– Говорят, – заметил я, – что гугенотов в Лондоне не меньше, чем католиков. Что-то около пятидесяти тысяч человек.

– Центр их сообщества находится в церкви, что на Треднидл-стрит, – сказал Ньютон.– Некоторые посещают церковь братьев-августинцев в Сити. Другие – французскую конформистскую церковь Савой в Вестминстере. Но все гугеноты из Тауэра, работают ли они на Монетном дворе, в гарнизоне или в Управлении артиллерийского снабжения, посещают французскую церковь Ла Патенте в Спиталфилдс, где многое вызывает у меня восхищение, поскольку эти гугеноты отвергают догмат Троицы, а это всегда было близко мне. И все же они ведут себя как заговорщики. Мне пришлось заявить, что я считаю Христа обычным человеком, никогда, впрочем, не грешившим, чтобы мне разрешили присутствовать на службе. Они ужасно боятся шпионов, и у них есть на то причины. Мне не раз приходилось слышать, что среди них немало тайных папистов. Мои агенты это подтверждают, но их доклады основаны лишь на собственных невежественных измышлениях: наши агенты полагают, что все французы немного ненормальные.

– У меня такое же мнение, – заявил я.– Конечно, мне известно, что многие гугеноты сражались за короля Вильгельма во время битвы при Бойне, в том числе и генерал Рувиньи. Но я должен признать, что не совсем понимаю причин, по которым их преследуют. И почему их так много в Англии.

– Вы ведь слышали о Варфоломеевской ночи? – возразил Ньютон.

– Да, слышал, – сказал я.– Но не смогу рассказать, что тогда произошло.

Ньютон покачал головой.

– Мне казалось, что обстоятельства резни известны всем протестантам. И как только теперь учат истории? – Он вздохнул.– Что ж, позвольте мне рассказать, что тогда произошло. Ночью двадцать четвертого августа тысяча пятьсот семьдесят второго года большое число протестантов собралось в Париже, чтобы увидеть гугенота Генриха Наваррского, будущего французского короля и деда нынешнего, женатого на Маргарите из католического королевского рода Валуа. Предатели Валуа решили, что им представилась превосходная возможность уничтожить протестантство во Франции. В ту ночь в Париже было убито десять тысяч человек, и еще больше в провинциях; считается, что всего погибло семьдесят тысяч гугенотов. Католики убивали протестантов. Многие гугеноты попытались найти спасение в Англии.

– Но тогда шел тысяча пятьсот семьдесят второй год. За прошедшие годы гугеноты должны были стать настоящими англичанами, верно?

– Генрих Наваррский остался жив, а со временем стал королем Франции. Позднее был издан Нантский эдикт о свободе вероисповедования. Но десять лет назад он был отменен указом внука Генриха Наваррского, и гугеноты вновь хлынули в Англию. Теперь вам понятно?

– Да, теперь я понял. Но меня удивляет, что в Тауэре так много гугенотов. Почему до сих пор на Монетном дворе служит несколько гугенотов? Мне кажется, здесь должны работать лишь англичане.

– Разве я сказал «несколько»? – спросил Ньютон.– Я имел в виду, что здесь много гугенотов.– Он взял лист бумаги, на котором имелось два списка.– На Монетном дворе: мистер Фокье, мистер Колиньи, отвечающий за пробы металлов, мистер Валери, плавильщик, мистер Бейль, чеканщик. Во внутренней округе: майор Морней, капитан Лакост, капитан Мартин, сержант Роэн, капралы Казен и Ласко, привратники Пуджейд, Дюри, Ниммо и Лестрейд. Есть и другие, о которых мы пока не знаем. Тех, кто спасался в Англии начиная с тысяча шестьсот восемьдесят пятого года, после отмены Нантского эдикта, найти гораздо легче, чем те семьи, что находились здесь после поражения в Ла-Рошели в тысяча шестьсот двадцать девятом году. Майор Морней родился в Англии. Как и мистер Бейль, чеканщик. Вероятно, они являются более слабыми звеньями в цепи гугенотов, поскольку они англичане в большей степени, чем французы.

– Так вы полагаете, что они готовят заговор? Они могли убить Дэниела Мерсера и мистера Кеннеди?

– Я не сторонник пустых теорий. Нам необходимо кое-что выяснить. Многое связывает французских протестантов и гугенотов с миром алхимии. Но я не верю, что гугеноты относятся к алхимии с большим уважением, чем я сам.

– Вполне возможно, – ответил я.– А как насчет тамплиеров, о которых говорил ваш друг из Королевского общества, мистер Пепис, когда мы с ним обедали? Разве тамплиеры не французы? Вдруг гугеноты являются наследниками тайн тамплиеров. Разве это не достаточный мотив для убийства? Мне кажется, вокруг этих смертей слишком много тайн.

– Хватит, хватит, – проворчал Ньютон.– Ваши предположения вызывают у меня тревогу.

– Так что мне следует делать?

– Мы должны следить за гугенотами, – сказал Ньютон.– И надеяться, что они сами себя выдадут. В особенности майор Морней. Чем больше мы о нем узнаем, тем легче нам будет на следующем допросе. Он не так силен духом, как сержант Роэн, который, кажется, был гребцом на галере французского королевского флота. Не сомневаюсь, что сержант будет стоять до конца. А сейчас нам необходимо проявить терпение, мой дорогой друг. Торопливость не принесет нам успеха. Отношения между Монетным двором и гарнизоном сложны, как никогда. И гордиев узел необходимо развязать, если мы хотим воспользоваться веревкой.

В течение следующих трех недель я работал с сетью агентов Ньютона, которые следили за гугенотами Тауэра. Морней часто посещал дом лорда Эшли на Стрэнде. Эшли принадлежал к партии вигов и был членом парламента от Пула, графство Дорсет. Сержант Роэн наведывался в суды Вестминстер-Холла. Там он присутствовал на слушаниях какого-нибудь дела, но истинной его целью были встречи с высоким священником, который давал Роэну какие-то указания. Человек этот носил большую шляпу с черной атласной лентой и длинный розовый шарф. Кривоногий, с крепкой бычьей шеей, он оказался неуловимым, и мы потеряли его след в Саутуорке, поэтому нам еще некоторое время не удавалось установить его личность.

Пока я следил за сержантом Роэном из лавки, расположенной напротив Вестминстер-Холла, произошел любопытный эпизод, который позволил мне получше познакомиться с сержантом. После этого мое мнение о нем изменилось к лучшему.

Я лишь на мгновение отвел взгляд от сержанта, чтобы посмотреть на одну из женщин, которая часто сюда приходила. У нее были вполне официальные документы, подтверждающие, что она владеет собственным делом, хотя, конечно, она появлялась здесь совсем по другим причинам. В следующее мгновение я обнаружил, что потерял Роэна. Подумав, что шпион из меня получился никудышный, если меня способны отвлечь уличные шлюхи, я направился к центральному входу в Холл. В очередной раз заглядевшись на девок, я столкнулся с самим сержантом. А он, сообразив, что меня сюда привело, хлопнул меня по плечу, продемонстрировал неожиданную учтивость и обходительность и пригласил зайти в ближайшую таверну. Я не стал отказываться, решив, что смогу получше понять его характер и это поможет нам в дальнейшем. И я действительно многое узнал, но эти сведения меня изрядно удивили.

– Ваш мистер Ньютон – умный человек, – сказал Роэн, заказав две кружки лучшего пива.– Уж не знаю, почему он принял меня за мятежника, но отношения между мной и майором совсем не такие, как он думает. Мы с майором старые друзья – настолько старые, что способны забыть о званиях, когда начинаем ссориться, что часто случается со старыми друзьями. Когда ты с кем-то служишь, воюешь с ним бок о бок, несколько раз спасаешь ему жизнь, ты получаешь некоторые привилегии. Можно это назвать и долгом.

– Вы спасли майору Морнею жизнь?

– Не столько спас, сколько помог ему выжить. Мы попали в плен во время Флерюсского сражения во Фландрии, где воевали на стороне короля Вильгельма. То было первое поражение короля от Нидерландов. Шел тысяча шестьсот девяностый год. Французский генерал Люксембург был жестоким человеком, всех пленных приговорили к пожизненному заключению на галерах. Три дня спустя мы с майором прибыли в Дюнкерк и оказались на галере «L'Heure– use». Вы знаете, что это значит?