На следующий день команда «Стропило С» хоронила Шэда Синглтона на ранчо. Он отправился туда и обнаружил, что собрались люди со всей округи. Выразил свои соболезнования миссис Синглтон и троим ее детям, а потом стоял, молчаливый и печальный, пока разъездной проповедник закончил молитву и Шэда Синглтона опустили в землю. После этого нашел Бака Лэйтропа, подошел к нему, протянул руку и сказал:

«Черный день для всех нас, Бак». Но Лэйтроп как будто не заметил его руки. Может быть, Бак был слишком ошеломлен и не видел ничего вокруг. Он отвернулся от Лэйтропа и отправился искать Эйба Коттрелла; но Эйб, забравшись в двуколку, сделал вид, что не слышит, когда Фрум окликнул его по имени.

Хороши друзья! И Лэйтроп, и Коттрелл — да и Синглтон ведь тоже — с самого начала лета вертелись вокруг с головной болью из-за скотокрадства и бесконечно разглагольствовали, что они собираются сделать, но ни один из них не сделал первого шага! Это они оставили Питеру Фруму. Именно он отправился в Майлс-Сити и добился молчаливого одобрения со стороны Ассоциации скотопромышленников, а потом совершил первый набег на бедленды. Без него они и до сих пор сидели бы сложа руки. А теперь, когда дело сделано, они могут воротить от него рожи, потому что он был малость грубоват! Извините, вы что думали, это пикник будет?

Да и его собственная команда из-за этого дела тоже ведет себя не особенно приветливо. На следующий день после облавы в Крэгги-Пойнте он назначил Грейди Джоунза управляющим, а парням из спального барака сказал только, что Джесс Лаудон пропал. Они не задали ни одного вопроса насчет исчезновения Джесса, как не спрашивали и о том, почему уехал Чарли Фуллер. Фрум был уверен, что никому не известно, как Грейди Джоунз выследил Джесса до самой школы и напал на него там, так что команда была угрюма вовсе не из-за каких-то подозрений. А пока Грейди отсутствовал почти всю прошлую неделю, Фрум велел Тексу Корбину временно быть за старшего. «Длинная Девятка» должна начать объезды завтра. Текса парни любили, и Фрум предполагал, что повышение Текса по службе их порадует; но стоило ему войти в барак, воцарялось мертвое молчание и атмосфера так сгущалась, что ее можно было бы нарезать ломтями.

Надо будет после возвращения из Сент-Луиса устроить кой-какую прополку, — решил он. Нечего терпеть косые взгляды от людей, которые получают у тебя деньги.

Он поглядел на лампу, горящую на тумбочке у кровати. Протянул руку, чтобы потушить ее, но не смог — и ограничился тем, что прикрутил фитиль. Он не мог гасить свет — в темноте перед ним возникли лица: лица Джека Айвза и остальных из Крэгги-Пойнта. Но чаще всего он видел Клема Латчера.

Черт побери, он правильно сделал, что избавился от Клема. Он вспомнил, как в позапрошлую субботу сидел вечером на кухне с Грейди Джоунзом, и Грейди заметил между прочим, что не особенно доверяет Клему. Грейди сказал тогда, что каждый мелкий ранчер приворовывает чужих коров себе на мясо. Потом вернулся из бедлендов Клем, весь измотанный, и сообщил, что Айвз наплевал на ультиматум, Джоунз все время присматривался к Клему. Когда тот уехал, Джоунз спросил:

— А что вы скажете, если я смогу доказать, что Латчер ворует коров «Длинной Девятки» на мясо?

— Я этому не поверю.

— Даже если я скажу вам, что видел, как он топил в Миссури коровью шкуру?

— Черт побери, Грейди, этому человеку нет нужды воровать!

Джоунз пожал плечами.

— Пусть будет по-вашему.

В ту ночь, отправившись спать, он долго думал о том что сказал Джоунз. Было поздно, потому что через час после того, как уехал Латчер, явился Шэд Синглтон, и они просидели вместе еще около часа, обсуждая план военных действий. У Питера Фрума была слишком забита голова, чтобы заниматься еще и обвинениями Джоунза. Но, может быть, есть все же что-то в этой истории с утопленной шкурой… Ведь то, что сказал Джоунз, — это все равно, что сказать, что Латчера надо поймать и уничтожить вместе с другими бедлендерами…

У Грейди Джоунза нет причин желать смерти Клема Латчера. Как раз наоборот. Ведь Джоунз держал в своих руках Питера Фрума только потому, что знал о его первой ночной поездке на ранчо у реки, когда Клем был далеко отсюда. Со смертью Клема Фрум может ездить туда открыто; более того, ему не надо теперь терпеть наглость Грейди Джоунза. Джоунз достаточно сообразительный, чтобы понять это, так что не станет по-глупому швырять свой козырь. В этом Фрум был уверен.

Но на следующий день он посмотрел на смерть Джека Айвза и тогда понял, что сделать дальше. Он велел Грейди Джоунзу и Чарли Фуллеру ехать вместе с ним, они направились к ранчо Латчера и встретили его по дороге.

Самое противное, что со смертью Латчера он вовсе не освободился от Джоунза. Теперь он оказался в его власти больше, чем когда-либо раньше. Он не приказывал Джоунзу стрелять в Джесса Лаудона, но когда Джоунз потом описывал подробности стычки, он уже понимал, что смерть Лаудона была необходима для спасения его собственной шкуры — и, конечно, шкуры Джоунза. Теперь связь между ним и Джоунзом становилась все крепче и крепче. Как Джоунз ухитрялся быть таким дьявольски хитрым? Откуда он знал, когда оговаривал Клема, что, сбросив один козырь, получит другой, еще сильнее?

Фрум перевернулся на другой бок. Ничего, Джоунз еще узнает, кто тут умный. С борта парохода Питер Фрум отправит письмо федеральному маршалу 22, в город Хелен. Он сообщит ему, что Клем Латчер был убит вовсе не по его приказу, и что есть человек по имени Чарли Фуллер, который может это все подтвердить. И попросит маршала поискать в списке разыскиваемых преступников человека, который соответствует описанию Грейди Джоунза…

Он закрыл глаза. Он устал от этих мыслей. Он устал от «Длинной Девятки» и этих мест, от угроз надвигающейся зимы. Завтра он уже будет в пути; он даст себе время забыть — себе и другим, а потом, весной, он возвратится…

Он проснулся с ощущением усталости и подавленности; возле кровати все еще горел бледный огонек. Он выкрутил фитиль, потому что было время предрассветной тьмы, серой и холодной. Он оделся и на ощупь добрел до кухни; пришел Сэм и приготовил ему завтрак. Когда он вышел во двор, рассвет едва окрасил небо на востоке, над бедлендами. Текс Корбин уже погрузил его сундук в двуколку и впряг лошадь. Сам он стоял рядом в ожидании.

— Мне с вами поехать, а потом пригнать тележку? — спросил Корбин.

— Нет нужды, — ответил Фрум. — Я оставлю ее в платной конюшне, а после кого-нибудь заберет при случае.

— Ладно, — сказал Корбин.

Фрум взобрался на сиденье, отмотал вожжи, закрученные вокруг кнутовища. Корбин уже шел в сторону спального барака. Не попрощался, не пожелал счастливого пути — ничего.

Фрум выехал со двора.

Он проехал мимо школы с первыми лучами солнца. Над трубой не было дымка, не было видно детишек. Придется поискать другого учителя; может, удастся нанять кого-нибудь в Сент-Луисе. Теперь, когда со скотокрадами покончено, на передний план могут выйти другие заботы. Он вспомнил свою давнюю мечту о школах, церквах и городах; попытался вызвать в себе былое воодушевление… Наверное, он все еще слишком усталый…

На развилке дороги, откуда можно было направиться прямо в Крэгги-Пойнт, он свернул налево и к середине первой половины дня уже спускался по склону к ранчо Латчера.

Он не думал об этом, пока не доехал до развилки. Он редко вспоминал об Адди в последнюю неделю, да и теперь не мог с уверенностью сказать, что чувствует к ней. Одна половина души вопила, что он не желает видеть ее больше, что, полностью овладев ею, он в ней больше не нуждается. Но другая половина все равно влекла его сюда. Ей тоже надо будет уехать из этих мест — искать новые лица и новые возможности. Он может оплатить ей каюту на пароходе, приняв все меры, чтобы какая-либо связь между ними не бросалась в глаза. Они будут осмотрительны, могут даже изобразить полное безразличие на всем пути до Сент-Луиса, если потребуется; а после этого их поглотит большой город. Представив это, он почувствовал дрожь в руках.