В обратку вертолёт тоже загрузили какими-то железяками, да ещё пассажиров кроме нас оказалось три человека. Правда, летели мы не напрямую в посёлок, а ещё приземлялись у соседей — в Верхнем Патоме, около тридцати километров к югу. Там повторилась история с разгрузкой-погрузкой, прибавилось ещё пассажиров, но все вместились, и сидели на твёрдых лавках вдоль бортов как воробьи на жёрдочках. Бельчик лёг у нас под ногами и вёл себя очень прилично. А хороший транспорт вертолёт, не укачивает, не болтает, одна беда, чтобы поговорить, опять приходилось кричать. Поэтому летели молча, батя откровенно спал, ну да свою остановку не проспит, конечная. Разбудим, как прилетим.

Моя молодая ипостась была в восторге от полёта, пацан поди и не летал раньше, особенно на вертолётах. Ну тут мы с ним равны, на самолётах мне разных приходилось, а вертолёт впервые к моим услугам. Не дешёвое это нынче удовольствие. Поэтому я выворачивал шею, смотрел в иллюминатор, за которым расстилались горы, покрытые бескрайней тайгой. Местами среди зелёного ковра встречались серые проплешины — следы золотодобычи.

Так же удалось рассмотреть пилотскую кабину, дверь в которую как распахнулась вскоре после взлёта, так никто не стал закрывать. Было видно обоих пилотов в наушниках, штурвал, рычажки на пульте. Периодически просыпалась рация. Один хрен ничего не слышно, но докладывали не только по делу, а даже смеялись о чём-то.

Весь путь занял меньше часа, на самом деле полчаса, не больше. За очередной горной грядой показалась крупная река, изгрызенная дражными ковшами и заваленная свежими отвалами. На крутой излучине противоположного берега раскинулся посёлок Перевоз. Жаль, что я его не видел с воздуха, когда мы проезжали на кратер, но по внутреннему ощущению в размерах он не сильно изменился. Среди соснового бора за посёлком раскинулось огороженное деревянным забором лётное поле с гравийной взлётно-посадочной полосой, слишком короткой для серьёзной авиации. Три кукурузника, стоящие в рядок с краю, подтверждали мою гипотезу — ничего крупнее здесь не летает. Здание аэропорта, если это было оно — крохотный деревянный домик, притулилось у въезда на территорию.

Приземление ознаменовалось опять разгрузочными работами, а мы вышли в боковую дверь. Батя открыл глаза ровно в тот момент, когда двигатель был заглушен, и я уже приготовился его будить.

— Вот и дома, — потянулся он. — Идём, боец.

Никто нас не встречал с цветами и оркестром, поэтому пошли пешком. Я жадно всматривался, пытаясь уловить сходство или различие с тем посёлком, где был в будущем неделю назад. Смешно, да. Назад в будущее.

Бельчик покрутился вокруг нас, вступил в дискуссию с местными псами и наконец был отправлен хозяином:

— Бельчик, домой!

Второй раз повторять не пришлось, уже через минуту его и след простыл. Счастливый, домой вернулся.

Выйдя с лётного поля, мы оказались на пыльной дороге среди сосен, навстречу спешил плотный лысый мужик в сером костюме и шляпе и с чемоданом.

— Здрасьте, товарищ участковый. Вы с вертолёта? — окликнул он нас, ещё не поравнявшись с нами.

— Да.

— Из Бодайбо?

— Нет, с Па́тома.

— А на Бодайбо полетит?

— Не знаю.

— Сказали, что полетит.

— Кто сказал?

— Ну… слух ходит.

— Ясно, телефонистка.

— Так полетит-нет?

— Мы не спрашивали, нам не надо.

— Ох, только не улетел бы без меня. На участке заправлялись?

— Нет, сразу обратно.

— Тогда здесь заправлять будут, успею.

Мужик вытер потный лоб платком и ускорился, напоминая колобка.

— Так, Саша, давай условимся. Сейчас расходимся по домам, а поговорим завтра. Я устал и соскучился по семье, и тебя заждались.

— Я может тоже соскучился — по твоей семье.

— Прекрати. Раз уж ты, как говоришь, взрослый и разумный человек, так и думай головой. Если бы тебя никто здесь не знал, я бы мог пригласить тебя к себе. Но тебя многие знают, меня тоже знают, посёлок не такой большой. Появятся вопросы, поползут слухи. А мы пока не выработали никакого плана действий, не хотелось бы спугнуть подозреваемых, которым участковый Шарипов как кость в горле. Конспирация — знаешь такое слово?

— Понял, заткнулся. Покажи хоть, где я тут живу. И хоть немножко обскажи, что где в посёлке расположено. Я, конечно, тут был недавно, но сам понимаешь, полвека — не чих собачий. Я пока вообще ничего не узнаю, наверное мы в эти места не заезжали.

— Что, и аэропорт не узнал? Наверное он теперь разросся, принимает большую авиацию.

Вот и пошли неудобные вопросы, на которые стыдно отвечать. Не представляю, как можно объяснить, почему в посёлке аэропорта давно нет? А развал Союза и всё то, что было после?

— Бать, давай о будущем потом, а?

— Почему?

— Ну ты же сам не хочешь серьёзных разговоров сейчас. А это очень серьёзный разговор.

— Настолько, что ты не можешь двумя словами описать посёлок в будущем? Или просто не успел придумать?

— Считай, не успел. О, эти ворота я видел!

Здоровенные, железные воротины, под которыми любая техника проедет. И лозунг наверху: «Пятилетку — в четыре года!»

В будущем были они ржавыми и покосившимися, явно сто лет не выполнявшими свою функцию. А из лозунгов — только слово из трёх букв. И это слово не «мир».

— Это въезд в ГРП, территория геологов. А дальше Комсомольская улица, где я живу. Ты наш-то дом помнишь?

— Смутно. Общее расположение комнат, палисадник перед домом. Пожалуй, если увижу, узнаю. А я где живу?

— А ты дальше — на Советской.

Выйдя на Комсомольскую, я наконец опознал общие очертания поселкового центра. Но насколько всё здесь иначе. Народу на улицах не в пример больше, детвора стайками, на великах и пешком. И дома не сплошь развалюхи, а вполне себе справные на два или четыре хозяина. Несколько строек. Техника разная — от мотоциклов до тракторов. Где-то работает бензопила, что-то тяжёлое волокут, судя по звукам, тюкают топоры со стройки, и вдали внушительное — бам, бам! — сваю забивают, наверное.

— Ну, дальше тебя конвоировать или сам дойдёшь? — нетерпеливо поглядывая вдоль улицы, спросил батя. Очень ему хотелось поскорее к своим.

— Конвоируй, — вздохнул я.

Сколько мне ещё доказывать, что я не верблюд и не прикидываюсь?

— Ладно, пошли тогда до отделения дойдём, как раз рядом твой дом. И пожалуйста, с матерью помягче. Она ни в чём не виновата.

— Дай мне свой телефон, чтобы позвонить, если что.

— Это ты лихо хватанул. Нет у меня телефона, обещают только, и то неизвестно когда номер дадут, в участок-то еле выпросил. Да и у тебя вряд ли он есть.

— Это жаль. Иногда очень удобно. Вот чего у нас как грязи — это телефонов.

— Да ну?

— Ага. Даже в садик уже с телефонами ходят. А уж в школе спасения от них нет, учителя стонут. Достижение, блин, цивилизации.

— В садик?

— Ну может не у каждого ребёнка, но у половины точно.

— А шнуры?

— Нет у них шнуров. Они сейчас компактные, вот такие, — показал я размер мобилы. — Вроде рации, на любом расстоянии говорить можно и с любой точкой мира. И знаешь, что прискорбно? Каждый телефон — маленький компьютер. Про компьютеры же вы знаете, да? Этого добра тоже полно. Так вот, у каждого в кармане — такой аппарат, а в нём — доступ к любым знаниям мира. Но смотрят все котов и смешные картинки.

Отец взглянул на меня ошалевшим взглядом и пробормотал:

— Это надо обмозговать.

— Ты не воображай, это практически единственное наше серьёзное достижение. С остальным всё не так радужно. О, пожарка! — уверенно ткнул я в большие зелёные ворота с красными звёздами на створках. — Мы сюда приезжали договариваться о проводнике, но никто не захотел с нами. Может, они знали что-то про этот кратер?

После пожарки местность опять круто отличалась. В наши дни дальше раскинулся большой пустырь, где-то на нём не первой свежести детская площадка и хоккейная коробка. Тут до угла тянулся лёгкий забор из штакетника и большое деревянное здание с молодыми тополями перед ним.