Полдень, когда ущелье заливали прямые лучи солнца, ланга пережила на пределе сил. Малагана мутило, и Джасс едва удерживала его в седле, чтоб эрмидэец не свалился под копыта. Малиновый оттенок кожи Тора и налитые кровью глаза внушали опасение за его сердце. Эльфы, создания невероятно выносливые, и те едва терпели жару, мокрые, обожженные солнцем, с черными растрескавшимися губами. Сийгин не мог открыть век, Пард дышал с таким трудом, что казалось, вот-вот задохнется. Себя Джасс со стороны не видела, но подозревала, что выглядит не лучше остальных.

Двух лошадей пришлось прикончить, чтоб не мучились. Остальных повели в поводу. Мэд Малаган окончательно потерял сознание, и его мешком перекинули через седло. Джасс закрыла глаза всего на минутку…

…Маленькая вытоптанная площадка между бурыми валунами, нещадно палимая солнцем. Руки онемели, а плечи превратились в один сплошной синяк. Солнце – жгучая пытка, горячий ветер, несущий буро-желтую пыль, которая впитывается в воспаленные легкие… Его голос…

– Усталости нет. Ненависти нет. Только твое живое тело, ловкое, сильное и умелое. Оно все вспомнит, оно справится. Ты ощущаешь, как кровь течет по венам?

– Да.

– Громче!

– Да!!!!

Очистить разум… Это просто. И вот мышцы, измученные бесконечными повторениями, сами находят оптимальное решение, чтобы отразить быструю и коварную атаку.

– Олень не раздумывает, как убежать от волка, он убегает, полагаясь на силу своих ног и выносливость сердца. Птица никогда не задумывалась о том, как махать крыльями, а ведь каждая птица когда-то была голым птенцом и не умела летать. Ты слышишь меня?

– Угу.

– Громче!

– Да!!!!

Для Хэйбора воинская премудрость была так же естественна, как дыхание, как улыбка, как голубизна его пронзительных глаз. Возможно, когда-то он и пользовался волшебством в поединке, но те времена давно миновали. «Нельзя осквернять чистоту стали никаким колдовством», – любил говорить он. Он вообще много чего говорил, видя в ней благодарного слушателя.

– Возьми оружие, и начнем все сначала. Шире плечи, мягче руку. Готова? Вперед.

Как учитель он не знал пощады, и тренировка могла продолжаться до полного изнеможения и потом еще чуть-чуть сверх того. Но ради мимолетной похвалы можно выдержать все что угодно.

– Не пяться! Не отступай! Резче!

– Ха-а-а!

– Вот видишь. Уже неплохо… Неплохо… Плохо… Ох…

– Открой глаза, Джасс, – сказал Хэйбор.

Она послушалась, но увидела перед собой тревожные серые глаза Ириена. Он пытался залить ей в рот немного воды, осторожно поддерживая голову. На землю пали сумерки, лиловые, как траурные одежды аймолайцев.

– Уже вечер, – прошелестела она иссохшимися губами.

– Да, и мы вышли из ущелья, – подтвердил эльф, помогая ей сесть.

Рядом сидел измученный до крайности Яримраэн. Лицо его опухло, а на лбу виднелись желтые пузыри от ожогов.

– Я в обморок упала?

– Скорее чуть не сдохла, – подал голос Пард. – Ты не переживай, барышня, Малаган тоже только-только очухался.

Джасс попила, приняв из рук Ириена чашку. Она бы с удовольствием еще поспала, но должен же кто-нибудь позаботиться о лангерах. У всех были ожоги, даже у Сийгина. Орк, как оказалось, пострадал больше всех. У него носом шла кровь, да и дышал он с трудом. Джасс всю ночь провела возле него, обтирая его отваром корней числолиста, который снимал жар.

На следующий день никто никуда не смог идти, даже эльфы. Ириен спал как убитый до самого заката. Пард и Тор приготовили ужин, и когда эльф соизволил продрать заплывшие глаза, то его уже ждала ароматная похлебка с мясом и травами. Лангеры ели молча и сосредоточенно, берегли силы.

Ряд высоких деревьев из рода ксонгов, показавшийся на горизонте, выглядел как мираж. Белоствольные и раскидистые, с узкими серебристыми листиками, которые нежно шелестели на ветру, ксонги ощутимой тени не давали. Зато они росли везде, где была вода, и в степи их иногда называли деревьями надежды. Увидевший ксонг имел все основания надеяться на то, что удастся выжить.

– Озеро Чхогори, – объявил Ириен, и его слова были встречены радостным воем лангеров.

Теперь они плескались в воде, как дети, и не хотели вылезать из нее, по-детски заупрямившись. Унанки нырял с камня. Тор, Мэд и Пард плавали наперегонки. Сийгин плавать не умел и просто сидел по пояс в воде. Яримраэн пытался отстирать свою рубашку.

В сторонке на берегу аккуратной стопкой лежала одежда Джасс, а сама она рассекала водную гладь сильными гребками прирожденной пловчихи. Ее стриженая головка виднелась чуть ли не на середине озера. Она держалась в стороне от мужчин, вняв-таки словам Парда и стараясь не смущать их своей наготой.

Для Ириена ни чужая, ни собственная обнаженность значения не имела, как и вообще для всех эльфов. Но он слишком долго прожил среди людей, чтобы не понимать их отношение к этому вопросу. Когда-то его смешило свойство людей-мужчин приходить в возбуждение от созерцания грубых картинок с изображением голых женщин с огромными грудями. Для эльфа, чтобы пожелать женщину, недостаточно было просто увидеть ее обнаженной. Докапываться до сути явления Альс не стал, а просто отнес его к свойствам расы, которые существуют изначально и не поддаются объяснению. Тангары, например, были еще более стыдливы, чем люди. Известная поговорка утверждала, что тангар бывает голым один раз в жизни – выходя из чрева матери. Злые языки, конечно, преувеличивают, но маниакальная тяга тангаров придумывать одежду для любых случаев жизни общеизвестна. У орков отношение к наготе весьма своеобразное – она считалась одной из форм магии. Потому сородичи Сийгина так любили расписывать свои тела разноцветными татуировками. Это кроме того, что каждая каста имела свой рисунок, который в подростковом возрасте наносился на щеку, шею и вокруг уха.

Джасс выбралась на берег и, повернувшись спиной к мужчинам, стала неспешно одеваться. Кожа у нее стала золотистой от загара. Коротко и неровно обрезанные волосы отросли совсем немного, и взгляду Ириена открывалась тонкая стройная шея, покрытая нежным, выгоревшим на солнце пушком. Пожалуй, ей даже идет такая прическа, решил эльф, наблюдая за процессом одевания. В мужской одежде, в простой рубашке и штанах, босая, она казалась удивительно хрупкой, словно маргарская статуэтка из бежевой глины. Хотя переход через Драконье ущелье доказал, насколько сильна телом и духом бывшая хатами. Он же странным образом примирил их и даже сблизил меж собой. А возможно, Ириен просто исчерпал все запасы недовольства собой и окружающими. Он махнул рукой, приглашая женщину к кострищу, уже погасшему, где жарил на углях только что пойманную рыбу, отломил кусочек и протянул Джасс:

– Пробуй.

Она откусила, осторожно, чтобы не обжечься, и сделала круглые глаза:

– О! Вкусно! Дай еще, пока никто не видит.

Ириен улыбнулся. На нее так приятно было смотреть. Солнечная девушка с черными сияющими глазами.

– Ты хорошо плаваешь, – искренне похвалил он. – Может быть, научишь Сийгина? Сколько я ни пытался, у меня ничего не вышло.

– А он что, не умеет? – изумилась Джасс, бросая на орка взгляд, полный недоумения. – Первый раз такое вижу. Чтоб орк – и на воде не держался.

– Сийгин – уроженец Дождевых гор, из Къентри, там плавать негде. Море далеко, а реки – чистый лед. Если падаешь в такую холодную воду, то, даже умея плавать, долго не продержишься. Холод убивает быстрее, – пояснил эльф. – Однажды я сам свалился в горную речку и жив остался только потому, что там было мелко, по пояс.

– Я смотрю, ты где только не был, – рассмеялась Джасс и уселась рядом.

– У меня было много времени.

Она бросила на эльфа странный взгляд, цепкий и внимательный. Сравнивала с Яримраэном? Золотистые искры на дне темных глаз, что они означают? Джасс осторожно коснулась шрама над бровью, нежно, будто перышком провела. Ириен зажмурился, закрыл глаза, наслаждаясь неожиданной лаской с самозабвением бродячего кота, которого вместо ожидаемого пинка вдруг погладили и почесали под подбородком.