Дождавшись пока секундная стрелка на часах пройдет еще один круг, он отправил бутылку и стакан обратно в темноту тумбочки. Потом, глубоко вздохнув, включил компьютер и принялся заполнять формуляры данных о пациентах, поступивших за смену, состоянии аппаратуры и имеющихся неисправностях, для того, чтобы окончатлельно сдать смену и вернуться в отель.
Заполняя фамилии и имена поступивших, он остановился на одной записи. На фамилии и имени их самого знаменитого пациента. Космонавте. По какой‑то бюрократической ошибке или иному недоразумению госпитализированном не в столичном военном госпитале или в клинике администрации президента, а в их отделении для «простых». Может быть «наверху» почему‑то подумали, что их «ковидное» отделение лучше справлялось со своими задачами. Как бы то ни было, он был тут. Занимал одно из самых хорошо оборудованных коек. Был причиной того, что возле отделения каждый день крутились репортеры. И еще, его состояние вызывало у него тревогу. И не потому, что он требовал дополнительной терапии, как тяжелый «ковидный» больной. А по другой причине…
Немного покружив курсором мыши по полю ввода дополнительных комментариев о состоянии пациента, он принялся печатать, неумело перебирая одними и теме же пальцами по расхлябанной клавиатуре, оставляя послание врачу, заступающему на смену:
«ВНИМАНИЕ: Бакир Токтаров. Тридцать пять лет. Поступил 17 мая 2020 года с симптомами двухсторонней пневмонии. Подтвержден диагноз Covid‑19. Впоследствии к стандартным симптомам добавились нетипичная обширная сыпь по всему телу, а также неудержимые диарея и рвота. Требуется отправить дополнительные пробы для дерматологических и аллергических анализов в республиканскую клинику. Также рекомендую связаться с врачами из США и Китая, куда были отправлены два других космонавта. Необходимо объединить работу по клиническому анализу для выяснения полной картины заболевания.»
Закончив с набором текста, он перечитал написанное, хмурясь, несколько раз прокручивая факты, связанные с этим знаменитым пациентом, которые каким‑то неуловимым образом выбивалась из общей картины и тревожили его. Потом он несколько раз кивнул сам себе, решив, что сделал свой долг как нужно, отметив странности в симптомах и дав нужные указания.
Через пять минут, когда он, выходя из здания клиники, нарвался на очередного репортера, то решил не капризничать и отдать этому дню свою последнюю жертву, согласившись дать интервью.
– Пожалуйста, сообщите зрителям канала КТК, имеются ли изменения в состоянии пациента? И был ли поставлен окончательный диагноз? – задала вопрос девушка‑журналист, тыкая ему в лицо микрофоном, пока оператор наводил на него камеру.
– Ммм…, состояние пациента вызывает у нас тревогу. Были выявлены новые симптомы, которые требуют дополнительного изучения и анализов…, ‑ ответил он, при этом ощущая, как из глубины легких на него накатывает кашель…
Дура
Она почти бежала вниз по лестнице, не держась за поручни, крепко сжимая влажную и липкую руку пятилетней дочери, которая не поспевая за матерью, волочилась за ней, путаясь ногами и перескакивая через ступеньки. Платок на голове женщины сбился. Волосы растрепались. А разношенные сандалии на ее ногах трещали, грозясь в любую секунду разойтись по швам.
Когда на ее пути попадались врачи в белых халатах, пациенты в пижамах, приходящие посетители, все с завязанными на лицах масками, то она пугливо шарахалась от них, словно от прокаженных, будто в каждом встречном она видела непосредственную угрозу их жизням.
Она сквозь зубы проклинала саму себя, что решила прийти в больницу в такое время. Что решила навестить престарелую свекровь, после того, как ту, пару дней назад, увезли в кардиологическое отделение центральной городской больницы с разбившим старуху гипертоническим кровоизлиянием в мозг.
– Дура! Дура! Поперлась! И дочь взяла! Дура! В городе кругом вирус! А я пошла!!! С едой, банками и склянками, как проклятая! Думала, что голодать будет бабка на казенных харчах, и никто из ее гнилых родственников ее не навестит. Только я! Дура!! Дура!!! Из‑за кого, спрашивается, метнулась?!! Из‑за полоумной выжившей из ума ведьмы, которая отравляла мне жизнь десять лет? Пропади она пропадом! Она и ее бездельник сын!!! О, боже!!! Дура! Дура!! Дура!!! О ребенке даже не подумала!!! Надо было хотя бы девочку у соседей оставить!!! Нет же! Поперлась! Через половину города! На автобусе!!! Когда все вокруг заразные! Дура! Дура!! Дура!!!
Каждый раз, когда она произносила очередные слова ругательств, в намокшую от ее разгоряченного дыхания маску, то пустые банки и бутылки в сумке на ее плече, в которых она привезла для свекрови домашнюю пищу, звонко стукались друг о друга и ударялись женщине в бок. Но она этого не замечала. Все, о чем она думала, это о том, что им нужно как можно быстрее выбраться из здания больницы, добраться через охваченный эпидемией коронавируса город до дома, закрыть за собой дверь, а потом сесть и подумать что делать дальше.
– Что она мне наговорила, злобная старуха, а?!! Ну ведь умом тронулась же! И так была конченная сука, а теперь, когда кровь извилины залило, то совсем сбрендила!!! О боже, сохрани нас господь!!! Что же это, а?!! – продолжала злобно бормотать она, резко дернув дочь за руку, заметив, что та в очередной раз замешкалась на повороте.
Когда очередной встречный случайно перегородил ей дорогу, то женщина истошно, истерично вскрикнула, словно выплеснув через край переполненной бурлящей кастрюли варево из злости, обиды и страха, едва умещающегося в ее уставшем от тяжелого быта и истерзанном неудачным браком теле.
Когда ошарашенный мужчина, с круглыми от удивления глазами поверх маски, обошел ее мимо, то она остановилась, чтобы перевести дыхание, и, вдруг, ощутила, как слезы, без какого‑либо предупреждения, непроизвольно брызнули из ее глаз.
Она прислонилась к стене, аккуратно сняла маску и ей же торопливо принялась вытирать глаза, стыдясь показать окружающим свою слабость.
– Мама…, почему ты плачешь? – тоненьким голоском спросила девочка, недоуменно смотря на мать снизу вверх.
– Ничего! Маску крепко держи! – рявкнула та на дочь в ответ, вытирая остатки влаги на лице и приспосабливая маску на место.
А потом, ощутив укол вины перед дочерью, что отыгрывает на ней свои взрослые проблемы, то опустилась к ней и крепко обняла, ощутив грудью ее крохотное тщедушное тельце.
– Мы сейчас побыстрее пойдем домой, хорошо детка! Ты главное держи маску на месте и не мешкай, хорошо? – смягчив тон сказала она девочке в ее маленькое полупрозрачное ушко, украшенное серебряным гвоздиком, – твоя мама обо всем позаботиться, она справиться, не нужен нам никто. Ни твой отец, ни твоя бабка…
– А с бабушкой все будет хорошо? – спросила девочка.
– Да что с ней случиться, с твоей бабкой! Она нас всех переживет, – с горечью ответила мать, вспоминая о том, что ей пришлось пережить.
Пережить два дня назад…
Старуха
В один из будних дней, когда она возвращалась вечером со службы. Уставшая. С красными от утомления глазами. Вынужденная, по приказу работодателя. выходить на работу в офис в период карантина. После долгих часов обработки цифр на бухгалтерских документах. С сумкой, полной продуктов, в одной руке. Держа пятилетнюю дочь во второй, забрав ее из местного муниципального детского сада. Преодолев долгий путь из центра города, сначала через десять станций на метро, потом через двенадцать остановок в переполненном и душном автобусе, рискуя подхватить знаменитую заразу. В их отдаленный неблагополучный пригород, тесно застроенный полулегальными частными домами приехавших из провинций бедолаг. Таких же, как она, ее муж и свекровь, живущих в домах, наспех построенных из подручных, бог знает каким образом доставшихся материалов.
