В пятидесяти ярдах за зелеными кителями шумно и неуклюже на холм взбирались красномундирники. Тереза в шинели Шарпа поверх белого платья держалась рядом с Ноулзом и смотрела на верткие тени стрелков. Она физически ощущала волнение солдат. Мир казался вымершим, над серыми скалами и бескрайним травостоем разгоралась заря, но Тереза понимала лучше всех, даже лучше Шарпа понимала, что только одна сила могла отогнать партизан и что мир вовсе не безлюден. За ротой легкой пехоты откуда-то наблюдали французы.
Позади вставало солнце, вонзало яркие пики в склон, по которому рота шла минувшим днем, и Шарп, ведущий стрелков, смотрел, как в семидесяти ярдах перед ним по вершине холма разливается солнечное золото. У подножия освещенной скалы над густой травой поднимался краешек тусклого красного пятна. Шарп беспечно повернулся и уложил цепь взмахом руки, словно объявил привал. Затем зевнул во весь рот, потянулся и побрел к Харперу на левый фланг. Посмотрел вниз, помахал Ноулзу, и тот приказал лечь солдатам с тяжелыми ранцами. После этого Шарп дружелюбно улыбнулся сержанту.
– Наверху сучьи вольтижеры.
Вольтижеры, французские стрелки, легкая пехота…
Шарп опустился на корточки спиной к врагам и тихо сказал:
– Ищи красный погон.
Глаза Харпера стрельнули над плечом Шарпа, прошлись по гребню, и с губ сорвалось тихое проклятие. Капитан выдернул былинку и сжал ее в зубах. Еще двадцать ярдов, и они бы приблизились к французским мушкетам на выстрел. Он тоже выругался.
Харпер присел рядом.
– Если здесь пехота, сэр…
– Значит, и сучья кавалерия рядом.
Харпер чуть заметно дернул головой, указывая вниз по склону на пустую, все еще тенистую долину.
– Там?
Шарп кивнул.
– Видать, еще вчера нас заметили. Мы ж по чертовой гряде тащились, будто цел очки. – Он сплюнул на траву, раздраженно поскреб пальцем в дырке на рукаве. – Чертовы испанцы!
Харпер зевнул – пошире, чтобы видел притаившийся враг. И негромко произнес:
– Похоже, не миновать доброй драки, сэр.
Шарп ощерился.
– Кабы мы еще место могли выбрать. – Он встал. – Пойдем влево.
Левая, южная сторона склона с виду была побогаче укрытиями, но у Шарпа созрела жуткая убежденность, что француз намного превосходит числом и наверняка засел также на флангах. Капитан дунул в свисток и показал на юг. Рота возобновила движение, а Шарп с Харпером тихо и постепенно предупредили стрелков, что наверху вражеские пехотинцы.
Керси отстал от красных мундиров и вскарабкался к Шарпу.
– Шарп, что мы делаем?
Стрелок сообщил ему о вольтижерах. На лице Керси появилось торжество – он оказался прав!
– Я же вам говорил, Шарп. Пастбища, села. Они цепко держат местность – источник продовольствия. Ну, и как теперь будете выкручиваться?
– Уже выкручиваемся, сэр.
– Как?
– Не имею представления, сэр. Ни малейшего.
– Шарп, я же вам говорил! Отбить «орла» – это, конечно, здорово, но тут, на вражеской земле, все обстоит иначе, верно? Эль Католико французам не поймать, должно быть, он их учуял и исчез. А мы – подсадные утки.
– Да, сэр.
Что толку спорить? Будь золото у Эль Католико, он бы, наверное, вообще сюда не сунулся. Огибая холм, Шарп понимал, что в любую минуту его поход может оборваться, что рота зажата между вольтижерами и кавалерией, и еще месяц в штабе армии будут гадать, что же приключилось с капитаном Шарпом и его людьми, получившими невыполнимый приказ доставить испанское золото.
Он повернулся к Керси.
– Ну, так где же Эль Католико?
– Сомневаюсь, Шарп, что он захочет вам помочь.
– Но ведь без этого он не получит золото, верно, майор? Я так думаю, он с удовольствием даст французам разделаться с нами, а после устроит на них засаду.
Керси кивнул.
– Больше ему не на что надеяться.
Впереди развернулся кругом образованный стрелок Танг, великий охотник до споров.
– Сэр!
Это был его последний крик. Грянул мушкетный выстрел, всего в двадцати ярдах от стрелка над камнем взвился дым, Танг крутанулся юлой и упал. Шарп, забыв про Керси, бросился вперед. Харпер залег и высматривал человека, который выстрелил в Танга. Шарп пробежал мимо него, упал возле стрелка на колени, приподнял его голову.
– Исайя!
Голова была тяжела, глаза не видели. Пройдя между ребрами, мушкетная пуля убила Танга, едва он выкрикнул предупреждение.
Донесся скрежет шомпола – вражеский солдат забивал в мушкет новую пулю. Тут выстрелил его напарник, но свинец просвистел в дюйме от Шарпа, потому что вольтижера заметил Харпер. Винтовочная пуля оторвала француза от земли, тот раскрыл рот, но оттуда вместо крика хлынула кровь.
Шарп все еще слышал скрежет шомпола; он встал с винтовкой Танга и кинулся вперед. При виде британского офицера вольтижер струсил и пустился на четвереньках назад. Шарп выстрелил ему в поясницу. Мушкет вывалился из ослабевших рук, а его владелец, корчась от боли, покатился по склону.
Пэрри Дженкинс, напарник Танга, едва не плача, склонился над трупом друга, отстегнул подсумок с патронами и флягу, а Шарп бросил ему освободившийся штуцер.
– Лови!
В его ранец ударила французская пуля, толкнула вперед, и капитан понял, что неприятельская цепь растянулась по всему гребню, перекрыв им путь на юг. Он дал роте знак залечь и бегом вернулся к Дженкинсу.
– Все забрал?
– Да, сэр. Вот ведь черт, сэр! Эх, черт, сэр…
Шарп хлопнул его по плечу.
– Брось, Пэрри. Не твоя вина. Вниз!
Они двинулись вниз по склону, спеша укрыться среди скал. Над головами свистели мушкетные пули. Мертвого Танга пришлось оставить – еще один стрелок не вернется домой из Испании. Или здесь уже Португалия? Шарп подумал о школе в средней Англии, где Танг когда-то довольно сносно выучил языки. Вспоминает ли там кто-нибудь умного парня с добрыми глазами, на свою беду пристрастившегося к выпивке?
– Сэр!
Ноулз показывал назад; Шарп упал, перевернулся на живот и глянул в ту сторону, где они столкнулись с французами. Солдаты в выцветших голубых кителях с красными погонами срезали угол склона.
Он повернулся на спину, лицом к своим.
– Стрелки! Примкнуть штыки!
Французы тоже должны были понять эту команду. Понять и оробеть. Пока он бежал к убитому Тангу, его мозг машинально подсчитал пули, пролетевшие мимо, и пришел к выводу – хоть и не оформил его как мысль: у вольтижеров на этом фланге довольно редкая цепь. Французы не ждали рукопашной, они рассчитывали, что англичане, напоровшись на заслон, отступят к подножию холма, где ждет, все еще не показываясь на глаза, кавалерия.
– Лейтенант!
– Сэр?
– Пойдете за нами.
Выиграем десять минут, подумал Шарп, но, может, прорвемся через заслон. А там, глядишь, найдется подходящее местечко для обороны… Нет, безнадежно. Но все лучше, чем бежать стадом жирных баранов под кнутом пастуха.
Он выхватил палаш, тронул пальцем лезвие и поднялся на ноги.
– Вперед!
В каждой паре один бежал, другой прикрывал, и Шарп услышал, как треск штуцеров разорвал утреннюю тишину. Французы подняли головы, чтобы встретить огнем короткую, жидкую цепь солдат в зеленых мундирах, отборных английских стрелков, с криками бегущих в атаку. Каждый британец держал в руках винтовку Бейкера, увенчанную двадцатью тремя дюймами сверкающей стали.
Ближние вольтижеры повернули назад, иначе бы им не миновать гибели от крутящихся винтовочных пуль, не знающих промаха на расстоянии в полсотни ярдов. Рота не останавливалась, Шарп бежал впереди, палаш блестел перед грудью, а штуцер бил по спине. Он видел французскую пехоту и выше, и ниже на склоне холма, но мушкеты годятся для чего угодно, только не для точного боя, поэтому капитан не обращал внимания на огонь противника – у его роты сейчас больше шансов.
Один из англичан упал – пуля вошла в ягодицу, – но его подхватили и потащили в брешь, и впереди маячило лишь несколько струсивших французов – им не хватило соображения свернуть к вершине. Один обернулся с мушкетом наперевес и оказался лицом к лицу с громадным ирландцем – тот умело всадил сталь между его ребер, затем двинул француза ногой, чтобы освободить штык, и поспешил дальше. Другого вольтижера Шарп свалил палашом, но за миг до гибели тот попытался парировать удар мушкетом. Догоняя своих, Шарп успел подумать, что на клинке наверняка осталась здоровенная щербина.