Если в конце ночи кому-то и снились сны, Кадия к их числу не принадлежала. Хотя она вновь взяла свой меч, почему-то в душе у нее воцарился мир. Джеган совсем оправился и разделил с ней завтрак, к молчаливому, но явному неодобрению Оллы и Рунны.

Мысли Кадии занимала библиотека — та комната, где она видела много книг и свитков.

Если она узнает побольше о прошлом, не удастся ли ей лучше разобраться в том, чего от нее требует настоящее?

— У наших Говорящих есть своя ткань времени, — заметил Джеган, когда она сказала ему, где думает начать поиски. — В некоторых селениях хранятся очень старые свитки. Но читать их, а затем толковать способны только они сами. У них эти знания от рождения. Так же как птенец, когда он достигает положенного возраста, вылетает самостоятельно, так и они читают. То, что для одних остается тайной за семью печатями, для других — хранилище знаний.

— Ну а ты, охотник? Эти записанные истории тебе ясны?

Раз у оддлингов имелся свой способ сохранять прошлое, возможно, он основывался на каком-то искусстве, которым владели их наставники — Исчезнувшие. В таком случае помощь Джегана была бы бесценной. На помощь хасситти Кадия особенно не рассчитывала, так как у нее сложилось впечатление, что они упрямо сохраняли многое им непонятное.

— Нет, Пророчица, я владею иными знаниями — о повадках животных, о растениях в болотах, о временах года. Эти знания я получил, потому что птенцом был отдан в обучение Рус-лугу, величайшему охотнику в моем селении. Кое-чему я научился от твоих соплеменников, так как жил в Цитадели и служил королю. Но древние тайны, записанные на свитках… тут не жди от меня многого.

Кадия ухватилась за последнее слово.

— Ты сказал «многого», так, значит, что-то тебе известно?

Джеган заерзал и, поспешно схватив кубок, начал пить, словно в размышлении оттягивал ответ.

— Пророчица, Говорящая моего клана всегда старалась приобрести больше знаний. Когда юношей я был болотным гонцом и искателем старинных вещей, она показала мне, чему отдавать предпочтение. Я умею распознавать некоторые древние знаки. И все.

— Но это уже кое-что, — возразила Кадия и отставила свою пустую миску, слизнув с ложки последние капли похлебки. — Я бы могла многому научиться, но мне не нравилось терять часы в спертом воздухе библиотеки, как и тратить их на вышивание красивых узоров. У Харамис была любовь к знаниям, у Анигели — ловкие пальцы, а у меня были болота.

Комната, где хранились записи, ошеломила Кадию. В первый раз она просто заглянула в нее с порога, когда хасситти водили ее по своим хранилищам. Теперь, когда она попросила проводить ее туда снова, с ней отправились трое, и двое несли светильники.

Поиски обещали быть тяжелой задачей, тем более что она не знала, что ищет. С порога светильники озарили только переднюю часть комнаты. Полки, которые увидела девушка, были завалены свитками — в футлярах и без, брошенными на милость времени, а может быть, и насекомых-точильщиков. Под полками у стен громоздились ящики, а между ними виднелись толстые книги, вроде тех, которые торговцы иногда привозили ее отцу. Он брал их охотно, хотя их содержание могло и не поддаваться прочтению. Крышки их переплетов были деревянными, и многие скреплялись металлическими застежками.

С каких начать? И что искать? Не тайны магии и заповедные предания, которые всегда влекли Харамис. А историю тех, кто написал все это. Да, магией они владели, но Кадия хотела узнать больше о них самих, о том, куда они удалились и почему. Что-то подсказывало ей, что сновидцы, предсказавшие приход Зла, были связаны с миновавшим и что настоящее порождалось прошлым.

Хасситти остановились у двери. Они сердито защебетали между собой, когда Кадия забрала у одного светильник, который отдала Джегану, а второй взяла сама. Они загородили дверь, словно чтобы помешать ей войти, но посторонились, когда она решительно шагнула внутрь.

Кадия высоко подняла светильник. Джеган отошел к ближайшей стене, и лучи его светильника упали на ящики, свитки и тусклый металл книжных застежек. Хотя света было мало, она увидела неподалеку стол, заваленный свитками в футлярах, и кресло с богатой резьбой, в завитушках которой скопилась белесая пыль.

Вот и место для работы! Кадия опустила светильник так, чтобы яснее увидеть столешницу. Прямо перед креслом свитки были отодвинуты в сторону. Блеснула металлическая трубка, поставленная в вазу. Рядом лежала полоска пергамента, теперь почти такая же темная, как поверхность стола. Видимо, того, кто сидел тут последним, внезапно оторвали от его занятий.

Кадия провела пальцем по пергаменту, на палец налипла пыль, скрывавшая какие-то знаки — волнистые линии, какие она видела на стене первого здания, в которое они вошли.

— Джеган! — подозвала она охотника. — Посмотри-ка!

Охотник нагнулся над пергаментом, а потом провел пальцем под верхней линией, словно это могло подсказать ключ к разгадке.

— Это, — сообщил он, — знак, обозначающий горы.

Кадия удивилась. Горы на севере и востоке надежно защищали Рувенду, пока магия Орогастуса и людское предательство не преодолели эту преграду и не принесли смерть в единственный мир, который она знала. Харамис отправилась в горы за Знаниями и Силой, а потом вернулась в них по доброй воле, чтобы отточить постигнутое и обрести еще больше Знаний.

Кадия видела горы лишь издали, когда посещала земли, отвоеванные у болота. Эти небесные высоты были населены, но их жители никогда не спускались в низины, а люди остерегались их тревожить.

— А дальше? — спросила девушка.

Джеган пожевал губами и опустил пониже собственный светильник, который вдруг задрожал в его непроизвольно дернувшейся руке.

— Вот! — Его голос исполнился тревоги, а палец уперся в точку другой волнистой линии, в которой как будто не выделялось отдельных букв. — Зло… Великое Зло. Это предостережение.

Вновь его палец заскользил по линии, потом он покачал головой:

— Пророчица, больше я ничего прочесть не могу.

— Кто-то писал здесь, — рассуждала девушка вслух, — что-то важное, я уверена. И оставил лежать на виду. Нарочно? Чтобы предостеречь тех, что придут после? Горы и Зло… предвидение? У Орогастуса было тайное убежище в северных горах. Он собирал тайные знания и захватил бы Харамис, не воспротивься она, потому что думал почерпнуть у нее то, что ему было неведомо. Предостережение против Орогастуса из глубин времени?

Но заглянуть настолько далеко в будущее? Возможно ли это? Навряд ли. Значит, некогда в горах пребывало Зло столь сильное, что даже Исчезнувшие сочли нужным предупредить о нем. Она обернулась к Джегану:

— Горы… Ты знаешь их знак. Поищем его сначала тут.

Такая маленькая подсказка! Сколько придется потратить времени? А если они и отыщут другой такой знак, что толку, если остальные им ничего не скажут?

— Пророчица, — медленно произнес Джеган, — ты вновь надела меч суровой справедливости. Может, он поспособствует нам в поисках?

Кадия с удивлением поставила светильник и вынула меч, старательно избегнув прикосновения к прищуренным глазам талисмана. Глаза, дабы видеть. А верхний таил Силу Древних. Подчиняясь безотчетному порыву, девушка наклонила рукоять к пергаменту, пролежавшему тут столько времени.

— С-с-с-с-а-а-а, — Джеган зашипел, как змея саль.

Кадия крепко сжимала меч. Он не сопротивлялся ей, но верхний глаз широко открылся и отбросил кружок света на длинную полоску.

Часть волнистых линий начала менять цвет, хотя краски были неяркими. Темно-зеленые оттенки, точно плавающие листья ликана, красные пятнышки — как капли крови, расплывающиеся в воде. Голубизна, а рядом мазок синевы, переходящий в лилово-бурый цвет трясинного ила.

Сплетение, ей вовсе не понятное. И не похожее ни на какие известные ей письмена.

Джеган вытаращил глаза.

— Записи Говорящих!

— Ты их можешь прочесть? — Кадия все еще надеялась. Если это письмена оддлингов, так Джеган, конечно, разберется в них!