас, когда так болела спина после падения с проклятой Уиллоу, да и умыться не мешало бы.

Привыкшая пролетать зал в несколько прыжков, Бренна, едва сдерживая нетерпение, тащилась теперь со скоростью улитки, чувствуя каждой частичкой тела, как ноют истерзанные мышцы, а короткая схватка с Доналдом Джилли отнюдь не улучшила ни самочувствия, ни настроения. Она с трудом удерживалась от того, чтобы не морщиться, и тихо стонала сквозь зубы, стараясь держать боль в узде.

Ха! Джилли посчитал ее мальчишкой! Бренна просто раздувалась от гордости. Разве не этого она добивалась?! Всего на несколько минут Бренна превратилась в настоящего сына своего отца, невзирая на то, что стойкий дух принадлежал нежной женской плоти.

Бренна с трудом одолела несколько ступенек лестницы, ведущей в лабиринт проходов и коридоров на втором этаже. Человек, незнакомый с замком, наверняка затерялся бы в этом хаотическом архитектурном решении, имевшем такой вид, словно два разных строителя начали возводить здание с разных концов и безуспешно попытались встретиться на середине. Но таково было желание отца Энгуса, первого хозяина замка. Строительство продолжалось двадцать лет, и сын его уже успел вырасти к тому времени, когда был положен последний камень. Первый этаж был точно таким же, как в любом подобном замке, зато на втором располагалось девять изолированных покоев, в каждый из которых вел отдельный коридор. Пройдя первый зал, Бренна повернула направо и миновала спальню отца. Он, должно быть, сейчас в постели, поскольку вот уже неделю болел и до выздоровления было еще далеко. Девушка хотела было зайти и рассказать о забавном поединке с Джилли. Нет, лучше позже: сначала нужно выкупаться.

Дойдя до конца коридора, Бренна повернула и оказалась у покоев Корделлы и ее мужа. Слева находились ее собственные. Окна угловой спальни Бренны пропускали много света. Семнадцатилетняя девушка не возражала против того, что ее комнаты самые дальние, но вот сегодня каждый шаг давался с трудом.

Бренна едва не вскрикнула от облегчения, добравшись наконец до места, и остановилась лишь затем, чтобы позвать Элейн, свою служанку. Медленно прикрыв дверь, она прохромала к кровати, снимая на ходу накидку с капюшоном, скрывающим ее роскошные волосы. Длинные волосы. Единственное, что не соответствует образу, который так пыталась создать девушка. Отец запретил отрезать их, поэтому приходилось надевать либо шапку, либо капюшон, и Бренна ненавидела этот очевидный символ женственности.

Не успела ее голова коснуться подушки, в комнате появилась Элейн — ее спальня была рядом, за углом. Служанка была уже не первой молодости, но выглядела совсем неплохо. Рыжие волосы говорили о шотландской крови. Когда-то морковного цвета, теперь они выцвели и превратились в тускло-оранжевые, однако темно-синие глаза по-прежнему молодо блестели. Конечно, былого проворства не вернуть, и холодными зимами Элейн часто и долго болела, но тогда уже Бренна превращалась в служанку и ухаживала за ней.

— О Бренн, девочка моя, — задыхаясь, выговорила Элейн, поднося к груди маленькую руку. — Как я рада, что ты вернулась вовремя! Сама знаешь, отец разбушевался бы, пропусти ты встречу с Уиндхемом. Так что пора сбросить мужские одежды и нарядиться, как подобает дочери владельца замка. Когда Бойд явился с новостями о вепре, я уж было испугались, что появишься только к ночи!

— Проклятие на голову Уиндхема и всех его родичей! — устало отрезала Бренна. — И будь проклят этот чертов кабан!

— Господи, ну и в прекрасном же мы настроении сегодня, — прищелкнула языком Элейн.

— Не мы, а я!

— И что это с тобой случилось, спрашивается? Бренна попыталась сесть, но, поморщившись, снова легла.

— Уиллоу, эта стельная корова! Подумать только, я так старалась выучить ее, а паршивая кляча имела наглость испугаться кролика! Кролика! В жизни не прощу ее за это!

— Ага, вижу, ты грохнулась на землю и твоя гордость немного пострадала, — хмыкнула Элейн.

— О женщина, замолчи же! Не желаю я слушать твою трескотню! Хочу отлежаться в горячей водичке и хорошенько пропарить усталые косточки!

— Только побыстрее, дорогая! — покачала головой Элейн, ничуть не обидевшись, поскольку давно привыкла к нетерпеливой подопечной. — Уиндхем тебя ждет.

— Подождет!

Каждый день Бренна приходила на урок в большую залу для приемов. Прошло одиннадцать месяцев с того дня, как кровожадные язычники, пришедшие с севера, напали на Холихед-Айленд в году 850-м от Рождества Христова. Бренна едва выносила уроки, ненавидела их всех душой, но выбора не было. Правда, училась она старательно, но лишь потому, что имела на это свои причины, а вовсе не по приказу Энгуса.

Уиндхем, зловеще нахмурясь, встал, когда Бренна вошла в комнату:

— Вы опять опоздали, леди Бренна.

Одетая в шелк цвета морской волны, красиво оттенявший черные как вороново крыло волосы, ниспадавшие до тонкой талии, Бренна мило улыбнулась:

— Вы должны простить меня, Уиндхем. Мне жаль, что я заставила вас ждать и отрываю от важных дел.

Красивое угрюмое лицо норвежца смягчилось, но глазами он обежал комнату, останавливаясь при этом на чем угодно, кроме Бренны.

— Чепуха! Нет ничего важнее, чем подготовить тебя к новому дому и жизни.

— Тогда мы должны начать немедленно, чтобы восполнить потерянное время.

Нужно отдать должное, Бренна могла бить настоящей леди, когда требовали обстоятельства. Об этом позаботилась ее тетя Линнет. Девушка умела мгновенно стать грациозной, очаровательной и применить тонкую хитрость и неотразимые чары для достижения цели. Правда, женские уловки она пускала в ход не часто, но уж в этом случае ни один мужчина не мог перед ней устоять.

Ванна, конечно, помогла, но былая гибкость не вернулась. Бренна медленно проковыляла к одному из четырех троноподобных стульев, стоявших перед огромным камином, и присоединилась к Уиндхему. Тот начал урок с повторения норвежской мифологии. Теперь наставник говорил по-норвежски, на языке, который Бренна без труда понимала, поскольку это было первым, чему научил ее Уиндхем.

Неужели прошел почти год с тех пор, как они получили новости о Холихед-Айленд? Казалось, пролетел век. Случившееся было потрясением и вселило во всех страх смерти. Два дня спустя Энгус послал за Бренной и объявил о своем решении и судьбе, предназначенной дочери. Сцена эта до сих пор стояла перед глазами Бренны и даже преследовала ее во сне. Отец был одет, как подобает в таком случае, в черное. Черное, цвет печали, тоски и… проклятия. Черная мрачная туника, темные длинные волосы необычно сочетались с сияющими весельем голубыми глазами, невероятно яркими для пятидесятилетнего мужчины. Но в этот день Энгус Кармахем выглядел стариком.

Бренна только вернулась с прогулки верхом, когда ее позвали к отцу. Девушка еще не успела снять мужской костюм — тунику сизого цвета, короткую, расшитую серебром накидку, тонкие лосины из мягкой оленьей замши и сапоги лучшей испанской кожи. С бедра свисал меч, но она сняла его, прежде чем устроиться напротив отца в кресле с высокой спинкой, обитом бархатом.