– Идемте в другой храм, – звал нас Коля, – там еще лучше фаллосы – настоящие, а не стилизованные!

Галя считает мои расходы за истекший день:

– …потом мы поприветствовали Будду на сто пятьдесят бат, потом я тебе пятьдесят давала на пожертвование, потом мы на сто бат Изумрудному Будде положили копейками…

Во Франкфурте художники Борис Алимов и Валерий Васильев спросили у Асара Эппеля:

– Слушай, Асар! Эта жена Лёни Тишкова – что она хоть за писательница такая?

– Марина Москвина?! – воскликнул Асар. – Это потрясающая писательница!

– Как хорошо, – сказал потом Лёня, – что они на Асара напали, а не на кого-нибудь другого. А то он бы им ответил…

Прозаик Н., в отчаянии:

– Критики меня не жалуют, ты бы посмотрела на эти лица – пропитые, все прокуренные рожи. В ЦДЛ сидят, пиво пьют и злословят – вот и все критики. Ничего святого у них нет. В старых растянутых свитерах и коричневых брюках!

– Ну, кто из вас евреи? – строго спросил Слава Пьецух, приблизившись к нашей дружеской компании в буфете ЦДЛ.

“Каждый раз, проходя мимо зеркала в ванной, – пишет мне из Берлина старина Эфраим Соловей, – обращаюсь к себе на повышенных тонах, яростно сжимая кулаки: «Эфраим!!! Ты здоров!!! – десять раз. – Ты юн!!! И телом, и душой!! – не менее десяти. – И не финти!!!»”

– Сегодня у моих бабушки с дедушкой бриллиантовая свадьба, – сообщила Бородицкая. – Мало того, что они родились в один день, так они, представляешь, в этот свой день рождения еще и ухитрились пожениться!

Посылаю в журнал “Знамя” отрывок из моей книги коротких историй “Танец мотыльков над сухой землей”.

– Выброси диалог про журнал Men’s Health, – посоветовал Лёня. – Давай не будем рекламировать более удачливые журналы…

Я пригласила в ресторан отца Льва, детей и внуков, говорю – заказывайте кто что хочет. Все набрали – пасту “Карбонара”, шоколадные коктейли с мороженым, пирожные с горячим шоколадом… А папа взял блинчики с мясом.

Я говорю ему:

– Лёва, ты дома все время ешь блинчики с мясом и в ресторане заказываешь.

– Это чтоб не увлекаться ресторанами, – отвечает Лев. – А такое впечатление будет – ну дома блинчики с мясом – и в ресторане то же самое… Какая разница?

С Илюшей и Арсением приходим в Исторический музей, там выставка из Алмазного фонда – ордена, монеты, короны золотые, усыпанные жемчугами, изумрудами и бриллиантами. Археологические раскопки, монеты, серебро… На маленького Арсения все это произвело впечатление. В отличие от Ильи, бывалого зрителя всяческих чудес, который на все алмазы и сапфиры размером с куриное яйцо спокойно говорил, что у него есть и не такие…

В столовой Дома творчества “Переделкино” патриотическое писательское крыло обсуждает поэта Ивана Жданова, который, как я поняла из их беседы, занялся издательской деятельностью. Они с ним имели серьезный разговор и пришли к выводу, что Ваня полностью денационализирован.

– Народ, который его породил, разлагается, а ему хоть бы хны, – возмущались они. – Космический взгляд на вещи, видите ли! Соколова издал!.. Издал бы меня!!! Или…

Стали перечислять достойные кандидатуры, как вдруг в этот список затесался Давид Самойлов. Но мигом вылетел:

– Ой, то есть не Самойлова, а… Рубцова!..

Профессор Яско Танака из Киото рассказывала про одного знаменитого японского дирижера – после концерта он приходил всегда с женой на кладбище, где похоронены его тесть и теща, чтобы отпраздновать успех в их присутствии…

На стене кабинета музыки висит чей-то портрет – ужасно всклокоченный.

– Вот это кто, по-вашему? – спрашивает на родительском собрании учительница пения.

Лёня говорит:

– Григ.

А это оказался Эйнштейн.

Прихожу домой за полночь с вечеринки.

– И как на это прореагировал твой обманутый муж? – спрашивает папа.

На что мать моя Люся кричит из своей комнаты:

– Да наши обманутые мужья живут лучше, чем у других необманутые!..

– Прошу тебя, – говорила я Дауру Зантарии, – будь очень строг, читая мой роман, и где что не нравится – бери и переписывай заново!

– Я должен тебе сказать, Марина, но только без обид, – Даур сделал паузу. – Ты очень много тратишь времени и внимания на совершенно не заслуживающий этого предмет – человечество. Оно не оправдало себя.

Почему-то Юрию Ковалю никак не давали Государственную премию. Сколько раз выдвигали – и все напрасно. Детская секция Союза писателей не сдавалась и продолжала выдвижение. Знойным июлем собрались мы в конференц-зале и вновь стали восхвалять до небес достойнейшего Юрия Иосифовича.

Сам он сидел во главе стола, будто принимал парад, а его друзья – Роман Сеф, Юрий Кушак, Серёжа Иванов, Яков Лазаревич Аким, Юрий Норштейн и другие – проходили перед ним, как кремлевский гарнизон.

– Какой великолепный Коваль, – сказала мне Дина Рубина. – Он похож на главаря рэкетиров. Так и кажется, что за окном ждет его серебристый мерседес.

– У меня на участке – гадюки, – рассказывал Леонид Сергеев. – Гости боятся ко мне ходить. А соседи кагор держат специально – вдруг с моего участка к ним приползет гадюка и укусит, а кагор – он нейтрализует яд. Однажды я увидел гадюку – взял и в лес отнес. “Вот и правильно, – одобрил Юрка, – а то, если б ты ее убил, все гадюки явились бы и тебя покусали, и твоих собак!”

Я принесла ему в подарок небольшую кость мамонта, столь тщательно завернутую в салфетку, что Коваль подумал – это бутерброд с сыром. Кость мамонта он принял со словами:

– Спасибо, карман не оттянет, а вдруг пригодится?

Завершал праздник Юлий Ким.

– После всего перечисленного осталось добавить, – сказал старый друг выдвиженца, – что Юра – чудесный шахматист и прекрасный семьянин!

Смех Наташи Коваль заглушили бурные аплодисменты.

– Ты, Юр, не говоришь по-английски? – кто-то спросил у Коваля.

Он ответил:

– Я по-русски-то еле говорю…

Даур Зантария:

– Я проспал твою передачу про меня! Причем заснул не во вре́мя, а ДО!

Когда Лёня в Париже снимал свою Луну, с ним повсюду ездила съемочная группа: фотограф Тим Парщиков, продюсер Ольга Осина и водитель Айнер – энциклопедических знаний латыш, полиглот, воин иностранного легиона в Африке, воевавший в Афганистане, тонкий знаток аюрведы и специалист по воскрешению из мертвых.

Съемки проходили глубокими ночами, под проливными дождями, потом похолодало, подул ветер ледяной и повалил снег, мы все простудились, и он отпаивал нас травяными сборами, в том числе незабываемым настоем трав для согревания сердца.

При этом время от времени у Айнера звонил телефон, и он кричал в свой мобильник на французском нерадивому арабу – поставщику наркотиков:

– Что ты за дурь притащил? Это дерьмо, а не дурь! Мой друг выкурил за два дня то, что мы с ним выкуривали за две недели, – и всего только три дня не подходил к телефону!!!

– Однажды в детстве я провалился в полынью, – рассказывал Айнер, – а неподалеку стоял человек, и его шок обуял. Я пытаюсь выбраться, лед обламывается. Я ему говорю: “Слушай, сделай что-нибудь, придумай, палку протяни, прохладно ведь…” А он стоит, окаменелый. В общем, когда я выбрался и пошел – он так и остался стоять. Он там и сейчас стоит, я уверен…