Зимобор молча выдержал взгляд князя. Он не мог дальше скрывать свое обручение, которое определяло его прошлое и его будущее.

— Так у меня, выходит, не только дочь, а и зять почти что есть. — Князь недоверчиво усмехнулся и ущипнул левый ус. При этом он не отрывал взгляда от лица собеседника, точно пытался рассмотреть, сколько в этом правды.

— Когда обручалась, она думала, что сирота без роду-племени и сама за себя решает.

Зимобор понимал князя лучше, чем тот догадывался. Он очень живо представлял, что подумали бы в Смоленске, если бы Избрана вдруг, никого не спросясь, обручилась с каким-нибудь пришлым иноземцем!

— Но если это и правда моя дочь, то за кем ей быть — мне решать.

— А ты сам уже один раз мне ее обещал.

— Обещал? — Столпомир поднял брови. — Когда это? Я ведь знаю, что в дружине болтают. Дескать, кто мою дочь найдет, тот ее в жены получит и мою землю за мной унаследует. Но мы ведь не в кощуне. Не обещал я такого, бабы выдумали...

— Не выдумали. Я — Зимобор, сын Велебора смоленского. Десять лет назад ее за меня сватали, и ты согласился, и нас с ней обручили. У меня и перстень есть... — Зимобор положил руку на пояс под полушубком. — Половина перстня... Смоленская земля — моя по праву, мой отец ею владел. И мне ее в наследство оставил. Только дети княгини Дубравки мне уступить не хотели, низким родом матери попрекали и даже извести пытались. А я не хотел над отцовским курганом кровь родичей проливать. Теперь вижу, что зря уступил. Уж я бы не пустил братца Буяра воевать.

В гриднице было полно людей, но она казалась пустой. Никто даже не охнул при этом известии, настолько оно показалось невероятным.

Только князь Столпомир даже не переменился в лице. Он пристальнее взглянул на собеседника, пытаясь понять, говорит ли он правду, действительно ли это сын Велебора смоленского или все-таки брат его младшей жены, решивший воспользоваться случаем и занять место своего родича.

— Увидим смоленских — спроси у кого хочешь, — предложил Зимобор, понимая его сомнения. — Тебя-то я мог бы обмануть, но их — нет. Вот, смотри.

Он развязал кошель и вынул застежку для плаща, где в круг был вписан золотой сокол — знак Перунова рода. Золотой сокол блеснул в пальцах, как солнечный луч, вдруг вырвавшийся на волю из мрака безвестности, в гранатовом глазу вспыхнула багровая искра — казалось, птица Сварога проснулась после долгого сна. Столпомир внимательно посмотрел на застежку в протянутой ладони, но в руки не взял — это был оберег чужого рода.

— Значит, ты... — проговорил Столпомир, не отрывая взгляда от сокола, потом все же поднял глаза на Зимобора. — А я думал...

— Что ты думал?

— Не важно. Ну, так хочешь стать смоленским князем? — прямо спросил Столпомир.

— Хочу, — просто ответил Зимобор.

Князь смотрел ему в глаза. С самого начала Ледич, якобы сын старосты Корени из-под Торопца, внушал ему противоречивые чувства. Он держался просто и весело, был своим в дружине среди кметей, как рыба в воде, но князя не покидало смутное ощущение, что здесь он встретился с чем-то большим. В Ледиче не было заносчивости, но была уверенная гордость; он умел одинаково хорошо и драться, и договариваться с самыми разными людьми на нескольких языках. Трудные задачи не вызвали у него ни робости, ни даже удивления — он словно бы с рождения привык, что ему будут доставаться именно такие задачи. И эта уверенность в своей избранности была подозрительно знакома князю Столпомиру... Слишком напоминала ему его самого в молодости, когда он, рожденный сыном, внуком и правнуком князей, был уверен, что люди и боги не сводят с него глаз.

— Ну, значит, я еще не так стар, чтобы из ума выжить! — Столпомир усмехнулся и подкрутил ус. — Ты мне с самого начала его напоминал — того, кто приезжал сватать мою дочь десять лет назад. Но, думал, может, и правда родич по матери, вот и похож...

— А я же говорил, что он... — начал Судила и запнулся, сам запутавшись в своих толкованиях.

— Ладно! — Князь хлопнул ладонью по столу. — Вернешь мне мою дочь — я тебе верну смоленский стол. А теперь хватит болтать — завтра поутру выступаем.

Когда полотеское войско вышло к Оршанску, их здесь никто не ждал. Смоленские князья уже давно думали поставить здесь городок, чтобы закрыть дорогу возможным набегам, и этим делом было поручено заняться Буяру. Сейчас готов был только занесенный снегом вал да временный тын. Серьезным препятствием для войска и защитой жителей он служить не мог.

Передовой отряд Столпомира, выходя из леса, еще видел, как спешно закрывались ворота за последними жителями, прячущимися под защитой воеводской дружины. Из окошек поселка еще поднимался дым от топящихся печек, но ворота стояли раскрытыми, на снегу виднелось множество следов поспешного бегства.

Князь Столпомир, опытный в походах, заранее приказал вырубить в лесу крепкое бревно. Но Зимобор просил не торопиться пускать его в ход.

— Осада, драка, еще загорится, а люди, скорее всего, заперты! — говорил он. — Как бы не случилось чего... с ней. Погоди, княже, ворота выломать мы всегда успеем. Деваться им теперь некуда.

— Чего же ты хочешь?

— Пусти меня вперед.

— Сколько человек тебе надо?

— Никого не надо. Пойду поговорю с Буяром, если он сам здесь. Может, уговорю миром отдать пленников. Он ведь не слепой, видит, что у нас людей в десять раз больше, чем у него дружина.

— Ты своего брата знаешь. — Князь Столпомир усмехнулся. — Отдаст он миром то, что однажды взял?

— А не отдаст миром, я его на поединок вызову. От этого не откажется. Побоится, что трусом посчитают, и выйдет.

Против этого предложения князю Столпомиру было нечего возразить. Даже если его несостоявшийся зять будет побежден в поединке, у полочан оставалась в запасе возможность выломать ворота. Но Столпомир всей душой желал Зимобору победы: он вовсе не хотел, чтобы в тесном городке, где заперта его дочь, началось сражение.

У Зимобора была и другая, не менее весомая, причина всеми силами избегать битвы. Среди Буяровых людей легко мог оказаться кто-то из кметей прежней отцовской дружины, кто-то из ближней дружины самого Зимобора. Да и Буяровых кметей, которых в Смоленске прозвали «братья-разбойники» за их буйные нравы и шальные выходки, он всех отлично знал. И он вовсе не хотел увидеть в строю напротив себя Вересича, Годилу, Глухаря или еще кого-то. Что он, самозванец какой-нибудь, вынужденный занимать престол с помощью чужого оружия? Зимобор понимал, что избежать этого теперь будет очень трудно, и все сильнее осознавал, какую страшную ошибку совершил, не явившись на погребение отца. Его не пустила туда Младина, но зачем он вообще стал ее слушать? Но то дело прошлое, его не поправишь. А в будущем Зимобор теперь был готов на все, лишь бы избежать битвы между полочанами и смолянами.