Ну а сколько они «хищников» потрясли — один таежный дух знает. «Хищник» — единица неучтенная, никто его не хватится и искать не будет, а свидетелей после себя бандиты не оставляли. Потому так болезненно и воспринял главарь известие о перестрелке с неизвестным противником у Трех Орлов. Да и как иначе — троих бойцов сразу потеряли. Весь поход обходилось. А тут сразу — трое! Бандит ведь он тогда храбр, когда сам безнаказанно убивает. А когда убивают его, храбрость куда-то исчезает. Жить хочется. О грехах вспоминается. И золото награбленное, с кровью и грязью перемешанное, не утешает. На тот свет его не возьмешь, ангелов не подкупишь.

Правда, металла — ив самородках и в шлихах — насобирали много. По самым скромным подсчетам, килограммов двести.

Потому так некстати был этот севший на хвост охотник. Наводя на него «омоновцев», Кот рассчитывал, что охотник начнет отстреливаться, и в горячке захвата его прикончат. Наверное, так бы и вышло, командуй группой другой офицер, но Степаныч тем и отличался, что во всех случаях предпочитал брать живым — а там суд разберется.

Когда, наблюдая в бинокль за тем, как арестовали Коляню, Кот понял, что его план сорвался, он тихо выругался и приказал немедленно собираться. Пленника будут «колоть», а ему нет никакой нужды что-то скрывать. Даже убийство трех человек — самооборона.

Кличка «Кот» к Юлиану Котову приклеилась не только из-за фамилии. Чуть выше среднего роста, необычайно широкоплечий, с мощной шеей борца, он и по внешности, и по движениям напоминал именно зверя и именно из класса кошачьих. Ходил бесшумно, действовал стремительно, а по деревьям лазил не хуже рыси. И зрачки у него были ярко-желтые, с припадошными огоньками, когда он гневался.

В преступность Юлиан пришел необычайно просто, хотя сынок благополучных родителей, студент Северного университета, член сборной области по греко-римской борьбе. Но немного Ницше, немного восточной философии плюс громадная любовь к себе и своей исключительности — и «герой» готов.

— Ты так злишься из-за каждого поражения, как будто Богом себя считаешь, — не раз резко выговаривал ему тренер сборной Иван Павлович Хлебников. — А ты не Бог. Природа дала тебе силу, но к ней нужен труд, труд и труд. И характер.

Характер у борца был паршивый. И когда однажды уже после свистка судьи Котов применил к победителю запрещенный прием, тренер сказал:

— Не знаю, какой бы чемпион из тебя вышел, но сейчас ты и просто до звания человека не дотягиваешь. Иди… созреешь — приходи.

В тот же вечер сокурсник завел его на квартиру к знакомым. Пили, играли в карты. Юлиан проиграл все свои деньги, швейцарские часы, подаренные отцом на день рождения, залез в долг… Он и не догадывался, что против него сидит известный в магаданских кругах шулер Геня, что его разводят, но Геня сам ошибся. Полагая Котова совсем за лоха, потерял бдительность и выронил на карточный стол пятого туза. Будь это с другими, можно было бы все превратить в шутку.

Юлиан шуток не понимал. Он мгновенно, как подброшенный катапультой, выкинулся над столом и сломал Гене шею.

Было долгое следствие… Почти три года Юлиан ожидал суда в Магаданском СИЗО.

В душной, битком, как в консервной банке, набитой камере, где на каждой шконке спят по трое, где сам воздух отравлен отчаянием, насилием и злобой, нормальный человек может сойти с ума и за сутки.

Юлиан выжил, но из камеры вышел совсем другой человек.

Родители, адвокаты сделали все возможное и невозможное. Университет и спорткомитет представили положительные характеристики. Учли и личность рецидивиста Гени. Словом, освободили Юлиана из-под стражи прямо в зале суда. Но судья и не догадывался, что освобождали не Котова, а Кота… Кота, давшего себе клятву мочить и мочить… весь мир. Вертухаев, беспределыциков, лохов — всех, кто станет у него на пути.

Путь себе он планировал такой: награбить и уйти куда-нибудь на Багамы. Или сгинуть. Больше иметь дело с тюрьмой Кот твердо не собирался.

Его банда работала уже два года, и ни разу не было ни одного прокола. Кот был осторожен, свидетелей не оставлял. Даже матерые следователи думать не могли, что банду возглавляет совсем еще щенок, вчерашний студент… В тайниках у Юлиана уже накопилось достаточно «зелени», но ему нужен был ровно миллион. Похоже, после этого похода рубеж будет преодолен.

План ухода у Кота был таков: ночами дойти до Колымы, сплавиться до Дусканьи, а дальше всем выбираться поодиночке, смешавшись со старателями, горняками… на попутках, автобусах…

В планах всегда гладко, на деле — нет.

Где-то на полпути к Колыме, возле Чигичинаха, нарвались на валун и «разулись». В темноте отремонтировать «гуску» быстро не удалось. Кот отдал команду бросить вездеход и пробираться к реке своим ходом. Оружие спрятать у старого чигичинахского причала: там у приметного останца у банды был оборудован хитроумный тайник.

Тут же у костра поделили и золото.

Всего в банде в начале похода было десять человек, но теперь доля каждого увеличивалась за счет потерь — тех, погибших у Трех Орлов.

Золото делили как рыбу. Разложили на семь кучек, и один из бандитов, отвернувшись, выкрикивал имена.

Спать легли, выставив охрану. Перед самым рассветом клюющего носом часового сменил сам Кот.

— Иди отдохни, — приказал он.

Когда бандит повернулся, Кот с такой силой снизу вверх ударил его ножом под лопатку, что ноги жертвы оторвались от земли.

Утром из семи проснулся один.

Даже ему, быку, пришлось сделать две ходки до тайника, пока перетаскал все золото. Затем, как бревна, он сложил в кузов вездехода трупы, туда же взгромоздил две бочки бензина, поджег бикфордов шнур и не торопясь, налегке двинулся к реке. Путь был уже проторенный, и дошел он быстро.

Но еще раньше за спиной у него грохнуло, и в небо взметнулся могучий язык пламени. Шум и огонь не обеспокоили Кота: вокруг на десятки километров не было никого, кто бы этим заинтересовался.

Кот умер — да здравствует Кот!

Через три дня в Усть-Омчуге человек с документами на имя Юрия Семеновича Литвина спросил о чем-то официантку ресторана «Три медведя». Спросил еле слышно, но официантка все расслышала и поняла правильно, и вечером того же дня Кот встретился с Ибрагимом.

…Дело банды Кота вело ФСБ. Молодой честолюбивый следователь Сильченко спал и во сне видел поимку этих матерых убийц. Но информации для успешного воплощения своей справедливой мечты у него было маловато. Редкие косвенные свидетельства о банде противоречили друг другу. Даже численность банды по ним колебалась от двадцати до полусотни человек. Даже вроде бронетранспортер у них был, не говоря уж о вооружении автоматами, пулеметами и гранатометами. Личность вожака не установлена, но после амнистии, когда сотни рецидивистов вышли на свободу, потенциальных кадров на это место хватало. Десятки чекистов прослеживали пути вчерашних зэков, устанавливали их местопребывание, считывали их биографии, сличали преступный почерк. Тысячи килобайтов информации скапливались в компьютерах… а результата — пшик.

После сообщения о подозрительной группе в районе огонерской наледи Cильченко сам вылетел туда, но никого «омоновцы» уже не застали.

Розыскные собаки взяли след, и через сутки автоматчики вышли на сгоревший вездеход. Увы, яростный огонь уничтожил все следы, а от покойников вообще остались головешки. Тем не менее останки были доставлены в Магадан, но самая тщательная экспертиза, руководил которой сам доктор наук, светило в своей области Белоусов, практически ничего не дала.

— Единственное, что я могу достоверно сказать, — развел он руками, — что по крайней мере один из них был убит ударом ножа.

Сильченко несмотря на молодость был следователем въедливым, и что-то в словах доктора медицинских наук ему не  понравилось. Он проследил цепочку их разговора до самого начала и спросил:

— Если я правильно понял, это то, что вы можете сказать  достоверно. Но меня интересуют и ваши догадки, соображения… не для протокола.