А потом она закрыла лицо руками, сильно прижав пальцы к щекам, до белых костяшек. Потом вдруг дернулась, опала и согнулась пополам. По резким вздрагиваниям ее спины, я понял, что она плачет. Я в растерянности смотрел на нее несколько секунд, а потом аккуратно коснулся пальцами ее плеча, боясь сделать что-то не так. Она же поднялась, убрала с лица руки, обнажив утопленные в слезах глаза, и обняла меня, пересев со своего стула на мои колени, крепко, судорожно сжимая и разжимая объятия. На моей правой груди, куда уткнулось ее лицо, стало жарко и мокро от ее дыхания и слез.

Потом я понял, что мне нужно сделать. Я нашел губами ее висок и медленно поцеловал, стараясь этим поцелуем принести ей все свои извинения и без лишних слов передать насколько сильно я люблю ее.

Потом я поднял ее лицо к своему и поцеловал в губы, всем телом ощущая, как она обмякает, расслабляется и успокаивается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это был один из тех редких моментов между партнерами, когда время замирает, окружающий мир пропадает, а остается только чистая концентрированная любовь, в которой оба растворяются и сливаются в единое целое. Такие моменты чаще бывают в начале отношений, когда чувства остры и интенсивны. На первых свиданиях, после первой смски, первого провожания до подъезда, во время первого поцелуя, первого секса… Но со временем быт, время, привыкание заставляют краски отношений блекнуть, словно цвет рубашки, застирываемой день ото дня. И вот этот момент случился с нами опять. Через семь лет брака. Внезапно и без предупреждений, отбросив лохматься и пыль бытовухи, схватив нас крепкой горячей рукой за самый центр, за самое нутро, заставляя его снова пульсировать и изливаться соком.

Мы обнимались и целовались, забыв про детей и весь оставшийся мир. И я ощущал себя на самой вершине самой высокой горы. Абсолютно счастливым. Бескомпромиссно благодарным. Бесконечно любящим. И я точно знал, что она ощущает то же самое.

— Помнишь той ночью, когда мы писали список…? — прошептала она, когда, внезапный наш порыв немного утих.

— Да, — ответил я, жалея о том, что этот волшебный момент между нами заканчивается, и в мое сознание снова проникает реальность.

— Ты мне сказал, что если есть даже сотая вероятность того, что твое видение — правда, то мы обязаны принять его всерьез и готовится?

— Да, я так и сказал.

— Знаешь, ты прав…, коротко продолжила она ровным голосом, совершенно успокоившись и обхватив мое лицо руками, заглядывая в самую глубину моих глаз, — мы обязаны подумать о них, — она кивнула в сторону не обращающих на нас внимание детей, — о наших вонючках… Ты понимаешь, как может быть опасно распространяться об этом на каждом углу? Когда все, что предсказано начнется, то нас во всем обвинят… Будут искать и найдут… А потом, скорее всего, выкинут из убежища и завладеют запасами. А может и убьют!!!

Я молча кивнул, не решаясь перебивать, понимая, что она в точности повторяет опасения, которые и мне не давали покоя.

— Послушай меня! Послушай…, - продолжала она, — пожалуйста, я тебя умоляю…, ты никому ничего не скажешь… Мы будем сидеть тише воды — ниже травы. И будем готовиться. Осторожно… Потихоньку…, не привлекая внимание. Потом, ближе к дате, когда наши запасы будут готовы, то мы решим, что делать дальше… Кому сказать… Родителям, друзьям… Мы все обдумаем как и когда. Но только не сейчас!!! Хорошо?

— Хорошо, — согласился я.

— Хорошо? — с нажимом переспросила она меня, сжав руку и пригвоздив меня своим настойчивым взглядом.

— Да. Хорошо, — не смея перечить, заверил ее я.

Потом она говорила, что нам нужно устроить убежище в нашей квартире. Что никуда ехать не имеет смысла. Что наш городок удобнее всего подходит для выживания. Он не слишком большой, чтобы оказаться в эпицентре эпидемии, но и не слишком маленький, что позволит сохранить доступ к магазинам и складам. Вариант с яхтой она отбросила, так как море для нас, неподготовленных, может быть слишком опасно. Еще она предложила купить квартиру, входная дверь в которую находилась справа от нашей, в самом дальнем конце коридора. Участок коридора перед обеими квартирами можно было отрезать от остального подъезда стеной и общей крепкой дверью. Так у нас было бы больше места для хранения запасов, учитывая, что наша квартира была слишком маленькой для основательной подготовки.

Слушая ее, я думал о том, что пока я рефлексировал на работе, переживал и бухал с коллегами, она все, как оказалось, уже продумала и решила сама. Еще я понял, что совершенно не знал свою супругу. За все семь лет, что мы прожили вместе, у меня так и не было возможности узнать ее с этой неизведанной стороны. Когда дело касалось жизни и смерти. Когда речь шла о безопасности наших детей. Когда не оставалось места для моральных страданий и этических дилемм.

Теперь, когда прошла первая агрессия, истерика, слезы и трогательные поцелуи, на свет вышла ее новая грань. Спокойная и рассудительная. Я слушал и смотрел на нее, сначала с удивлением, потом с некоторой опаской, а после с уважением и даже облегчением, что рядом со мной вдруг оказался сильный человек, который сможет быть партнером в грядущем испытании…

Идея о покупке соседней квартиры была хорошей. И чем дольше я про нее думал, тем лучше она казалась. Часы показывали начало одиннадцатого. Но поддавшись порыву энтузиазма после разговора с женой, я решил немедленно исследовать эту возможность.

Я вышел босиком в темный подъезд. Освещение, управляемое сенсором движения на потолке, не загорелось. Гребаные сенсоры… Они, признаюсь, всегда немного пугали меня непредсказуемостью своего поведения. Их было три по длине коридора, управляющие каждый своим светильником. Один — над лифтами, другой — между квартирами посередине площадки, и последний — непосредственно над нашей дверью. Бывает, когда выходишь из лифта и проходишь по коридору, то чувствуешь себя рок-звездой на сцене, за которым следуют вспышки софитов.

Но иногда эти сенсоры странным образом не срабатывают, как будто обижаются и перестают признавать тебя человеком. Бывает, что я выхожу из поющего классической фоновой музыкой лифта в черный коридор, машу руками, топаю ногами, но ничего не помогает. Потом направляюсь по памяти и на ощупь к своей двери, ожидая, что следующий сенсор сжалится и признает меня человеком. Но и он оказывается в сговоре с первым. С учащённым пульсом и холодной испариной на лбу, я продвигаюсь к территории влияния третьего сенсора — над нашей квартирой. И тот, будто самый родной и близкий, всегда протягивает мне свою руку (точнее — свет) помощи, вырвав меня из темноты, позволив найти ключами замок и скрыться в безопасности жилища.

А на этот раз и он меня подвел. Я топнул босой ногой о холодный кафель, свет желтой лапы над головой опомнился и с щелчком осветил площадку перед дверями обеих квартир. Эта площадка была от силы метра полтора на метр, отдельная от остального коридора проемом.

Я прошел дальше к лифтам, ожидая от остальных двух сенсоров привычного предательства. Но они решили на этот раз не шутить, и с послушным щелчком осветили все пространство просторного, вытянутого на пять квартир коридора.

Обернувшись, я осмотрел проем со стороны, и почти осязаемо представил в нем добротную, крепкую железную дверь, которая бы объединила обе квартиры в отдельное защищенное извне пространство.

— Отличная идея…, - прошептал я себе под нос, возвращаясь обратно.

Перед тем, как вернуться в квартиру, я внимательно осмотрел соседскую дверь. Она, в отличии от нашей, была дорогой, массивной и крепкой. Звонка не было, а его роль, вероятно, выполняло тяжелое, стилизованное под старину, кольцо, встроено ровно посередине, которым и следовало стучать, чтобы вызвать хозяев.

Поддавшись секундному ребяческому импульсу, я подошел ближе, поднял тяжелое кольцо и с гулким стуком вернул его обратно. Я знал, что дома никого не было. Соседская дверь была в метре от нашей. А наша дверь, от застройщика, была лишь хлипкой жестянкой, пропускающей каждый звук. Мы бы услышали входящих и выходящих людей. Последний раз мы помнили признаки жизни там около полугода назад. Бригада строителей делала ремонт, несколько недель стучала, пилила и сверлила, иногда варила бич-пакеты, приторный запах от которых заполнял нашу ванную комнату, видимо, делящую с соседями одну шахту вентиляции. А потом все стихло. Мы думали, что в квартиру кто-нибудь заселится. Хозяева или квартиранты. Но никто так и не появился.