– Все эти люди, – сказал он однажды вечером Фрэнку, когда они сидели около бассейна, – все эти люди – дармоеды. Они все паразиты. Не ты, Фрэнк Макьяно, ты мужчина. Ты любишь меня, потому что мы с тобой мужчины.

Это была правда.

Фрэнк любил его.

Любил память о могучем, щедром джинне, каким был Мак и каким мог стать снова. Но в то время он был параноиком, мелочным и неадекватным параноиком. Да и выглядел он ужасно – когда-то налитое тело обвисло, он похудел. Ел он редко, зрачки у него были постоянно расширены, кожа стала похожа на темно-коричневый пергамент.

– Эти люди, – продолжал Мак, – убьют меня.

– Нет, Мак.

Но они убили его.

Однажды осенью на воскресном приеме Джон Стоун подошел к Фрэнку.

– Он надувает нас.

– Кто?

– Наш партнер, – сказал Стоун и махнул рукой в сторону спальни Мака, где тот проводил время в одиночестве, что было уже обычным делом в то время. И воскресные приемы перестали быть тем, чем они были прежде. Собиралось все меньше народу, а те, что приезжали, были в основном помешаны на сексе или на кокаине.

– Этого не может быть, – отозвался Фрэнк.

– Ну конечно. Половина денег уплывает в нос ниггера.

Фрэнк не хотел этому верить. Но дальше – хуже. Стоун и Шеррелл пришли к Майку с цифрами. Фрэнк отказался в этом участвовать. К воскресенью он придумал шесть причин, почему этого не может быть. Кроме того: а) Мак их не надувает; б) даже если надувает, он делает так много денег, что лучше пусть надувает, чем его не будет; в) Мак их не надувает.

Но Мак надувал их.

И Фрэнк это знал.

Стоун вызвал Мака на разговор и представил доказательства, после чего Мак пригрозил ему. Он пригрозил убить его, убить его семью, убить их всех.

– Он должен уйти, – сказал Фрэнку Майк.

Фрэнк отрицательно покачал головой.

– Никто не спрашивает твоего согласия, Фрэнки. Решение принято. То, что я говорю с тобой, всего лишь вежливость, потому что он твой друг и мне об этом известно.

Ты пришел, подумал Фрэнк, чтобы убедиться, что Фрэнки Машина не воспримет убийство Мака как личную обиду. Вот как Майк среагировал на мою расправу с убийцами Джорджи О. Что ж, у него есть законные основания для тревоги.

– Парни из Лэмп взялись за это дело, – сказал Майк.

Это он предупреждал Фрэнка: захочешь что-то предпринять – схлестнешься с детройтцами.

– А при чем тут семейство Мильоре?

– У них стриптиз-клубы. Его пристрастие и на них бросает тень. Им это не нравится. Заголовки в газетах вредят бизнесу. Фрэнк, он должен уйти.

– Я сам.

– Что?

– Я сам, – повторил Фрэнк.

Все боятся Мака. Еще не хватало, чтобы, запаниковав, его изуродовали до неузнаваемости. Если это неизбежно, то Фрэнк сам все сделает – быстро и чисто.

Так будет по-мужски.

Он мой друг, думал Фрэнк.

Мак был в тренажерном зале. Во всю мощь звучала труба Майлса Дэвиса, игравшего «Пришла беда». Когда Фрэнк вошел, Мак, покачиваясь, стоял на подгибавшейся ноге, а другой ногой ударял по тяжелому мешку.

Мешок едва покачивался.

Мак не заметил Фрэнка.

Фрэнк подошел сзади и из револьвера сорок пятого калибра сделал два выстрела ему в затылок.

Сразу после этого он поехал домой, вытащил из гаража старую доску и отлично навощил ее. Потом отправился на море и позволил волнам крепко побить себя.

С тех пор он не имел никакого отношения ни к лимузинному бизнесу, ни к клубу «Мустанг».

В том же году Пэтти подала на развод.

Фрэнк не возражал.

Он оставил ей дом и Джилл.

Еще четыре трупа, думает Фрэнк, пока едет через пустыню.

Англичанин Пэт Портер и его два парня.

И Мак.

Еще четыре кандидата, но вряд ли. Черт, все это было двадцать лет назад. Даже тогда люди говорили, что в Лондоне вздохнули с облегчением, когда Портер и его команда перестали донимать тамошних бизнесменов.

А как с Маком?

У него не было семьи, не было команды. Полицейские Сан-Диего не очень старались расследовать убийство нечестного полицейского, притом еще и бывшего.

Конечно же Майк потерял клуб «Мустанг». Без Мака, который умело управлял клубом, Майк загнал его, а под конец сжег, прежде чем его отобрали Департамент государственных сборов, банки и прочие кредиторы.

Ему предъявили обвинение в поджоге, и он сел в тюрьму на десять лет.

Тотчас Мильоре, как представители Группы, наложили лапу на весь стриптиз-бизнес и неотъемлемые от него проституцию и порно.

Но какое это имеет отношение ко мне? – недоумевает Фрэнк.

Не исключено, что федералы вновь открыли одно из дел и хотят заполучить Мильоре. Поэтому семейка Мильоре решила убрать возможных свидетелей? И Фрэнка тоже?

Если это так, то Майк, возможно, не сам убрался, а его убрали.

Фрэнк съезжает с дороги.

Он устал.

Его словно накрыло тяжелой холодной волной.

Он измучен… в отчаянии. Реальность такова – он должен бежать и драться, бежать и драться и каждый раз побеждать, но в конце концов – и это неизбежно – он проиграет.

Проклятье, думает Фрэнк, я уже проиграл.

И потерял свою жизнь.

Во всяком случае, ту жизнь, которую я люблю. Фрэнк Наживщик умер, даже если выживет Фрэнки Машина. Та жизнь в прошлом – мой дом, раннее утро у моря, магазин, мои клиенты, дети, которым я помогал.

Джентльменский час.

Ничего этого больше нет, даже если я еще жив.

И Пэтти осталась в прошлом.

И Донна тоже.

И Джилл.

Что теперь будет? В лучшем случае короткие свидания в каком-нибудь отеле? Торопливые объятия, отравленные страхом? Может быть, мимолетный поцелуй, «как ты?», «что нового?». Может быть, когда-нибудь у него будут внуки. Джилл пришлет ему свои семейные фотографии. Или он увидит их на мониторе компьютера.

Если больше не будет жизни, так чего беспокоиться?

Почему бы не сунуть дуло в рот прямо сейчас?

Господи, думает Фрэнк, да ты стал как Джей Вурхис.

Это убьет тебя точнее пули.

Фрэнк набирает телефонный номер.

Никель ждал этого звонка.

Звонка от Фрэнка. В четыре часа утра он уже не спал, но еще и не проснулся, когда зазвонил телефон.

– Слава богу, слава богу.

– Шерм.

– Послушай, есть чистый паспорт и билеты на самолет. Они ждут тебя в Тихуане, – говорит Шерм. – Завтра утром будешь во Франции. Европейский союз не экстрадирует тех, кто совершил преступление, караемое смертной казнью. С Пэтти и Джилл все будет в порядке. Желаю удачи, друг.

– Я попаду в еще одну засаду, друг?

– О чем ты, черт возьми, говоришь?

Шерм слушает рассказ Фрэнка о засаде в банке и о датчике, с которым он ехал в мотель в Броли.

– Фрэнк, ты же не думаешь…

– А что мне думать, Шерм? – спрашивает Фрэнк. – Кто знал о банке? Только ты и я.

– Ко мне приходили, Фрэнки, но я ничего не сказал, клянусь.

– Кто приходил?

– Ребята. И федералы.

– Федералы?

– Твой приятель, – отвечает Шерм. – Хансен. У них ордер, Фрэнк. За убийство Винса Вены и Тони Паламбо.

Кто такой Тони Паламбо? Наверное, парень с удавкой, который был на яхте.

– Шерм, ты что-нибудь знаешь об этом Тони Паламбо?

– Говорят, он был информатором ФБР в рамках операции «Подсадная грудка».

«Подсадная грудка».

Стриптиз-клубы.

Тедди Мильоре.

Детройт.

– А что за ребята? – спрашивает Фрэнк.

– Я их не знаю. Знаю только, что я им ничего не сказал. Ты где, Фрэнк?

– Да, правильно.

Шерм явно обижен.

– Мы с тобой столько лет…

– Да, Шерм.

– Фрэнк, надо же кому-то доверять.

Надо? Фрэнк думает. Кому? Три человека знали о банке – я, Шерм и Майк Риццо. Единственный, кто не стал бы подставлять меня, это я сам.

Надо найти Майка. Но где его искать? Кое-кто мог бы мне помочь.

Довериться Дейву?

Только потому, что мы дружим двадцать лет?