Опомнившись, они подошли к арке и неуверенно остановились у входа. Лабиринт, залитый светом высокого солнца, напоминал огромный замок из песка, и его магия отбрасывала на лица зрителей странные блики.

Оденцы начали пятиться, о чем-то тихо переговариваясь. В культуре Одена радуга считалась дверью в мир мертвых: может, это и было место пиршеств и счастья, но все равно никто из живущих не стремился попасть туда до срока. Их предводитель, лорд Тасмин, тоже смотрел на арку с подозрением, а потом сделал знак своим людям не приближаться к ней.

Фенвик нахмурился, поднял меч и направился к входу. Там он остановился и повернулся к своим людям.

Но воины Зеленого отряда, цвет рыцарства всего Шестиземья… старательно отводили глаза!

— Ну? Вперед! — гневно взревел принц. — Идите за ними! Идите за мной!

Наступило долгое молчание, которое нарушало только тяжелое дыхание людей и собак. Позванивали доспехи.

Люди отворачивались, вертели в руках оружие, исподтишка посматривали на Фенвика, переглядывались. А потом Таузер испуганным голосом ответил за всех:

— Сэр, мы всегда готовы идти за вами. Мы прошли с вами сквозь топь и огонь, сквозь лес и наводнение, по всему Шестиземью… Но мы не войдем за вами в Лабиринт.

Молодой принц возмущенно посмотрел на своего мага, но Таузер продолжал с видом человека, который находится во власти более серьезных страхов, чем гнев своего предводителя:

— Если вы войдете в эту дверь, сэр, то вы войдете в нее один.

Фенвик долго стоял не двигаясь, и глаза его блестели в лучах солнца. Потом он сказал, резко и решительно:

— Ладно. Мы останемся здесь на неделю. Если за это время ничего не случится, мы вернемся домой. Но если им удастся каким-то чудом еще раз остаться в живых и даже разгадать тайну Лабиринта…

Воины недоверчиво зашумели. Фенвик не обратил на это внимания.

— Тогда мы будем готовы. Если магия исчезнет, мы пройдем за ними до центра и будем сражаться там. Таузер, вы с другими волшебниками будете круглосуточно наблюдать за магическим полем этого здания. При малейшем изменении известите меня. Остальные пусть разобьют лагерь и вызовут лекарей из замка Чистолунья, чтобы исцелить раненых и воскресить погибших. В следующий раз мы не потерпим поражения.

Солнце, стоящее в самом зените, заливало Лабиринт золотым светом.

Казалось, они прошли сквозь плотные стены из изогнутого камня, которые тут же исчезли… А потом был какой-то поворот и долгое падение, разлучившее их. Они пытались не расставаться, но переходы оказались живыми и извивались, как змеи, сбрасывая их в пустоту, и тогда…

— Ох, нет! — простонал вор.

Во все стороны уходили мраморные коридоры: покатые, изогнутые и закрученные. Прохладный воздух был неподвижен. Повсюду мерцал неверный лиловый свет. Они понятия не имели, каким образом здесь очутились, — но это уже не имело значения. Их раны зажили — а может, и вовсе не было никаких ран. Единственное, что они могли вспомнить, — это мимолетное впечатление о каком-то туманном прошлом, в котором они знали друг друга, да слабое ощущение некоей цели. Они тут — и им надо найти выход отсюда.

— Хорошо. Есть желающие пойти на разведку? — спросила Валери.

— А как насчет твоей магии? — неуверенно поинтересовался Робин.

Натуанка покачала головой:

— В этом месте магия бесполезна.

— Думаю, тут даже карта ничем не поможет, — заметил Сэм, озираясь по сторонам. — Я хочу сказать — где здесь, к примеру, север? И откуда пришли мы?

Все снова начали осматриваться. Ходы шли во всех направлениях, но ни один из них не был похож на тот, по которому они сюда зашли.

— Наверное, мы могли бы… — начал Робин и попытался царапнуть мрамор копытом, но ничего не получилось, и они замолчал. Порывшись в кармане, Арси достал кусочек чернильного дерева и сделал на полу отметку. Спустя мгновение знак начал бледнеть и быстро исчез.

— Ах ты пакость! — тихо присвистнул Арси.

— Все очень просто, — спокойно проговорила Кайлана. — Никакой карты не требуется, потому что выйти отсюда можно, лишь разгадав тайну Лабиринта Снов.

И было это явью или сном? Разум может подвести, и даже когда глаза закрыты, что-то всегда происходит. И что было в прошлом, и что есть сейчас, и грезы, и пробуждение, и все вокруг кружится…

— Быть хорошим человеком тебе понравится еще больше, — уверял Оурф. — Это всем нравится.

Темница была полна мерцающим пламенем, и Арси пытался сбросить железные оковы, но пальцы рук онемели, замерзли, отказывались повиноваться…

— Да, и когда все будет позади, вы даже забудете, что я это сделал… Ваше прошлое, полное тьмы и страха, покажется просто ночным кошмаром…

Миззамир улыбнулся, демонстрируя кинжал, похожий на луч яркого света. Начала осыпаться стена, где был закреплен правый наручник Сэма. А потом убийца вдруг стал неясным и растаял в тенях, и Арси остался в камере один, и Миззамир нависал над ним, улыбаясь и высоко подняв сверкающий кинжал.

— Я просто возьму его, — терпеливо объяснял Первый маг, — и вырежу вам душу. Это ничуть не больно. Нож начал опускаться…

— Тут ловушка, приятель? — спросил Сэм, осматриваясь. Бариганец кивнул и вытащил свои инструменты из мешочка, на котором была вышита замысловатая буква «А».

— Ага, ловушка. И крупная, кстати. Не двигайся, не то вон та плита на потолке отъедет в сторону, и тебе наверняка на башку посыплется какая-нибудь дрянь.

Сэм тяжело привалился к стене.

— Мы ходим кругами, — пробормотал он тихо и невыразительно. — Мы попали в западню, последние из наших, в последние дни мира. Мы все погибнем, будем ли мы двигаться, или навсегда останемся в этой комнате. Мы будем тут томиться, пока стены не превратятся в ослепительный свет и не засияют невыносимо ярко и сама земля не расколется. А наши души даже не отыщут ада, в который можно было бы сбежать для вечных мук.

Он обхватил голову руками, и свет, падавший ему на веки, вдруг изменился.

Кайлана шла по полям крови, не понимая, что происходит: все было одного цвета, так что трудно было различить детали. Она видела людей со странными приспособлениями из холодного металла, которые стреляли крошечными свинцовыми стрелами, поражавшими противника на огромном расстоянии. Воздух был полон дыма, было трудно дышать. Что-то приближалось — что-то опасное, — и как ни быстро она бежала, оно все время ее догоняло…

Робин пел нежную мелодию, песню, которую выучил назубок. Ему казалось, что он и кто-то плохо различимый бродят по белым коридорам — и песня имеет к этому какое-то отношение…

— Вот вам этот самый… как его… белый стих, — пробормотал Сэм. — Ни рифмы, ни размера: типичные менестрельские бредни.

— Ну, не знаю, — отозвалась Валери. — Песня довольно сносная, хоть и понакручено много лишнего.

— Это всего лишь перевод, — извинился Робин слегка обиженно.

Спустя секунду Сэм снова поднял голову и взял с низенького столика дротик для дартс. Он был изготовлен из бивня виумпса, а оперение оказалось сердоликовым. В баре было множество неясных фигур, которые наблюдали за ним и пересмеивались далекими голосами… Сэм всматривался в них, пытаясь найти лица — знакомые, полузабытые. В душе у него медленно поднимался страх, ибо он понял, что каждый из посетителей когда-то пал от его руки. Полуоформившееся, вонючее, ухмыляющееся лицо, увиденное сквозь кровь и неверное пламя, превратило его кровь в кусок льда. Воспоминания тридцатилетней давности… И хохочущие торговцы, и смеющиеся степняки, и нахально ухмыляющиеся охотники — и, наконец, его собственное лицо, улыбающееся ему его собственными губами, к которым уже поднесен бокал кроваво-красного вина за его здоровье. Сэм ощутил в руке жгучую боль и опустил глаза: дротик превратился в крошечную ящерицу, разноцветную и жгучую, словно пламя… Тварь запустила свои ядовитые зубы ему в руку. Он почувствовал, как яд разливается по крови, ощутил, как трепещет его сердце — и замирает…