– Видеомагнитофон у вас здесь есть? – прервала Рита, доставая из сумки кассету. Глаза у Виталика стали большие.

– Это у вас откуда?

"Оттуда"! – едва не сказал я, но вовремя спохватился.

– Добрые люди дали, – усмехнулась Рита. – Не надо лишних вопросов, Виталий! Мы тут люди умные…

– Сейчас! – воскликнул он и вылетел из кабинета. Обратно вернулся спустя минуту. – Шеф – в отъезде, кабинет свободен…

* * *

За накрытым столом сидели трое. Одного я узнал сразу – Ровда. Двое других были мне незнакомы. Но потому, как нахмурилось лицо Виталика, стало ясно: знает. Мужики чокались, закусывали и о чем-то оживленно беседовали, смеясь. Слов разобрать было нельзя – только нечто "бу – бу – бу". Запись, очевидно, шла только на встроенный микрофон видеокамеры, а между ней и комнатой, где сидела троица, было стекло: я заметил, когда был в кинобудке.

План съемки был один и тот же – камера, как видно, работала без оператора, застолье затягивалось, и я стал разглядывать обстановку комнаты. Обмеблировали ее по последнему провинциальному писку: диваны с пышными купеческими спинками, огромный ковер на полу, невысокий длинный столик, уставленный бутылками и закусками. Стульев не было. Как и шкафов. Зато диванов было чересчур: кроме двух, на которых восседала компания, еще три стояли вдоль стен. Эти, вдобавок, были покрыты пледами. У подлокотников стопками лежали небольшие подушки.

Мне уже начало надоедать это однообразное кино с чужим застольем, как дверь в комнату приотворилась, и я увидел знакомое лицо рыжей попадьи. Рита и Виталик встрепенулись. Попадья о чем-то спросила троицу, мужики дружно отозвались, и голова в дверях исчезла. Но почти сразу в широко распахнутую дверь вошли три голубые "монашки". Широко улыбаясь, они проследовали к столу и расселись среди гостей. Попадья осталась за дверью.

Мужчины захлопотали, наливая гостьям и о чем-то весело им говоря. Я присмотрелся. Одна из вошедших была уже знакомая мне круглолицая. Она чокнулась с Ровдой, и тот, одним глотком опрокинув рюмку в рот, покровительственно обнял ее за плечи.

С девочками застолье начинало приобретать другой характер. Скоро круглолицая уже сидела на коленях Ровды, другие мужчины вовсю лапали своих подруг. Первым не выдержал начальник милиции. Подхватив на руки круглолицую, он потащил ее к дивану у стены. Там его подруга, мгновенно сбросила с себя платье, и, присев, стала расстегивать брюки напарнику…

Я вздрогнул. Громкий отчетливый звук ворвался к нам с экрана телевизора. Кто-то убрал стеклянную перегородку в кинобудке. В следующую минуту, камера "наехала" на первую парочку, крупным планом выхватив искаженное страстью пьяное лицо Ровды. В будке появился оператор! Вдоволь поснимав главного милиционера Горки, камера вернулась назад. Один из гостей уже увел свою подругу к другому дивану (из-за стены его было видно плохо), оставшийся не стал церемониться и разложил свою "монашку" прямо у стола. Ее белые ноги без чулок смотрели пятками прямо в объектив. Стоны, ахи и вздохи, профессионально издаваемые женскими голосами, зазвучали в строгом прокурорском кабинете…

Я опустил взгляд. Виталик сделал то же. Рита сдалась последней. Отвернувшись, попросила:

– Промотай.

Звуки исчезли, а изображение замигало – Виталик включил ускоренный просмотр. Я бросил быстрый взгляд на экран телевизора и… закусил губу. Рядом зашевелился на стуле Виталик. Первой не выдержала Рита. Прыснув, она закрыла лицо руками, постанывая от смеха.

Оргия, старательно запечатленная на пленку неизвестным нам оператором, раскручивалась перед нами в ускоренном режиме самых первых фильмов. Движения людей были стремительны и судорожны, как будто они спешили получить удовольствие как можно быстрее. Вот самая ближняя к видеокамере парочка решила изменить позицию: мужчина кузнечиком отскочил в сторону, затем так же прыгнул обратно… Ровда работал у стены, как отбойный молоток на асфальте, а ноги круглолицей прыгали на его спине как палочки по барабану…

Мы хохотали, утирая слезы, дурной смех извергался из нас, и мы не могли остановиться. Наконец, Виталик нажал кнопку. Оргия завершилась: партнеры сползались обратно к столу. За ним прошла рокировка "монашек": круглолицая теперь сидела на коленях того, что прыгал кузнечиком. Ровда выбрал себе самую высокую…

– Кто это? – Рита ткнула пальцем в "кузнечика".

– Заместитель главы администрации Горки, – хмуро отозвался Виталик.

– А этот?

– Начальник отдела…

На Ровду Рита не стала показывать. Видимо, знала.

– У нас давно есть информация, что "монашек" посылают в другие города, даже в столицу, где они занимаются проституцией, – сердито сказал Виталик. – Это называется у них особое послушание. Заработанные таким образом деньги они отдают в общину. Признаться, я не верил, – снова вздохнул он. – Но после этого… – Виталик кивнул в сторону экрана. – Теперь ясно, почему милиция не хотела проверять сигнал, почему администрация так благоволила этому "отцу", – лицо его стало жестким.

– Уголовно не наказуемо, – заметила Рита. – Ну, собрались мужички, выпили, развлеклись с девочками…

– Есть в кодексе такая статья – сводничество, – возразил Виталик. – И содержание притонов…

Он хотел выключить видеомагнитофон, но Рита опередила:

– Промотай до конца!

…Это была та же комната, только уже прибранная и без мужчин. Три обнаженные по пояс девушки, склонив головы, стояли на коленях. Рядом ходила взад-вперед рыжая попадья с каким-то предметом в руках. Я присмотрелся: это была многохвостая плетка.

– Каетесь? – грозным голосом вопрошала попадья.

– Каемся, матушка! – вразнобой ответили тонкие голоса.

– Сладок был грех?

– Сладок, матушка.

– А епитимья – горька! Вот вам отпущение! Вот! Вот!

Мы ошалело смотрели, как она полосует плеткой тоненькие спины. Красные рубцы бежали по гладкой коже. Девушки стонали и вскрикивали, но ни одна не посмела вскочить.

– Каетесь? – еще раз спросила попадья, запыхавшись.

– Каемся, – послышались в ответ всхлипывания.

– Тогда идите и не грешите!

Когда "монашки", всхлипывая, выбежали за дверь, попадья торжествующе улыбнулась в объектив. Затем достала из кармана узкую черную коробочку и протянула ее к нам. Я увидел светлый пучок, брызнувший из коробочки, и все погасло. Это был пульт дистанционного управления! Все снимала она…

* * *

– Никто не знает, сколько этих "монашек" в монастыре, – сказал Виталик, когда мы вернулись к нему кабинет. – Живут они здесь без всякой прописки (и теперь понятно, почему милиция не обращает на это внимания), постоянно приезжают и уезжают. Все не местные. Местных девушек в "монашки" не берут принципиально. Ранее я не понимал, почему. Теперь ясно: здесь – семья, родственники, могут узнать…

– Как же их могли заставить? – спросила Рита. Лицо у нее было туча – тучей.

– Как и во всех сектах, – пожал плечами Виталик. – Я читал. Специально ходил в библиотеку. Исключительно вегетарианская пища, полный запрет на курение и спиртное, ежедневное промывание мозгов. В виде молитвы или медитации. Механизм отработан давным-давно. Человек теряет собственное "я" и становится полным рабом учителя-гуру.

– Не всегда, – возразил я, вспомнив подслушанный разговор круглолицей. – Некоторые уходят.

– Они же выпивают с клиентами, закусывают ветчинкой, – согласился Виталик, – поэтому, возможно, наступает прозрение. Но нам еще никто не жаловался. А для недовольных у них была не только плетка… – он поставил на стол одну из картонных коробок. – В ночь, когда дьяк на машине гнался за вами, – он посмотрел на меня, – я был дежурным. Постовые гаишники, увидев, что случай смертельный, поступили по инструкции – позвонили мне. Личность погибшего была установлена сразу, и мы поехали к нему домой. Жил он в монастыре, как и отец Константин со своей Раей. Мы вскрыли комнату, все вещи сгрузили в коробки, вот в эти. У меня только вчера руки дошли разобрать. Смотрите!