После оглушительного скрипящего и клокочущего крещендо, наступила тишина. Тишина громкая. Звенящая. Тревожная. Какой бывает раскаленная на плите докрасна сковорода, готовая взорваться яростным шипением, стоит подбросить в нее хоть капельку масла.

И тут послышался второй скрип. В отличии от первого, он казался исходящим из источника намного к нам ближе. По моим ощущениям, откуда‑то из нашего дома. Может с этажей прямо под нами.

«Так‑так‑таак‑таак‑таак‑тааак‑тааак‑тааааак‑тааааак‑та‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑к…» – заклокотало в безветренном воздухе треском старого дизельного двигателя, от чего влажная ладонь супруги сжала мою руку еще сильнее. А после к тарахтению прибавились еще три или четыре скрипа с других сторон. Со стороны дома напротив. И откуда‑то от снизу от нас и правее. Соединившись всеми звуками в омерзительную какофонию, будто исполняемую обезумевшими музыкантами оркестра, которые решили обвалить своды театра, неистово терзая и рвя струны и клавиши инструментов. Казалось, эти звуки раскаленным потоком лились через уши прямиком мне в мозг, взрываясь внутри головы тысячами микровзрывов, начиненных крошечными шипами и осколками. И как и прежде, когда выносить этот нечеловеческий вопль стало уже невозможно, то он, достигнув наивысшей точки, резко прекратился.

Мы давно не слышали этих звуков. Почти три недели, после той встречи с «существом» из соседней квартиры через стенку. Все это время мы жили в нашей берлоге в тишине и относительном покое. Я каждый день выходил на лоджию, прислушивался и высматривал в округе признаки жизни. Дружественной или враждебной. И иногда мне казалось, что бояться уже нечего. Что напавшие три недели назад на наш жилой комплекс «существа» ушли. А те, кто «обратился» из числа жителей, примкнули к новым «сородичам» и также убрались восвояси в поисках жертв в других районах города. И вроде можно было свободно выйти из квартиры и пройтись по двору. Проверить свой автомобиль, который я по глупости оставил на дальней от нашего дома парковке, находящейся вне поля зрения окон нашей квартиры. Даже выбраться на основную дорогу, чтобы посмотреть как обстоят дела в районе ближе к морю. И самое главное – добраться до продуктового магазина, манящего доступностью своей незащищенной стеклянной двери, чтобы пополнить запасы воды и еды.

Теперь все стало совершенно понятно. Ощущение безопасности оказалось мнимой иллюзией. Моя бдительность самонадеянно притупилась. Что в итоге привело к ошибке, которая теперь лежала на тротуаре перед домом напротив в виде размазанного об асфальт дрона вместе с ошметками белого пакета и его содержимого.

От оцепенения меня разбудил шум, донессшийся из‑за спины. Я нервно обернулся и обнаружил дочерей, которые стояли вплотную за нами. Я не заметил, как они появились и не знал как долго они ожидали нашего внимания. Они стояли, взявшись за руки. Две хрупкие тростиночки. С босыми ногами. В одних трусиках и маечках, перепачканных остатками от шоколадных печений. С такими же шоколадными разводами вокруг ртов. С лохматыми нечесанными волосами. Обе – худые. С выпирающими ключицами. С жирком, чудом оставшимся только на все еще пухленьких детских щечках.

– Родители! Куда вы ушли? Нам страшно…, ‑ тонким жалобным голоском пожаловалась старшая, заставив меня ощутить острый укол вины перед детьми за свое не чуткое поведение. За то, что я временами пренебрегал ими, принимая их послушание за данность. В полной мере не осознавая, что им, крохотным и беззащитным деткам, намного сложнее приспособиться к ужасам «нового мира», чем нам – взрослым.

– Мои конфетки, шоколадки, мармеладки! Идите в комнату и сядьте тихо. Мы с мамой скоро будем, – шепотом ответил ей я, отложив в сторону пульт и наблюдая, как девочки послушно отошли от нас. И немного потоптавшись на середине комнаты, скрылись в полумраке гостинной.

Убедившись, что дети ушли, я принялся действовать. Я захлопнул окно и присел на корточки, притянув за собой вниз супругу, чтобы нас не было видно со двора. Потом прильнул к окулярам бинокля, пристроенного к балконному бортику.

Стоило мне настроить бинокль и повернуть его в сторону квартиры соседки и убедиться, что та успела захлопнуть свое окно и наглухо закрыть его шторами, как воздух сотряс грохот и скрежет. Я повернул бинокль в сторону, откуда донесся шум. И увидел, как с уровня второго этажа дома справа, один за одним, в клочья проломив фрамугу окна, словно поджаренные зерна кукурузы в печке для «поп‑корна», на тротуар спрыгнули «звери».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Их было в шестеро. Оказавшись на земле, они встали группой. На четырех лапах. Будто волчья стая. Скалясь, хрипя и щелкая клыками. Впереди всех был тот, что покрупнее. По видимому – вожак. С массивной орангутаньей головой и толстой шеей, на которой болталось нечто блестящее, оказавшееся при рассмотрении золотой цепочкой, чудом оставшейся от прежней жизни. Остальные держались позади него. Ожидая команды вожака. Двое самцов. Двое самок. И один, судя по небольшому худому телу, – подросток. Почти все – в болтающихся обрывках человеческой одежды.

Осмотрев каждого из них через бинокль, я убедился, что среди них не оказалось «существа», помеченного мною ранее выстрелом из ружья и с кем я вел странный телепатический диалог через дверь. Также среди них я не обнаружил членов «обращенного» семейства из соседней квартиры. Что только доказывало, что вероятнее всего, наши дома кишмя кишели монстрами. И я напрасно утратил бдительность.

Тем временем, вожак по‑волчьи поднял голову высоко вверх. Открыл пасть. И издал скрипящий призывный вопль…

Орда

На его призыв откликнулись десятки резких и коротких скрипящих вскриков. Со всех сторон. Снизу, справа и слева. По всему жилому комплексу. И тут же, во двор между домами, из подъездов, окон, щелей и дверей, будто тараканы, привлеченные рассыпанным на полу кухни сахаром, принялись выскакивать сереющие в вечернем воздухе фигуры существ. Один за одним. Все больше и больше. Собираясь небольшими стаями. Кучкуясь и сбиваясь в группы.

Я смотрел на разворачивающееся передо мной зрелище и не верил своим глазам. Чувствуя, как неприятно холодеет спина и покалывают кончики пальцев. Ощущая, как супруга теснее прижимается ко мне горячим боком. И ее тело мелко дрожит.

– Давай уйдем, – сдавленно прошептала она, пятясь в сторону балконной двери, ведущей в квартиру.

– Иди к детям. Я буду здесь, – сдавленным шепотом ответил ей я, взглянув в ее расширившиеся от ужаса глаза.

– Нееет. Пожалуйста, пойдем со мной… Не нужно тут быть…, ‑ умоляюще потянула меня за собой она.

– Я должен это видеть. Не волнуйся. Я буду осторожен.

– Нет. Нет! Нет!!! Пойдем!!! – не сдавалась она, впившись пальцами в мое предплечье.

– Все хорошо. Иди! ‑ твердо отрезал я, освободив свою руку.

Когда я вновь вернул взгляд во двор, то обнаружил, что существ высыпало на порядок больше. И они продолжали все прибывать и прибывать. Коротко и пронзительно щелкая, чавкая и скрипя уродливыми искривленными мордами. Выгибаясь тощими и куцыми спинами. Кучкуясь вокруг главарей. По звериному переминаясь с лапы на лапу. Самцы. Самки. Подростки. Дети. С ошметками человеческой одежды на серых жилистых телах с лиловыми разводами вен. Сверкая желтыми глазами в сгущающихся сумерках. Их должно быть было больше двух или трех сотен. Они заполнили собой автомобильные проезды перед подъездами домов. Территорию со скамейками вокруг фонтана. Детскую площадку. Широкую мощеную пешеходную площадь посреди двора.

И у меня не оставалось сомнений, что все они были «обращенными» жителями наших домов. Моими соседями. Которых я мог встречать каждый день в течение последних нескольких лет, как мы переехали в этот жилой комплекс. Возвращаясь с работы домой. Пересекаясь у кассы в придомовых продуктовых магазинах. С чьими детьми на детской площадке играли мои дети. Сотни людей. Настоящих. Живых. Чувствующих. Переживающих. Любящих. Волею рокового поворота судьбы «обращенных» теперь в оскотинившуюся орду плотоядных тварей. Которые каким‑то непостижимым для меня образом, все три недели, прошедших со дня нападения, не давали о себе знать. Или, может быть, они были заражены и только теперь проснулись из коматозного сна, пройдя инкубационный период в три‑четыре недели, о котором ранее говорили в новостях.