- Хм, это очень странно, - поглаживал бороду Кожемяка, - оборотни ведь глупы и неуправляемы, поэтому оборотничество считается слабой волшбой. Оборотень не может совладать со своей животной стороной, и потому в образе зверя может причинить вред себе или своим же товарищам. Только с другими оборотнями он может ладить. Если он, конечно, действительно, оборотень.

- Вот именно, - согласился Николай, - никто не знает, что это за существо, и откуда у него такая сила.

- Да, главный вопрос только в том, зачем Симаргл дал ему эту такую силу? Чего он боится? Что это за вид чар, что позволяет волшебнику летать?

- Ты веришь во всю эту ересь? В Симаргла и других богов? - удивился Николай.

- Когда-то ты и сам в это верил, забыл? Видно слишком долго ты жил среди христиан.

- Со временем плохое забывается, и вспоминается только хорошее. Я много делал глупостей в молодости, но приходит время, когда нужно забыть о глупостях и пойти по пути мудрости. Христианской мудрости.

- Или по пути предательства. Или предательство для тебя и есть мудрость? Как же ты живёшь-то после того, как предал всё, чему был верен?

Но Николай не ответил, а только резко изменился в лице, которое вдруг приобрело невероятно печальное выражение. И Северянин ушёл прочь, ничего не ответив.

А вскоре прибыл, наконец, и Борис Шапкин вместе с товарищами. Васька Колчан был с ними. Выглядел он каким-то помятым, потрёпанным жизнью, хоть, как и прежде носил длинный чуб и длинные свисающие усы, но теперь стал сутулиться, в волосах появилось не мало седых волос, а во взгляде боязливость и неуверенность. Прежде он был отменным стрелком, его стрелы были самыми меткими, его выстрелы были самыми быстрыми. Васька сам сделал себе лук, сам делал и стрелы, и летели они дальше прочих. Такой стрелок был просто незаменим в отряде. Но теперь у него не было ни лука, ни колчана со стрелами за плечами. После ухода из Новгорода Василий и впрямь связался с купцами. Он встретил своего дядьку-купца, а тот пристроил его к себе. Поначалу дела шли неплохо, Василий зажил весьма безбедно, побывал в разных местах. Но дядька его был уже не молод, и решил больше не плавать, взял себе молодую жену и осел в Тмутаракани, стал там заниматься ремеслом и торговлей, и прочими делами. Васька же продолжал плавать, и вскоре его постигла целая полоса неудач. Сначала на них напали разбойники и разграбили их суда. Васька бился с ними храбро, но силы были не равны. Колчан был ранен, едва выжил, и два месяца приходил в себя, а когда оклемался, оказалось, что у него ничего нет, даже до дома добраться не на что. Тогда стал занимать у купцов, чтобы вновь восстановиться, но дело всё не шло. Василий занимал снова, а потом прятался и старался не попадаться на глаза своим кредиторам. Но вечно так продолжаться не могло, он задолжал уже слишком многим, а отдавать было нечем. В результате купцы его схватили, избили и посадили под замок. Дело это было зимой, и Василий точно погиб бы от холода в полуземлянке, если бы Борис Шапкин вовремя не отыскал бы его. Но каким он застал Василия! Униженным, побитым, с кривым сломанным носом, презираемый всем городом и всей знатью, даже родной дядька не пришёл ему на помощь. Часть долгов Борис обещал отдать сразу по прибытии в Новгород, остальную часть обещал отдать после победы над Змеем Горынычем. Купцы долго не соглашались, пока один из них, по имени Зиновий, ни подал пример и ни дал своё согласие. Шибко купцы тогда не любили Горыныча, и отпустили Василия. Из всех людей Кожемяки Колчан был единственным, кто не был женат, и не имел своей семьи. По сути же, его товарищи и были его семьёй, и Василий был очень рад, что снова возвращается к ним, что он снова при деле. Ничто он не умел делать так хорошо, как воевать, а потому больше всех других он жалел о том, что в своё время ушёл с Никитой, а не остался в Новгороде. И вот теперь этот старый воин, потрёпанный жизнью, ехал верхом на коне, но смотрел уже не взглядом воина, а взглядом загнанного зверя. И Никита даже не сразу узнал его, а как узнал, поспешил заключить в объятия, едва тот слез с коня.

- Василий, ты ли это? - обрадовался он, - живой!

- Я-то? Живой ещё, с божьей помощью.

- Ну что, погуляем ещё, друг мой? Прижмём проклятому Змею его шершавый хвост.

- Да с тобой я хоть на Змея, хоть на самого дьявола пойду. И на смерть пойду, лишь бы рядом с братьями. Эх, братцы, как же я скучал по вас.

И расчувствовался Василий, и принялся обнимать всех: и Сигвата, и Дьярви, и даже Николу Северянина. И вот стали они собираться в дорогу, и тут неожиданно перед ними возник колдун Пафнутий.

- Что этот чародей здесь делает? – возмутился Николай.

- Он едет с нами, - отвечал Никита, даже не поворачивая к нему головы.

- Ты в своём уме? Он же наш враг.

- Я ему доверяю, и беру его в своё войско. А тебе если что не нравится, можешь уходить, я тебя не держу.

- Да ладно, будет тебе, - успокаивал Николая Борис.

- Ты хочешь, чтобы нас прикончили в первом же бою? Мы теперь христианское войско, а не горстка разбойников. Василий, скажи хоть ты ему.

- Никита мой старшина, - отозвался Колчан, - я ему верю, как он велит, так и будет.

- Мы не христианское войско, - произнёс Кожемяка, - мы сами по себе. Это ты – христианское войско, и ваш Вольга. А я бьюсь не за вашего бога, а за свою славу да за злато.

Николай понял, что оказался в меньшинстве, хоть его люди и поддерживали его, но теперь главным был Никита, и им нужно было подчиниться, чтобы не сеять вражды промеж войска.

- Ты не бойся, я тебя не заколдую, - злорадно сказал Пафнутий Николаю.

- Помолчал бы лучше, - зарычал на него Семён Гривна.

- Сам молчи, я здесь такой же воин, как ивы.

- Ладно, Семён, - произнёс Николай, - раз командир так решил, будем надеяться, что он не выжил из ума, и подчинимся его решению.

Глава 5.Евпатий.

Приближалось время тяжёлого испытания для Ратмира Вышеславича, он должен был сразиться с войском богатырей. Когда-то он и сам был богатырём, а теперь супротив него выходили легенды, обожаемые им с детства. Но теперь сам Симаргл избрал Змея своим помощником, и во всём ему помогал. Симаргл покровительствовал ему даже вопреки воле других богов. И вот задумался Змей Горыныч о том, как ему справиться с врагами. Сильная тоска одолела его, ведь не хотел он проливать богатырской крови. А когда на него находила тоска, он брался за гусли и начинал играть. Пальцы быстро вспоминали почти забытые движения, и лилась над посадом Змейгородом тихая, тревожащая душу мелодия. Узнал Ратмир, что во главе войска стал великий богатырь – Хотен Блудович, которого он очень уважал, хоть лично и не знал. Хотен был скандинавом и начинал простым наёмником в Новгороде, вместе с князем Владимиром брал Киев, Полоцк, Корсунь. В Новгород он пришёл уже христианином. Сильно отличился при взятии Корсуня, когда начали крестить Киев, стал крупным военачальником богатырей, наравне с такими легендами как Анастас, Леон Отважный, Святогор. Когда Новгород осадили чародеи, князь послал Хотена с войском на помощь новгородцам. В Новгороде было немало своих богатырей. Это и известный Садко, и Святослав Вольга, и Микула Селянинович, они стали Хотену названными братьями. И теперь Вольга вверил ему войско, чтобы пошёл он с ним на проклятого Змея и обратил в пепел посад Змейгород. На Змейгородской земле тогда и без того было не спокойно, и если богатыри не пришли бы, то подняли бы там крестьяне восстание против Змея. Но общий враг сплотил враждебные сословия. Хотен же Блудович обращался с крестьянами, как с язычниками, и вместо того, чтобы попытаться с ними завести дружбу, подавлял и наказывал, и насильно обращал в христианскую веру.

В эти дни Ратмир остался наедине с собой, и никого к себе не подпускал, даже свою молодую жену Агнию. Эта юная красавица всё это время была едва ли не единственной отрадой владыке-Змею. Любовь его не знала предела, хоть им и редко удавалось оставаться наедине. Ратмир души не чаял в этой простой посадской девушке, покорившей его своей красотой и преданностью. Она одна всегда поддерживала его, смотрела на него с неподдельным восхищением и отдавалась ему вся, без остатка. Но перед боем и Агния не заходила к Ратмиру, он был один на один с собой, закрыв глаза, он пытался выйти на контакт с духами. Никогда прежде он этого не делал, но теперь он был чародеем, и когда-нибудь он должен был этому научиться. Змей искал встречи с Симарглом – своим покровителем. В какой-то момент Ратмир представил себя Змеем, парящим над землёй. Он видел под собой людей и бегущих куда-то лошадей, деревья и поля. И вот Ратмир снова оказался над рекой Смородиной. Река без истока и устья, мерно и тихо текли её воды. Вот и мост через эту реку. Калинов мост. Над мостом так же в воздухе парило какое-то существо, похожее на огромного крылатого пса. Это был он, Симаргл. Ратмир только взглянул в его большие зелёные глаза и тут же пришёл в себя. Он лежал на полу у себя в покоях, весь в холодном поту. Теперь он точно знал, что он должен делать. Ночью Ратмир вышел на улицу и снова принял облик трёхглавого Змея. Теперь холодная ярость толкала его вперёд, жажда крови, жажда убийства заполнило его существо. Он был собой и в то же время не собой. Он знал, что кому-то сегодня будет очень больно. Да, кто-то будет сегодня страдать и корчится в муках. Это были новгородские богатыри, славные витязи. Колдун застал их врасплох. Но это было только начало, только первая их ужасная ночь. Змей Горыныч рвал их плоть, отгрызал им руки, обжигал огнём, наводил порчи. Он издевался, как мог над их телами и повергал этим в ужас тех, кто оставались в живых. Он словно спал, и во сне мог делать всё, что хотел, ведь всё это происходило не на самом деле, всё можно было исправить, вернуть. Но поутру становилось ясно, что это был не сон, и вернуть ничего нельзя, и Ратмир прятался от всех и плакал в одиночестве от невыносимой боли, разрывающей ему сердце.