Хэролд оглянулся, увидел большой удобный стул и плюхнулся на сиденье. Определенно сегодняшний денек для него оказался не из легких.

– Это мой стул, – фыркнул Вулф. У него были все основания фыркать. – Тут есть табуретки.

Одно из трех: либо он невзлюбил мистера Хэролда, либо хотел его унизить, либо ему на самом деле был нужен стул. Стоило Хэролду встать, он бы еще сумел побороться, останься он сидеть на стуле, его дела оказались бы плохи, стоило же ему пересесть на табуретку, его, считайте, просто здесь нет. Он пересел на табуретку. Теперь он разговаривал, а не задирался.

– Вы сказали, что можете доказать его невиновность?

– Нет. Не прямо сейчас. Но я надеюсь, что смогу. Позавчера утром, то есть в среду, мистер Гудвин разговаривал с ним и установил, что он ваш сын. Но он не захотел, чтобы вас поставили в известность. Вы разговаривали с ним сегодня?

– Я его видел. Он не захотел со мной говорить. Он отрицает, что он мой сын. Завтра приезжает его мать.

В прошлый раз он сказал «моя жена». Теперь это была «его мать». Одна большая несчастливая семья.

– Я не хотел, чтобы она приезжала, но она настояла на своем, – продолжал он. – Не знаю, захочет ли сын с ней разговаривать. Ведь он уже признан виновным, и окружной прокурор считает, что дело закрыто. Что дает вам основание думать, будто он не виновен?

– Я не думаю – я знаю. Из-за вашего сына убили одного из моих агентов, а вы еще говорите, что я не заработал свой гонорар. Пф! Вы все узнаете в свое время.

– Я хочу знать сейчас.

– Мой дорогой сэр! – в голосе Вулфа чувствовалось презрение. – Вы меня уволили. Отныне мы с вами противные стороны в судебном процессе или же скоро будем таковыми. Мистер Гудвин проводит вас вниз. – Он отвернулся, взял горшок и зачерпнул полную лопатку отвратительной железистой смеси. Что, однако, было неправильным. Нельзя класть смесь в горшок, предварительно не покрыв его дно сажей.

С его насеста на табуретке Хэролд видел Вулфа скорей в профиль, чем в анфас. Прежде чем заговорить, он дозволил ему наполнить три горшка.

– Я вас не увольнял. Я не знаю, как обстоят дела. И сейчас не знаю, но хотел бы знать.

– Хотите, чтобы я продолжил работу? – не поворачиваясь, поинтересовался Вулф.

– Да. Приезжает его мать.

– Очень хорошо. Арчи, проводи мистера Хэролда в кабинет и просвети его на сей счет. Опусти наше заключение, касающееся содержимого карманов Джонни. Мы пока не можем рисковать, допуская в дела мистера Кремера.

– А все остальное довести до его сведения? – уточнил я.

– Все остальное доведи.

Встав с табуретки, Хэролд подвернул ногу и чуть было не упал. Для того чтобы он смог размяться, я повел его вниз по лестнице.

Он был не слишком впечатлен моим отчетом о состоянии дел на сегодня, но, возможно, он уже имел предостаточно впечатлений от сегодняшнего дня. Хэролд был в шоке. Однако, когда он от нас ушел, мы все еще числились у него на работе. Он назвал мне отель, в котором остановился, и я пообещал держать его в курсе дела. Возле двери я сказал ему, что его жене не следует навещать Вулфа, ибо стоит тому по уши уйти в работу, и он частенько забывает о своих манерах. Я, конечно, не добавил, что Вулф нередко забывает о них и на досуге.

Оставшись в одиночестве, я решил кое с кем созвониться. Обсуждая задание для Орри, мы не забыли про моего шпиона, того типа в рыжевато-коричневом реглане и коричневой шляпе, который увязался за мной во вторник днем, когда я вышел из дома и направился в суд взглянуть на Питера Хейза. С тех пор о нем не было ни слуху, ни духу, и это давало основание предположить, что газетное объявление возбудило чье-то любопытство, которое угасло, как только жюри признало Хейза виновным. Мы пришли к выводу, что Орри бесполезно этим заниматься, поскольку начать неоткуда, однако не мешает позвонить в несколько агентств, в которых у меня есть приятели, и кое-что выяснить. Конечно, мне не больно верилось, что к ним обращались с целью приставить ко мне шпиона, а еще меньше в то, что они в этом сознаются, но иной раз в дружеской беседе проскальзывает едва заметный намек, так почему бы не воспользоваться лишней возможностью, тем более что даже задницу от кресла не надо отрывать. Я прикинул и решил сперва обратиться к Делу Бэскому. Только я стал набирать его номер, как появились сразу двое: Вулф – из своей оранжереи и Сол Пензер – с задания.

По лицу Сола ни черта не узнаешь, если он играет с тобой в покер или если ему нужно что-то от тебя утаить. Однако в остальных случаях он не осторожничает, поэтому я, едва впустив его в дверь, усек, что он принес горяченькое.

Вулф тоже просек и стал подавать признаки явного нетерпения.

– Ну? – потребовал он, когда Сол уселся.

– С самого начала? – поинтересовался Сол.

– С самого начала.

– Я позвонил в девять тридцать две, трубку сняла женщина, и я попросил позвать к телефону Эллу Рейз. Она поинтересовалась, кто ее спрашивает, и я сказал, что следователь службы социального страхования. Она спросила, какое у меня дело к Элле Рейз, и я ответил, что тут явно напутали с именами и мне необходимо свериться. Тогда она сказала, что ее нет и что она не знает, когда Элла придет, после чего я ее, разумеется, поблагодарил. Уже здесь что-то было не так – чтобы хозяйка не знала, когда появится горничная, которая ночует в их квартире? Я подъехал прямо к дому и познакомился с привратником.

Знали бы вы, что значило «познакомился с привратником»! Это значило, что после трех минут общения они были в таких отношениях, что привратник разрешил ему подняться в квартиру на лифте, не уведомляя заранее хозяев. Но Солу подражать невозможно, он неподражаем.

– Я поднялся в квартиру и дверь мне открыла миссис Ирвин. Я сказал, что у меня оказались дела по соседству, и я решил зайти к Элле Рейз. Она ответила, что Эллы нет и что ей неизвестно, когда та появится. Я чуть-чуть форсировал события, стараясь, правда, не пережать. Я сказал, что помимо всего прочего, еще произошла и путаница с адресами, быть может, она сумеет мне помочь и спросил, есть ли у Эллы Рейз какой-нибудь другой адрес или, может быть, адрес ее семейства. Она сказала, что семейство Эллы Рейз проживает на Восточной Сто Тридцать Седьмой улице. Я спросил, не знает ли она номер дома, она пошла в другую комнату и, выйдя оттуда, назвала номер – 306.

Сол посмотрел в мою сторону.

– Ты не собираешься записать это в свой блокнот, Арчи? – поинтересовался он. Когда я последовал его совету, продолжил свой рассказ: – Я спустился вниз и спросил у привратника, не видел ли он, как сегодня утром выходила из дома горничная миссис Ирвин, он сказал, что не видел. И вообще, сказал он, не видел, чтобы она возвращалась. Оказывается, она свободна в четверг вечером и в ночь с четверга на пятницу, обычно возвращается в восемь утра в пятницу, но на этот раз привратник ее не видел. Он спросил у лифтера, но оказалось, что тот тоже ее не видел. Я отправился по адресу и разыскал дом, обшарпанный, без лифта и горячей воды. Я виделся с матерью Эллы Рейз. Я старался быть очень осторожным, но с этими людьми, как вы знаете, нелегко. По крайней мере, мне удалось выяснить, что обычно Элла появляется дома в четверг вечером и что на этот раз она почему-то не появилась. Миссис Рейз собиралась пойти позвонить миссис Ирвин, но боялась, что, может, Элла занимается чем-то таким, о чем не должна знать ее хозяйка. Прямо она не сказала, но я все понял.

– Я весь день болтался туда-сюда. Привратник в доме Ирвинов сказал мне, что вчера Элла Рейз ушла как обычно, в шесть, и была одна. Миссис Рейз дала мне фамилии двух друзей дочери, я их повидал, они мне дали еще кое-какие адреса. Никто из них ничего о ней не слышал и не видел ее. Я еще два раза звонил миссис Ирвин и каждый час звонил в полицию, справляясь по поводу несчастных случаев, разумеется, не называя никаких фамилий. Последний раз, в пять часов, мне ответили, что в районе Сто Сороковой улицы на берегу вонючей реки Гарлем под грудой досок было обнаружено тело неизвестной женщины и что в данный момент его уже увезли в морг. Я отправился в морг, но тело туда еще не привозили. Когда его наконец привезли, я на него взглянул и решил, что оно очень подходит под описания миссис Моллой – около тридцати, маленькая и аккуратная, кофе со сливками. Только на голове у нее было черт знает что – весь затылок размозжен. Такие дела.