Но поначалу сверху лились попеременно кипяток и застоявшаяся моча. Однако вонь, вместо того чтобы пригасить, только усилила страсти. Уже стены трясутся от воплей разгоряченных и злых, как все демоны девяти преисподен, насильников, убийц, разбойников, живодеров, чернокнижников, людоедов и прочих завсегдатаев знаменитой хисарской ямы. Сотня глоток издает вой и рев, брызжет кровь из рваных и кусаных ран, и новые волны зловония поднимаются над головами узников.
«Вы собираетесь вспомнить о своих прямых обязанностях, господа надсмотрщики?»
Может, и услышала Великая Матерь всех богов клятву бывшей воительницы-хатамитки, а может быть, кто-то из умников наверху подкинул идею спуститься в яму и навести должный порядок. Во всяком случае, из люка посыпались стрелы, прикрывая спуск двух могучих тюремщиков. Их пальцы сжимали знаменитые хисарские бичи толщиной с мужскую руку, один умелый удар таким оружием мог запросто перебить позвоночник или содрать скальп с ослушника тюремного режима.
– Все! Готово! – сообщил Ярим, распрямляясь стальной пружиной.
Она моментально вскочила, скинула с себя грязную тряпку. Выпавшее звено из цепи да тонкая пилка – подарок благодетеля – вот и всё оружие беглецов. Пока. Зря, ох и зря надсмотрщики так недальновидно решили вмешаться в дела, творящиеся на дне ямы. Джасс кубарем покатилась под ноги ближайшего тюремщика, делая рискованную подсечку. Если бы его туша рухнула на нее, то от девушки осталось бы мокрое пятно. Но она змеей отползла в сторону, давая возможность эльфу показать, на что он способен, кроме как быстро пилить проржавевшую цепь. Сам ведь говорил, что эльфы просто страх как сильны бывают. Упавшему врагу Ярим проломил височную кость выпиленным только что звеном. С одного замаха. Потом увернулся от секущего удара жуткого бича, одновременно подбирая с пола пригоршню дерьма и метко швыряя его прямо в рожу биченосца. Ослепленного и задохнувшегося тюремщика с помощью пилки прикончила Джасс. Вскочила на спину и буквально вколотила ее в основание его черепа.
– Эй! Биссель! Пикс! Что у вас там? – крикнули сверху.
– Быстрее! Пока лестницу не вытащили! – предупредил Ярим.
– Я не могу допрыгнуть! Они ее подтянули!
– Я залезу на твои плечи. Не бойся, я легкий!
Эльф стократно прав. Если он вылезет, то и ее вытянет. А вот наоборот вряд ли.
– Давай, лезь.
Легкий-то он легкий, но и она не чета другим хатамиткам, теткам мощным и ничем мужикам не уступающим. Особенно в толщине шеи. Если эльф подпрыгнет да промахнется, то ей-то он точно сломает хребет.
– Шею, шею мне отдавишь! Уши! Ай!
Принц называется! Буйвол какой-то, а не принц.
Но Ярим топтался по девичьей спине совсем недолго. Он сиганул вверх, как белка, и с неменьшей ловкостью вскарабкался по лестнице.
То-то удивились, наверное, надсмотрщики, когда вместо гигантской красной рожи коллеги из зловонной тьмы люка вынырнула нелюдская оскаленная морда.
– Яр, миленький, скорее!
И тут он спихнул лестницу. Эльфу срочно требовалась подмога.
– Я иду!
Наверху уже шла битва не на жизнь, а на смерть, и появление подкрепления в лице замызганной вонючей бабы на противника особого впечатления не произвело. И снова зря! Ведь наверняка начальник караула каждый день напоминал своим подчиненным, что она не просто баба и даже не разбойница. Она – Сестра Хатами. Пусть бывшая, пусть отлученная и отрекшаяся. Вся степь знает, что бывшими хатамитки бывают только после смерти. Первому попавшемуся надзирателю Джасс прыгнула на спину и с громким хрустом свернула шею, следующему выколола глаз, а у третьего имелся короткий нож, быстро сменивший хозяина на хозяйку, пока тот держался обеими руками за отбитое достоинство и выл ночным волком.
– Направо! Два поворота и налево! – снова скомандовал Яр.
Схему подземных коридоров он крепко держал в памяти, лишь единожды бросив взгляд на план. А еще он умудрялся видеть в кромешной темноте и наносить смертельные удары прежде, чем привычные к здешнему чахлому освещению и атмосфере надсмотрщики успевали что-то понять. Они с Джасс отчаянно хотели на свободу и поклялись не сдаться живыми в случае неудачи. За попытку побега хисарские законы предусматривали отрывание мужских или женских статей раскаленными клещами и последующее четвертование. Не самое вдохновляющее будущее, не так ли?
– Лезь по решетке!
О великие боги! Небо, настоящее ночное небо! Тысячи тысяч сверкающих алмазов! Волк и Сова, Журавль и Петля Ловчего – созвездия середины ночи. А воздух! Чистый, ароматный, пахнущий пылью, хлебом и лошадьми. Настоящими живыми лошадьми, а не кусками смердящей червивой конины. Боги! Какое счастье!
– Бегите к южным воротам. Там вас ждет лангер. Он тоже эрмидэ, – сказал человек, закутанный с головы до ног в черный плащ.
– Храни тебя Пестрая Мать, Кевир Саган, – прошептала девушка.
Тот ничего не ответил, крепко сжав ей руку.
– Торопитесь!
Ярим волок ее за собой, спотыкающуюся и быстро теряющую силы. Воздух близкой свободы пьянил, как самое крепкое вино.
– Ты просто стожильный, мать твою… – прохрипела Джасс, когда он попытался тащить ее на закорках. – Я выдюжу, не переживай!
– Захлопни рот, женщина, и дыши размереннее! Береги силенки!
Но как она ни старалась, а на лошадь ее грузили, точно мешок с овсом, поперек. И только когда они отъехали от хисарских стен на значительное расстояние, Джасс пересела за спину эльфу. Прижалась всем телом к его костистому позвоночнику и даже поцеловала куда-то в лопатку от избытка чувств.
– Яр, ты веришь?..
– Еще нет, – прошептал он.
Вот и не верь теперь присказке, что эльфы приносят удачу, если их встретить в подходящем месте и в подходящее время.
«Интересно, – размышляла Джасс, – является ли хисарская яма местом настолько подходящим для исполнения необходимого условия».
Впрочем, можно сказать, что они принесли друг другу удачу взаимно. Надо будет спросить у принца, нет ли у эльфов аналогичной поговорки касательно людей. В частности, женщин и конкретно хатамиток.
Сийгин разбудил Ириена, неделикатно толкнув ногой в бок, прямо посреди ночи, задолго до его смены. В степи даже спать нужно вполглаза, и ночные дежурства никто отменять не собирался. Рядом находился прекрасный Хисар, манивший к себе воров, бандитов и всяческих проходимцев, как куча дерьма навозных мух. Пока Малаган торчал в городе, Тор очень удачно выбрал место для лагеря. В мелком овраге позади чахлой группки негустых кустов ктара. Со стороны дороги разглядеть стоянку было непросто.
– Кто там? Малаган? – пробурчал Альс, не открывая глаз.
– Похоже на то, – ответил орк, но в голосе уверенности не было. – С ним еще двое. Так и надо?
– Угу.
Ириен всецело доверял Сийгинову зоркому глазу и проверять его наблюдения не стал, а деловито поднялся и быстренько растормошил остальных лангеров. Унанки что-то недовольно прошипел. Тор моментально открыл глаза, словно и не видел только что своих таинственных тангарских снов, Пард сладко зевал и потягивался как кот, копаясь в густой бородище. Жизнь в ланге приучала к мгновенному пробуждению даже самого завзятого соню и копушу. Несколько лишних минут дремоты легко могли обернуться сном вечным.
Малаган издали свистнул ночной птицей, предупреждая своих на всякий случай. Получить арбалетный болт в живот от близорукого тангара ему не улыбалось. Его спутники ехали вдвоем на усталой лошади. Издали Тору показалось, что это две женщины – одна с длинными, другая с короткими волосами. Они въехали в круг света от костра медленно. Впереди сидел эльф, а женщина держалась сзади, цепко впившись руками в лохмотья, едва прикрывавшие его наготу. Длинные волосы эльфа, его краса и гордость, свисали неопрятными липкими пластами чуть ли не до пояса. На его исхудавшем ястребином лице сверкали драгоценными камнями сапфировые глаза. Он встретился взглядом с Ириеном, удовлетворенно кивнул и только тогда позволил себе слезть на землю и помочь спешиться своей спутнице, в которой ланга не без изумления признала хатамитку. Остатки жутковатой раскраски лица, размазанные вперемешку с толстым слоем тюремной грязи, делали незнакомку не просто уродливой, а отталкивающей. Обычно хатамитки веки, губы, ноздри и ушные раковины намазывали черной мазью, предохраняющей от воспалений, трещин и язв, а волосы красили в алый цвет маслом пустынного корня, чтоб на голове не завелись вши. Теперь же обнаженное тело женщины покрывали пятна медного цвета – остатки сока лакового дерева, служившего надежной защитой от солнечных ожогов и укусов насекомых. Мэд Малаган поторопился набросить на плечи хатамитки одеяло и заботливо усадил возле костра. Ночи в степи порой выдавались на редкость холодными, и несчастная успела уже посинеть от холода.
