- Сорочинский Мастер не должен знать о том, что мы сделали, - говорил Будислав.
- Что сделано, то сделано, - отвечал Вышеслав, - старику придётся смириться.
- Нет. Я говорил уже с ним об этом. Он сказал, что запрещает нам похищать дочь Вахрамея. Если мы нарушим его запрет…
- Ты поделился с ним нашими планами? О боги, Будислав, чёрт тебя дёрнул за язык.
- Теперь будет лучше, если мы спрячем её, - продолжал Будислав. – В селе под горой много пустующих домов. Поселим её там, пристроим к ней прислугу, и владыка ничего не узнает.
- Твой план рассыплется, как только Вахрамей пришлётк старику гонца с требованием выдать его дочь.
- Этот гонец всё равно попадёт сначала к нам. И мы прикончим его прежде, чем владыка о чём-то узнает.
- Хочешь убивать, находясь в тени? Как же я ненавижу тайные убийства. А тем более убийства гонцов. По-моему, ты перегибаешь палку, Будислав. Мужчина не может опускаться до подлых убийств, подлость – это удел слабых.
- И это ты мне говоришь о слабости? Да о твоих слабостях ходят легенды! Сколько уже у тебя детей-полукровок?
- У меня только один ребёнок, насчёт остальных я не уверен, что они мои.
- Это ли не слабость? Иметь столько любовниц, плодить на свет полукровок, расточать свою чародейскую силу на такие мелочи.
- Моя чародейская сила ни на каплю не убывает от этого, - не сдавался Вышеслав, -Напротив, женская ласка делает мои чары более светлыми. А вот тебе бы не помешало завести любовницу, хотя бы одну. А то ведь так однажды и станешь колдуном. Будешь действовать всегда в тени. Тёмные чары. Так недалеко и до упырей докатиться.
- Тьма так же полезна, как и свет. В тени совершаются вещи не менее великие, чем на свету.
- Но менее благородные. То, что совершается при свете дня, не может быть подлым.
И всё же Вышеслав вынужден был согласиться с планом Будислава и поселить дочь Вахрамея под горой. Там, где она была похищена, они оставили записку её отцу. Теперь Сорочинская Гора была в безопасности, теперь царь-Кощей им не угрожал. Но Будислав не доверял своему старому другу. Он считал, что женщины – это слабость Вахрамея, и потому будет лучше, если тот будет держаться подальше от Авдотьи. Вахрамей не возражал, хоть и отметил, что девица очень хороша собой и непокорна. С того дня к Авдотье заходил лишь Будислав. Он проверял, хорошо ли прислуга обходиться с ней, и насколько покорна ведёт себя пленница. Но пленница была непокорна. По сути, она была ещё дитя, ей было всего 16 лет, но сколько дерзости, сколько злобы было в этом прекрасном ребёнке! Своими коготками она расцарапала лицо слуге и попыталась убежать. Её схватили и связали, при это она успела укусить двоих. Когда пришёл Будислав, он лежала связанная на полу. Увидев чародея, она зарыдала. Когда Будислав вошёл, он увидел не злобную волчицу, про которую ему рассказывали, а невинное дитя, плачущее и беззащитное.
- Мне сказали, ты хотела убежать? – говорил Будислав, доставая свой кинжал. Авдотья с замиранием сердца наблюдала за тем, что он будет делать.
- Отсюда нельзя сбежать, - наклонился чародей и стал перерезать ей верёвки. – наши слуги боятся упырей, как огня. Они помнят ту собачёнку, что спустил на нас твой отец. И потому они лучше погибнут, чем позволят тебе уйти. Ты – залог нашей безопасности.
- Я не хотела уйти, - отвечала девушка, когда, наконец, освободилась от верёвок, - я лишь не хотела терпеть присутствия этих рабов.
- Они не рабы. Это у колдунов есть рабы, у твоего отца есть рабы, у нас, волшебников, есть просто зависимые люди.
- А в чём разница?
- Рабы равны друг другу, наши зависимые люди не равны нам и не равны между собой тоже.
- По мне, это тоже рабство, - противилась ему Авдотья, но уловила на лице чародея хмурый взгляд и сбавила тон, - я не хотела бежать отсюда. Иначе я бы попала к своему отцу. А у него мне было бы даже хуже, чем здесь.
И её слова попали в цель. Лишь на одно мгновение по лицу Будислава пробежало выражение сочувствия, и скрылось за маской угрюмости. И всё же, он сочувствовал ей.
- Ты выкрал меня от отца. Я лишь благодарна тебе за это. Лишь об одном я прошу тебя, чародей. Приходи ко мне почаще. Не позволяй этим рабам прикасаться ко мне, не позволяй им меня связывать. Я хочу, чтобы ко мне прикасался лишь ты, истинный, чистокровный чародей. Если будет так, как я говорю, я не буду пытаться сбежать.
Последние слова вдруг вызвали в Будиславе странное, не знакомое ему чувство, сковывающее ему живот. Волна страсти на миг охватила его тело. Авдотья была так прекрасна. Она смотрела на него милыми глазами, полными слёз, она умоляла его и лишь одного его в целом свете считала достойным прикасаться к себе.
- Хорошо, я распоряжусь, - отвечал Будислав. – Но не называй их рабами. Запомни, есть большая разница между рабов и зависимым человеком.
И чародей стал ходить к ней чаще, как и обещал, и очень скоро ему это стало нравиться. Авдотья была как малое дитя, хоть и очень высокомерное дитя. Зависимых людей и полукровок она не считала за людей, но зато перед Будиславом краснела и начинала запинаться. Вся её гордость, вся её уверенность куда-то исчезала. Авдотья начинала улыбаться, и на всём свете не было ничего милей это улыбки. Начинала рассказывать ему разный приятный бред из детства, расхаживала перед ним в своих кожаных штанах с обнажённой шеей и плечами. И она всегда приятно пахла. О, видимо, только настоящим ведьмам был ведом секрет хороших запахов, но этот запах был воистину волшебным. Лёгкая ненавязчивая сладость цветочных ароматов, казалось, несла с собой саму стихию нежности и любви. Стихию, прежде неведомую угрюмому чародею. Будислава тянуло к ней, и вскоре он началбояться этой тяги. Чародей перестал к ней ходить. Он перестал покидать Сорочинскую гору, погрузился с головой в работу. В эти дни Будислав помогал владыке ковать его клинок.
Но едва прошло две недели, как к нему прибежали слуги, присматривающие за Авдотьей. Её поведение снова стало несносным. Она снова пыталась сбежать и перерезала себе вены. От этой новости сердце сжалось у Будислава. Он почти бегом ушёл с Сорочинской горы, позабыв обо всём на свете. Когда он распахнул двери избы, то увидел её. Он не сказал ей ни слова, она тоже молчала, а затем просто набросилась на него и страстно впилась губами в его губы, а после обняла его, положив голову ему на грудь. Теперь Будислав горел огнём изнутри, огнём неведомой страсти, а глаза его наполнились слезами нежности. Теперь он понял все слова Вышеслава, понял, как напрасно столько лет он отказывал себе в тех удовольствиях, что признавал его друг. Она была пленницей, ей нельзя было доверять. Но Будислав видел перед собой лишь своего товарища Вышеслава, познавшего блаженство, ему неведомое. Почему одному можно, а другому нельзя, почему одному всё, а другому ничего? И Будислав прикоснулся к её лицу, стал гладить её, как до этого гладил лишь собак и котов, но теперь гораздо нежнее. И она ластилась к нему, слово кошка, обнимала его всё крепче, тяжело вздыхала. В конце концов Будислав поднял её на руках и отнёс в постель. Они стали любовниками. Чародей познал страсть, которую прежде не понимал. Ему хотелось жить, ему хотелось быть отцом. Его любовь была запретной, его возлюбленная была дочерью врага, но чародея Сорочинской горы это не останавливало. Страсть захватила его, и он уже не думал, как долго это продлиться и чем может кончится. Снова и снова Будислав убегал с горы в маленькую избу в селении у подножия, и снова засыпал в одной постели с голубоглазой красавицей, после долгих часов страстного блаженства. А утром уходил обратно на гору. Так продолжалось снова и снова, изо дня в день. Но так не могло продолжаться вечно.
Глава 2.Вышеслав.
В тот день Будислав работал до самой полуночи. Владыка не отпускал его, ему нужен был помощник. Всё уже было готово, и теперь осталась лишь заключительная часть изготовки мощнейшего оружия. Будислав наносил удары тяжёлым молотом по волшебной стали, и на его глазах эта сталь преобразовывалась в нечто совершенное и невероятно опасное. Сорочинский Мастер, не смотря на возраст, был ещё очень крепок телом. Из-под кожаного фартука были видны кубики пресса на животе, мускулистые руки, держащие щипцы, напрягались при каждом ударе молота и в те моменты казались воистину огромными. Но возраст всё равно давал знать о себе. Лицо Владыки уже было покрыто морщинами, борода почти полностью стала седой. Наконец, они закончили, меч был готов.
