— И ты здесь, сокол залетный! — Горденя тоже его узнал. — Вот где нашелся! Здравствуй, или не признал меня? А ведь невеста твоя тоже пропала. И она пропала, и она с нами в беседе была, а теперь не знаю, где она! — с досадой окончил он, глядя на Зимобора весьма хмуро.

Поутихшая было ревность вспыхнула снова. В душе Горденя был убежден, что будь Дивина его собственной невестой, с ней бы не случилось ничего плохого. Уж он бы, доведись ему добиться любви такой девушки, не бросил бы ее на целых полгода и не жил бы где-то за лесами и долами, не сидел бы на пирах в княжеской гриднице!

— Я его знаю, княже, — с усилием стараясь казаться спокойным и не выдать, как похолодело все внутри при этих словах, выговорил Зимобор. — Он из Радегоща.

— Да и я его знаю! — заметил десятник Звонец, усиленно протирая слипающиеся глаза. — Помнишь, Вьюга, прошлой зимой драка была?

Кое-кто стал усмехаться при этих словах, вспоминая, как прошлой зимой молодые кмети схватились с посадскими парнями, которым показалось, что пришлые слишком уж досаждают радегощеским девушкам. Горденя тогда так отличился, что его вспомнили многие.

— Да я отца твоего знаю, вспомнил и тебя теперь. — Князь Столпомир тоже кивнул. — Дружина, говоришь?

Горденя только кивнул.

— Откуда же ей там взяться? Может, варяги?

— Нет, княже, не варяги. Может... — Горденя еще раз оглянулся на Зимобора. — Смоляне, может. Ну, не знаю. Некогда мне было разбирать, пока голову не снесли.

— Завтра утром выступаем, — решил князь и обвел глазами гридницу. — Простите, гости дорогие, пировать на сегодня хватит, остальным спать, чтобы завтра на заре готовы были.

— Нет, княже! — вдруг подал голос Зимобор и шагнул вперед. — Не завтра. Сейчас.

Теперь все повернулись к нему.

— Это еще почему? — настороженно спросил князь. Он очень осторожно принимал решения в конце пира, зная, что думает теперь не разум, а хмель. — О невесте беспокоишься? — Он мельком взглянул на Горденю, которого отроки уже усадили на скамью в дальнем конце и поили пивом. — А я и не знал, что у тебя в Радегоще невеста. Ты не говорил. Кто она? Чья дочь?

«Твоя, княже!» — хотел ответить Зимобор, но промолчал.

— Надо выступать сей же час! — продолжал он вместо этого. — Ведь там же твоя дочь! Твоя дочь в полон попала! Если сейчас не поспешим, не найдем ее уже никогда! Она — там, в посаде! А посад... — Он оглянулся на Горденю, а тот уже спал, уронив голову на стол, усыпленный теплом и пивом после долгой холодной и голодной скачки. В его могучем кулаке на столе был зажат кусок хлеба.

Но выступить немедленно не получилось: князь побоялся вести в зимнюю ночь перепившуюся дружину, опасаясь слишком многих потерять в снегу. Дремлющие в седлах и на ходу попадали бы в сугробы и там заснули бы навек. Пришлось ограничиться тем, что пир прекратили, всем было велено спать.

Только сам князь Столпомир почти не сомкнул глаз, то вставал, то снова ложился и ворочался под шкурой, изнывая от беспокойства. Он не успел даже поверить толком, что его пропавшая, забытая дочь вернется, и вот уже ему снова грозит потерять ее навсегда! Что за напасть на этот раз? Едва ли варяги могли незамеченными попасть так далеко в глубь кривичской земли. Но если не они, то чья еще многочисленная и хорошо вооруженная дружина могла здесь оказаться? Только смоленского князя. Вернее, смоленской княгини. Князь Столпомир очень хорошо помнил ту давнюю войну с Велебором, развернувшуюся именно в этих местах. И сейчас у него была как никогда весомая причина постоянно вспоминать эту войну...

Утром, наконец, князь вышел к Радегощу со своей ближней дружиной, велев витьбескому старосте собрать и отправить следом местное ополчение. Не зная, что за противник его ждет, он не хотел пренебрегать лишними силами, и вслед за дружиной после полудня отправилось около сотни пеших ратников, вооруженных копьями, рогатинами, топорами и луками.

Из-за глубокого снега, занесшего лед Лучесы, двигаться быстро не получалось. Еще до сумерек дружине встретились люди из самого Радегоща, посланные воеводой Порелютом. От них узнали, что Горденя сказал чистую правду. Кто именно на них напал, радегощцы тоже не знали, но они принесли хотя бы те утешительные вести, что детинец разорен не был. Напавшие, кто бы они ни были, не решились брать его в осаду, а значит, не располагали силами для встречи с самим полотеским князем. К тому времени как воевода Порелют смог послать гонцов, нападавшие уже покинули разграбленный посад, уводя людей и увозя добычу. Но преследовать их в одиночку воевода не решился и ждал помощи. Никто не знал даже, в какую сторону они ушли: обильный снегопад уничтожил все следы.

Радегощ бурлил и гудел. На посаде оказалось два двора, выгоревших полностью, еще три или четыре обгорели слегка, но, к счастью, перемена ветра и обильный снегопад помешали пожару распространиться. Князя и его дружину, прибывшую через четыре дня после набега, встретили с восторгом и ликованием. Еще на въезде в посад княжеского коня обступили старики. Отцы и деды уведенных парней и девушек, в ту ночь пировавшие у старосты Стрижака, теперь жаждали скорее отправиться в поход, чтобы вызволить своих детей и внуков. Вот только куда идти, они не знали и ждали, что князь им на это скажет.

И князь не отказывался: уверяя, что во всем разберется и поможет, он отправился в детинец, а довольные радегощцы разошлись по дворам проверять уже уложенные припасы и оружие.

— Что же ты, сокол мой, ни одного лешего не захватил? — негромко, чтобы не слышала дружина, спросил князь у воеводы Порелюта. — И как теперь искать их будем: поди туда — не знаю куда?

— Так я с ними и не сталкивался вплотную, — пробормотал молодой воевода, отворачивая румяное от стыда и досады лицо. — Бились они в посаде, с посадскими. А ко мне в детинец поломились немного, в ворота постучали, да и ушли. Нам ночью со стены и не разобрать было, кто они и сколько. Но у меня есть... На улицах пяток трупов подобрали.

— Вот подарок! — Князь хмыкнул. — А чародей у тебя есть, чтобы мертвых говорить заставил?

— Такого нет. Тетка Елага говорит, не берется она за подобные дела. Она у нас по травам больше...