— У меня есть иголки и нитки, — предложил старик. — Я сам чиню свою одежду!
Он порылся в маленьком сундучке и достал иголку с ниткой.
Джон забралась обратно в лодку и только сейчас поняла, что старик вовсе не казался удивительным.
— Ты знал?
— Я почти глух, но вовсе не слеп, детка. Вырастил сына и дочь, и вполне способен различить разницу между ними. Ты так хорошо притворялась мальчишкой, что я решил ничего не говорить. Знаю, обыкновенная девочка не осмелится идти туда, куда отправляешься ты. Но уж очень сильно порвала рубашку. Сиди смирно, я все сделаю.
Он долго и терпеливо зашивал прореху. Шов получился не слишком аккуратный, зато надежно скрывал наготу, и хотя руки старика часто касались ее груди, он не позволял никаких вольностей: просто делал свое дело.
— Я.. не знаю, как благодарить вас, мистер Йокс, — пробормотала она, когда старик завязал узел и перекусил нитку.
— Только смотри, чтобы тебя не поймали. В опасную игру играешь, девочка.
Джон встала, наклонилась, поцеловала его в морщинистую щеку и быстро выпрыгнула на песок.
— И она еще сказала, что не знает, как отблагодарить меня, — пробормотал старик, отталкиваясь от берега, и, коснувшись щеки, взялся за весла. Джон невольно улыбнулась.
Помня слова старика, она обошла стену и наткнулась на ряд палаток. Хелн ничего про них не говорила, значит, лагерь был возведен за последние два дня. Возможно, мальчики ставили палатки в той части сада, где работали. Выглянув из-за дерева, она увидала как здоровый мальчишка избивает другого палкой:
— Собираешься работать сегодня, Томми Йокс? Или будешь снова валяться, притворяясь больным?
— Я буду работать, — простонал Томми, извиваясь. — Знаю, ты надсмотрщик, Бастскин, но честное слово, мне плохо.
— Можешь попытаться! — прошипел Бастскин, тыча палкой в тощий живот мальчишки и тут, повернувшись, заметил Джон.
Внезапно в девушке вспыхнула ярость. После всего, что пришлось перенести, после схватки с бирвером, она почти не испытывала страха перед Бастскином, хотя знала, что тот сразу же узнает ее и тут же побежит доносить. Это обозлило девочку еще больше.
Рот Бастскина открылся. Томми, тоже увидев Джон, протянул руки, как бы желая помешать негодяю броситься к девочке, но тот, не глядя, ударил. Тяжелый кулак врезался в грудь мальчика.
Но в руке Джон уже очутилась праща. Она широко размахнулась. Камень нашел цель. Получив удар в живот, Бастскин перегнулся пополам, уронив палку, и взвыл от удивления и боли.
— Хватай его! — велела Джон, бросаясь на Бастскина. Она знала — если тот сбежит или даже успеет крикнуть, все будет кончено.
Томми прыгнул на спину Бастскина и свалил его на землю, начал молотить кулаками; надсмотрщик безуспешно пытался защититься.
Джон схватила палку, готовясь ударить негодяя по голове. Но Томми, очевидно, не требовалась помощь. Он осыпал тумаками грудь, шею и лицо Бастскина.
— Прекрати! Стой! Он потеряет сознание! — кричала Джон.
— Так ему и надо! — пыхтел Томми. — Хоть бы вообще сдох!
Какая ярость! Теперь, когда Томми наконец мог отомстить, его ничем нельзя было удержать. Но у Джон были дела поважнее, чем избивать мерзавца.
— Нужно связать его и оттащить подальше.
— Зачем? Многие ребята будут рады узнать, что с ним стало.
— А стражникам это совсем не понравится! Я хочу занять его место!
— Что? — ошеломленно пролепетал Томми.
— Только так я смогу пройти через ворота и попасть во дворец. Нужно спасти моего брата и вытащить его из подземелья.
Томми широко раскрыл глаза:
— С ума сошла! Стражники тебя убьют.
— Нет, если ты поможешь, — спокойно объявила Джон. — Поможешь мне?
Томми вымучено улыбнулся и оглядел лежавшего на земле врага.
— Не только помощь, — решил он. — Ты мой друг — до тех пор, пока стражники не убьют нас. Потому что, когда они обнаружат, что мы наделали…
Джон пробрал ледяной озноб. Смерть, скорее всего, была не за горами. Но она лишь отмахнулась.
— Кстати, твой дедушка посылает тебе привет, — вспомнила она, когда Бастскин был благополучно связан. — Я обещала рассказать ему, как ты живешь, но думаю, лучше доставлю тебя самого. Тебе здесь все равно не жить.
— Уж это точно, — согласился Томми.
23. Кайан
Первое, что ощутил Келвин, — запах: затхлый и сырой. Потом послышался стук капель. Во рту стоял неприятный вкус, голова болела. Поднеся руку к затылку, он нащепал шишку, но не припомнил, когда получил удар. Медленно, нехотя Келвин открыл глаза.
Каменные стены. Цепи. Два лица, бородатых, грязных, глаза устремленные на него. Ощупав пол, Келвин обнаружил, что лежит на соломе. Высоко наверху зарешеченное маленькое окошко едва пропускало свет.
— Добро пожаловать в королевский дворец, паренек, — приветствовал седобородый.
Келвин обнаружил, что перчатка исчезла. Должно быть, забрал тот, с кем он дрался, если только перчатки не уничтожили одна другую.
— Я бывший король этой страны, — сказал седой. — Правда, это вряд ли имеет значение сейчас. А ты, паренек, кто?
Келвин набрал в грудь побольше воздуха. Значит, это законный король? Король Раферт! Но почему юноше казалось, что король уже знает, кто перед ним?
А другой… у Келвина неожиданно закружилась голова. У другого узника были такие же голубые глаза, как у него самого — как у того парня, который носил перчатку на правой руке!
И… и у этого человека уши были круглые.
— Узнаешь меня, Келвин? — хрипло спросил незнакомец, почему-то запинаясь.
— Отец! — охнул Келвин.
Они бросились друг к другу, обнимаясь.
— Я думал, ты мертв, — всхлипнул Келвин.
— Это долгая история, — сказал Джон Найт. — Очень долгая. Но у нас много времени. Расскажи, как ты попал сюда. Мы знаем только, что ты два дня был без сознания под действием какого-то зелья, и боялись: а вдруг ты будешь страдать от потери памяти или чего-то в этом роде.
Но Келвин прекрасно все помнил и начал рассказывать. Отец молча слушал. Узнав о том, что Шарлен вышла замуж, он болезненно поморщился, но тут же успокоился, уяснив, что Хэл Хэклберри — человек неплохой и заботится о всех членах семьи. Отец красочно и коротко выругался, услыхав о том, что Чики Джек украл золото и похитил Джон, и хотя сначала скептически усмехнулся при описании магических свойств перчатки, но по всей видимости, поверил, и особенно заинтересовался Хелн, круглоухой девушкой.
Когда Келвин закончил, Найт начал задавать вопросы, на которые сын терпеливо отвечал. И наконец, заговорил сам:
— Сынок, я давно надеялся потолковать с тобой, но не знал, когда настанет время. Видишь ли, я родился… скажем, в ином существовании. Там все по-другому! Не лучше, может быть, но по-другому. Множество вещей, которые здесь считаются выдумкой, там вполне реальны. Летающие машины, безлошадные экипажи, говорящие живые картины, думающие машины, ядерные бомбы. Волшебники, пророчества, чудесные перчатки, астральные путешествия — я никогда не верил в подобное, а потом было уже слишком поздно. Думаю, между обеими вселенными есть какой-то канал, так что сведения и отрывочные знания проникают из одной в другую. Люди в моем мире сочиняют сказки о магических перчатках, в этом — придумывают истории о самодвижущихся экипажах.
Найт замолчал, потирая глаза.
— Там, где я жил, много такого, о чем здесь можно только мечтать. Но и много плохого: преступления, загрязнение окружающей среды, инфляция. Это трудно объяснить, но с подобным злом трудно бороться. Поэтому я прибыл сюда, думая найти здесь рай. Эта земля казалась такой мирной, безопасной, защищенной от таких ужасов, как ядерная война.
Келвин не мог больше молчать.
— Как ты попал к нам? Затанас говорит, он привел сюда круглоухих.
— Затанас! Старый мошенник! Он не имеет с этим ничего общего! Врет и хвастает, чтобы его считали могущественнее, чем есть на самом деле. Он маг, только и всего.